Константин Станюкович - Вокруг света на Коршуне
- А вы думаете, что можно говорить точно?
- Но все-таки...
- Это пусть говорят дураки-с, которые предвидят волю господа бога, а я предвидеть не могу-с. Помните, как за сто миль от Батавии, когда уж вы собирались на берегу разные фрикасе, с позволения сказать, кушать, нас прихватил ураган, и мы целую неделю солонину и консервы кушали-с?.. Помните?
- Ну, положим, помню...
- А не забыли, как мы штормовали в Индийском океане и ни туда, ни сюда - почти на одном месте толклись? А вы все это время, задравши ноги, в койке отлеживались?
- Что ж мне было делать?.. Мое дело машина, а когда она стоит, я лежу! - сострил добродушно механик.
- Я не к тому. Лежите, сколько угодно-с, на то вы и механик. А я спрашиваю, не забыли ли вы, какая гнусность была в Индийском?
- Еще бы забыть!
- То-то и есть! Так как же вы хотите, чтобы я вам ответил, как, с позволения сказать, какой-нибудь оболтус, для вашего утешения: придем, мол, в Кронштадт в такой-то день, в таком-то часу-с?.. Еще если бы у вас сильная машина была да вы могли бы брать запас угля на большие переходы, ну тогда еще можно было бы примерно рассчитать-с, а ведь мы не под парами главным образом ходим, а под парусами-с.
- Но все-таки, Степан Ильич, как вы надеетесь... в сентябре придем в Кронштадт? - все-таки приставал механик.
- Отчего не прийти. Может быть, и придем, если бог даст...
- Ну, вы все свое, Степан Ильич!
- И вы все свое... Каждый, батюшка, свое. А по-чужому я не умею-с. Уж вы не сердитесь.
- Да чего вы хнычете, Игнатий Николаевич. Придем, наверное придем в сентябре! - воскликнул Лопатин. - Степан Ильич ведь всегда Фому неверного строит... Сглазу боится.
- Вот вы и верьте Василию Васильевичу! Он у нас ничего не боится! промолвил штурман и во избежание дальнейших вопросов ушел из кают-компании.
Из Каптоуна решено было идти никуда не заходя, прямо в Шербург. И это решение сделать длинный переход встречено было с живейшей радостью: нужды нет, что придется под конец перехода есть солонину и консервы и порядочно-таки поскучать, только бы скорее попасть на родину.
"Коршун" вышел с мыса Доброй Надежды, имея на палубе пять быков и много разной птицы, так что все надеялись, что на большую часть перехода будет чем питаться и даже очень хорошо. Но в первую же бурю, прихватившую "Коршун" во ста милях от мыса, быки и большая часть птицы, не выдержавшие адской качки, издохли, и весь длинный переход обитателям "Коршуна" пришлось довольствоваться консервами и солониной.
Наконец, через пятьдесят дней плавания "Коршун" в первых числах сентября пришел в Шербург. И все было забыто: и опротивевшие консервы, и солонина, которыми поневоле угощалась кают-компания, и томительная скука, усилившаяся однообразием долгого перехода, во время которого моряки только и видели, что небо да океан, океан да небо - то ласковые, то гневные, то светлые, то мрачные, да временами белеющиеся паруса и дымки встречных и попутных судов. Забыты были и маленькие недоразумения и ссоры, обострившиеся от отсутствия впечатлений, и постоянная океанская качка, и отсутствие новых книг, газет и писем...
Теперь все знали, что были почти дома, и даже Игнатий Николаевич не сомневался, что "Коршун" скоро придет в Кронштадт. Но только скорей бы, скорей...
Однако пришлось простоять в Шербурге несколько дней, чтобы дать отдохнуть команде после долгого перехода, осмотреться и покраситься. Нельзя же вернуться домой не в том блестящем виде, каким всегда щеголял "Коршун".
И офицеры и матросы вознаградили себя теперь за долгое воздержание. Каждый день у матросов были за обедом превосходные щи со свежей говядиной, а в кают-компании такое обилие и разнообразие, что один восторг.
Из Шербурга предполагалось зайти в Копенгаген за углем и уж оттуда прямо в Кронштадт.
Наконец, нетерпеливые моряки дождались и Копенгагена... Еще сутки стоянки - и десятого сентября "Коршун" пошел уж теперь прямо домой.
IIIЧем ближе приближался корвет к Кронштадту, тем сильнее росло нетерпение моряков. Несмотря на то, что Игнатий Николаевич, любовно хлопотавший в своей "машинке", как он нежно называл машину "Коршуна", пустил ее "вовсю", и корвет, имея еще триселя, шел узлов до десяти, всем казалось, что "Коршун" ползет как черепаха и никогда не дойдет. И каждый считал своим долгом покорить Игнатия Николаевича за то, что ход мал.
- Взлететь на воздух, что ли, хотите? - посмеивался Игнатий Николаевич, показываясь минут на пять в кают-компании в своей засаленной, когда-то белой рабочей куртке, и снова исчезал в машину.
Но вот, наконец, и Финский залив. Все выскочили наверх.
Шел мелкий, назойливый дождь, пронизывало холодом и сыростью, мутное небо тяжело повисло над горизонтом. Но, несмотря на то что родина встречала возвращавшихся моряков так неприветливо, они радостными глазами глядели и на эти серо-свинцовые воды Финского залива и на мутное небо, не замечая ни холода, ни сырости.
- Рассея-матушка, братцы! - радостно говорили матросы.
Прошли еще одни сутки, бесконечно длинные сутки, когда нетерпение достигло, казалось, последнего предела. Многие не сходили с палубы, ожидая Толбухина маяка. Вот и он, наконец, показался в десятом часу утра, озаренный лучами бледного солнца. Дождь перестал... Был один из недурных осенних дней.
Еще полчаса, и раздался радостный звучный голос Лопатина:
- Свистать всех наверх на якорь становиться!
И такой же радостный окрик боцмана повторил эту команду.
Но все до единого человека и без того были наверху и жадными глазами смотрели на видневшийся за фортами Кронштадт. Матросы снимали шапки и крестились на макушки церквей.
- Первая пли... вторая пли... третья пли! - дрожащим от волнения голосом командовал Захар Петрович, не спавший ночи от нетерпения поскорее обнять своего сынишку.
Выстрелы салюта крепости гулко разнеслись по кронштадтскому, уже опустевшему рейду. В амбразурах одного из фортов пыхнули дымки ответных выстрелов входившему военному судну.
- Из бухты вон, отдай якорь! - раздалась команда старшего офицера.
Звякнула цепь, грохнул якорь, - и "Коршун" стоял неподвижно на Малом рейде. Счастливые и радостные моряки поздравляли друг друга.
Ашанин побежал вниз собираться на берег, чтобы с двенадцатичасовым пароходом ехать в Петербург до завтрашнего дня. Ворсунька торопливо укладывал чемодан и собирал ящики и ящички с подарками, как вдруг влетел рассыльный и доложил:
- Ваше благородие, пожалуйте наверх...
- Кто зовет? Зачем?
Но рассыльный уже исчез, и Ашанин, недовольный, что ему помешали, выбегает на шканцы, и вдруг радостное волнение неописуемого счастья охватывает все его существо: перед ним на шканцах мать, брат, сестра и дядя-адмирал.
- Володя! - раздается в его ушах какой-то радостный крик.
И он бросается к матери. Та прижимает его к себе, целует и плачет, плачет и целует и, по-видимому, не желает его отпустить. Наконец, она его отпускает, но жадно глядит на него, пока он целуется с сестрой, братом и дядей-адмиралом.
- А ведь ты совсем возмужал, Володя... Уж усы... и бачки... Ну, чего вы раскисли, Мария Петровна?.. Вот он и вернулся... посмотрите, каким молодцом! - говорит адмирал, стараясь скрыть свое волнение, но его старческий голос вздрагивает, и на ресницах блестят слезы.
- А вот мой муж, Володя! - говорит Маруся, подводя к Володе красивого молодого человека в штатском.
Володя горячо его целует и уводит всех к себе в каюту.
После завтрака на корвете Володя со своими отправился в Петербург. Ему казалось, что счастливее его нет человека на свете.
Примечания
1
В те времена по окончании курса выпускали не прямо в мичманы, а на два года в гардемарины. Жалованье было то же, что мичману.
2
Бак - передняя часть судна.
3
Принайтовить - привязать.
4
Иллюминатор - небольшое окно в каюте из очень толстого стекла.
5
Два орла означают второй адмиральский чин - чин вице-адмирала.
6
Моряки старого времени называли кругосветное путешествие дальним вояжем.
7
Ошвартоваться - привязаться к берегу или другому судну швартовами толстыми веревками.
8
Реи - большие поперечные дерева, к которым привязываются паруса.
9
Сплеснивать - соединять веревки, пропуская пряди одной в пряди другой.
10
Тали состоят из неподвижного и подвижного двухшкивных блоков, через которые пропущен трос (веревка). Тали служат для подъема тяжестей и натягивания снастей.
