Николай Гейнце - Господин Великий Новгород (сборник)
Он сделал к ней несколько шагов.
Она отступила...
- Прости меня, этого более не повторится; отныне я хочу, чтобы ты еще более имела прав на меня, я прошу тебя быть моей женой...
Он снова приблизился к ней.
Она не отступила.
* * *
Через несколько времени состоялась их свадьба. Только несколько друзей после церковного торжества выпили по бокалу шампанского в их гнездышке любви.
Один из друзей спросил его, как пришла ему мысль жениться?
Он рассказал все.
Друг улыбнулся. Он вспомнил вечер, проведенный с ней в отдельном кабинете ресторана Кюба, и то, как она внимательно прислушивалась к говору в соседнем кабинете.
Современные сестрицы
(из петербургской жизни)
Завернул это я на днях на Варшавский вокзал к скорому поезду проводить одного приятеля, покидавшего "любезное отечество". До отхода поезда оставалось более получаса: мы засели за один из буфетных столиков выпить прощальную бутылку.
Отъезжающих было не особенно много, больше все иностранцы, русских же наперечет.
За соседним с нами столом поместилась компания русских, состоявшая из двух дам и двух кавалеров.
Дамы были обе молоденькие - одна блондинка, с льняным цветом волос и каким-то восковым прозрачным миловидным личиком, другая совершенная брюнетка с выразительными чертами дышащего здоровьем лица.
Несмотря на кажущийся контраст, в лицах обеих дам было что-то родственное. Мужчины были также своего рода контрастами - один блондин, с реденьками чиновничьими баками и геммороидальным лицом истого петербуржца, другой темный шатен, с небольшой окладистой бородкой, с энергичным выражением лица и проницательным взглядом карих глаз, блестевших из-под очков в золотой оправе.
Шатен и блондинка были одеты в дорожные костюмы.
Блондин и брюнетка - в городские; они, видимо, провожали первых.
Костюмы всех были весьма изящного покроя.
Они говорили по-русски и были все на "ты" друг с другом.
На столе перед ними стояла покрытая салфеткой бутылка шампанского и фрукты...
Меня почему-то заинтересовала эта компания, и я стал прислушиваться к разговору.
Увы, он не давал никакой путеводной нити к разгадке говоривших личностей. Разговор шел о курсе, перекидывались взаимной просьбой писать. Родственное "ты" звучало какой-то дисгармонией в видимо натянутой беседе.
Это заинтересовало меня еще более.
В это время в буфетную залу вошел приехавший тоже провожать моего приятеля наш общий знакомый и направился к нашему столу.
Проходя мимо стола, за которым заседала заинтересовавшая меня компания, он снял шляпу и поклонился. Все сидевшие ответили ему поклоном.
- Кто это, что сидят рядом с нами, наклонился я к нему, когда он, поздоровавшись с нами, уселся за стол. Он назвал фамилии мужчин. Блондин был чиновником, а шатен был доктор.
- А дамы?
- Блондинка жена блондина, а брюнетка ее сестра. Да на что вам понадобилось все это?
- Они меня почему-то заинтересовали.
- Ишь у вас нюх-то какой! Они в самом деле действующие лица недавней драмы, хотя с благополучным, как видите, концом. Это целая история...
- Расскажите!..
- Извольте...
Он передал мне наскоро следующую, не лишенную пикантности и далеко не заурядную историю:
Лет пять тому назад, две сидевшие за столиком сестры: старшая блондинка и младшая брюнетка жили со старухой матерью в собственном доме на Петербургской стороне. Отца обе потеряли еще в детстве. Он оставил им хорошее состояние. За старшей сестрой ухаживали два друга, только что окончившие курс - медик и юрист. Медик был застенчив и робок с женщинами, юрист - большой руки ловелас. Пока первый обдумывал сделать решительный шаг, второй уже успел увлечь девушку и объяснился.
Доктор, наконец, решился сделать предложение в день рождения любимой девушки, когда ей исполнилось восемнадцать лет, но, увы, этот день оказался днем объявления невестой его друга.
Опоздавший затаил в себе свое горе и остался другом счастливого соперника, весьма часто бывал у супругов и был их домашним доктором.
Молодая женщина догадывалась о его затаенной беспредельной к ней любви, но, боготворя своего мужа, не показывала доктору об этом даже и виду, стараясь, напротив, держаться от него подальше.
Доктор, со своей стороны, ни на что не рассчитывал. Его дружба к ее мужу была совершенно искренняя.
Через два года после свадьбы умерла ее мать, и ее младшая незамужняя сестра переехала к ней.
Они стали жить втроем...
Муж видимо ухаживал за своей свояченицей, старался всячески ей угодить, но любящая жена была вне всяких подозрений, объясняя все это желанием сделать приятное ей, так как муж знал, что она горячо любила сестру.
Так шло время...
Месяца три тому назад жена его друга захворала и слегла.
Болезнь была серьезная. Доктор внимательно следил за ее ходом и приложил для ее излечения все свои знания... Больная стала поправляться.
Однажды, это было не особенно, давно доктор, приехав утром, позволил ей в этот день встать, но не надолго, и уехал, обещав заехать на другой день.
- Я не скажу мужу, а сделаю ему сюрприз, - подумала больная, вечером одену капот и пойду к нему в кабинет. То-то удивится и обрадуется.
Сказано-сделано.
По возвращении мужа со службы, часа через два после обеда, больная встала с постели, накинула капот и тихонько пошла к кабинету, отворила дверь и... увидела свою сестру, сидящую на коленях у мужа...
По странной тайне человеческого организма, слабая женщина вдруг окрепла: твердой походкой прошла она в переднюю, надела верхнее платье, накинула на голову платок и вышла из дома.
Ошеломленные, застигнутые врасплох, муж и сестра не успели опомниться, как она уже ехала на извозчике на холостую квартиру доктора.
Последнего не было дома.
Пораженный расстроенным видом приехавшей дамы лакей не осмелился не пустить ее в квартиру.
Она прошла в кабинет.
Возвратившийся доктор застал свою нежданную гостью полулежащей в кресле в глубоком обмороке...
Он привел ее в чувство... Она рассказала ему все...
К мужу она не вернулась и сошлась с доктором...
Муж возвратил ей все ее вещи и капитал, тихо, мирно, без скандала.
Они даже помирились.
Теперь, оправившись от болезни, она с доктором уезжает за границу. Муж и сестра, как видите, провожают их.
- Чем это не тема для современного романа? Дарю вам ее! - закончил рассказчик.
Раздался второй звонок.
Все поспешили на платформу.
Я видел, как компания, сидящая за столом, расцеловалась друг с другом на прощание.
Пробил третий звонок. Поезд тронулся.
Блондин подал руку брюнетке. Они вышли из подъезда вокзала, сели в ожидавшую их изящную пролетку на резинах и укатили.
Дорогая шляпа
(из закулисной жизни петербургского кафешантана)
Было четыре часа пополудни второго дня Святой недели.
В одном из громадных домов Офицерской улицы, во дворе, в убогой комнате, отдаваемой "от съемщика", сидел на сильно потертом, но когда-то обитом американской клеенкой, покосившемся, видимо, от отсутствия одной ножки, диване "куплетист" одного столичного увеселительного заведения Федор Николаевич Дождев-Ласточкин.
На столе, стоявшем перед диваном и покрытом цветной скатертью, кипел позеленевший от времени самовар и между чайной посудой стояли бутылка водки, рюмка, тарелка с хлебом и довольно значительных размеров куском ветчины. Тут же лежали разбросанные деньги: две радужных и объемистая пачка мелких кредитных билетов.
У стены, около двери комнаты, убранство которой дополняли несколько разнокалиберных легких стульев, железная кровать с убогой постелью и небольшой комод, на котором красовалась шелковая шляпа-цилиндр, стояла в почтительной позе высокая худая старуха с хищным выражением лица квартирная хозяйка, известная между ее жильцами под именем "Савишны".
- За мной за два месяца и четырнадцать дней, следовательно, по первое мая за три месяца, - говорил Дождев-Ласточкин.
- Точно так-с, - отвечала Савишна, пожирая глазами лежавшие на столе кредитки.
- За три месяца, значит, будет всего тридцать шесть рублей получите, - отсчитал он ей деньги и подал.
Старуха дрожащими руками приняла деньги и тщательно их пересчитала.
- Очень вами благодарны... Таперича, значит, мы по первое мая в расчете.
- То-то, а вчера ругаться да мировым стращать... Ах ты, старая карга, Бога бы побоялась, - для такого праздника.
- Уж не осудите: такое наше рукомесло, - сделала сконфуженный вид старуха и поспешно удалилась из комнаты.
Федор Николаевич остался один.
- Вот они, голубушки, - положил он руку на лежащие на столе деньги, и почет и уважение, и талант, и гений - все в них, - задумчиво произнес он и, налив себе рюмку водки, начал резать ветчину.
Дверь комнаты распахнулась и в нее не вошел, а буквально влетел товарищ Дождева-Ласточкина по сцене, "рассказчик из народного быта" того же увеселительного заведения, Антон Антонович Легкокрылов.
