Игорь Коломийцев - Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта
Споры по этому вопросу продолжаются среди ученых уже давно. Вот, что пишет об этом историк Николай Крадин, автор книги «Империя хунну»: «Традиционная историография уводит начальные этапы истории хунну во II тысячелетие до нашей эры, отождествляя их с народами «жун» и «ди», проживавшими к Северу от китайцев, начиная с эпох Шан и Инь. Однако в последнее время ряд ученых подверг сомнению достоверность летописных текстов, относящихся к доханьской истории хунну. Также нет единства и в вопросе предков хунну. Одни исследователи видели истоки хуннскойкультуры в населении, оставившем так называемые «плиточные могилы» на территории Монголии и Забайкалья (Гумилев, Сосновский, Сэр-Оджав). Другие авторы усматривают черты протохуннской культуры в ряде «скифо-сибирских» памятников Саяно-Алтая и Казахстана (Полосьмак, Заднепровский). Наконец, третья группа ученых связывает истоки хуннской культуры с так называемыми культурами «ордосских бронз», складывающимися примерно с XIII века до нашей эры (Вареное, Комиссаров, Коновалов, Миняев, многие китайские археологи)»{114}.
Таким образом, к настоящему времени среди ученых имеется, по меньшей мере, четыре различных подхода к происхождению этих восточных кочевников. Поначалу, опираясь на мнение древнекитайских историков, их полагали потомками европеоидных завоевателей Поднебесной, тех самых «жунов» или «ди». После выхода трилогии Льва Гумилева большинство российских историков, вслед за этим авторитетным специалистом, стали искать корни хунну за Байкалом, среди коренных народов Восточной Сибири{57}. Речь идет о так называемой «культуре плиточных могил», оставленной племенами таежных охотников на зверя. В антропологическом плане это были ярко выраженные сибирские монголоиды, внешностью напоминающие бурятов, тунгусов или эвенков, то есть низкорослые, с плоскими и широкими лицами, круглыми головами, очень узкими глазами и приплюснутыми носами. По уровню развития люди этой культуры пребывали в дремучем каменном веке.
В начале 90-х годов новосибирская исследовательница Наталья Полосьмак попыталась отыскать новые пути решения проблемы происхождения хунну. С ее точки зрения, истоки данного этноса уходят в казахские степи и алтайские нагорья. Хунну, по мнению этой исследовательницы и ее единомышленников, являлись ближайшими родственниками скифов и сарматов{162}.
Кроме того, многие российские и китайские ученые видят истоки общности этих кочевников в культуре «ордосских бронз». Ордос — это плато в Северном Китае, на границе пустыни Гоби. А какие там были «бронзы», нам расскажет монгольский историк Цултэм из Улан-Батора: «Ученые монголоведы полагают, что вторая половина II тысячелетия до нашей эры отмечена в Монголии как период высокого развития металлоплавления и появления знаменитого карасукского стиля в искусстве, о чем свидетельствуют изображения скульптурных голов диких животных с длинными ушами, большими глазами, огромными рогами на бронзовых ножах, кинжалах, шильях, навершиях и других предметах. Центром распространения и производства карасукских бронз были Монголия и Ордос»{206}.
Понятно, что «ордосские бронзы» — всего лишь иное имя той же карасукской культуры. Находки вещей этой уникальной археологической общности обнаружены на огромной территории: от Западного Китая и Восточного Казахстана до Алтая и Прибайкалья. То есть точно там же, где летописи Поднебесной чуть позже отметят бытование северокитайских кочевников — хунну. Может быть, карасукцы и есть протохунну? Китайские археологи, например, смело именуют «хуннскими» многочисленные карасукские наскальные изображения колесниц в Монголии и Синьцзяне (Западном Китае). Если так, то хуннская цивилизация на самых своих ранних этапах должна быть отнесена вовсе не к миру таежных охотников каменного века, а, напротив, к белокожим индоевропейским завоевателям на боевых колесницах. Подобную точку зрения давно отстаивают западные ученые. Известный американский исследователь Мак-Говерн категорически утверждает, что хунны — не кто иные, как потомки европеоидных жунов и ди. Классик отечественной истории Лев Гумилев с ним решительно не согласен. Сопоставление «жунов» и «хунну» в некоторых китайских летописях он объясняет «опиской» древних авторов{57}.
Что же, главный принцип исторического следопыта — не принимать ничего на веру. Сравним две основные версии происхождения хунну и, прежде всего, попробуем взглянуть на этот народ глазами их ближайших соседей — китайцев. Древние хроники Поднебесной содержат о них немало любопытных сведений.
Во-первых, в расовом отношении эти кочевники, безусловно, являлись метисами, причем с преобладанием европеоидных черт внешности. Сам же Лев Гумилев отмечает: «В знаменитом китайском барельефе «Битва на мосту» конные хунны изображены с подчеркнуто большими носами»{59}. Известно, что орлиные, «выступающие» носы, густые бороды и бакенбарды отмечались не только у хунну, но даже у их китайских потомков. Во-вторых, хунны, подобно европейским кельтам, были недружны меж собой, непокорны и недисциплинированны, дробились на множество враждующих родов, которые лишь в III веке до нашей эры легендарный вождь — шаньюй Модэ (Маодунь) сумел собрать в единый кулак. В-третьих, они отчего-то полагали себя настоящими китайцами и поэтому все время стремились поселиться на землях Поднебесной, охотно перенимали тамошний язык, обычаи, нравы, одежду. И, наконец, религия хунну представляла собой культ героических предков, что само по себе тоже сближает кочевников с миром западных индоевропейцев, особенно с мировоззрением древних италийцев и кельтов.
Наибольшее количество сведений о хунну оставил знаменитый китайский историк Сыма Цянь, который жил во II веке до нашей эры и явно симпатизировал этим варварам{192}. Нравы соседей казались ему вполне цивилизованными, законы — простыми, четкими и легкими в исполнении. Чего не скажешь о китайских обычаях того времени. Когда Сыма Цянь попытался высказаться в поддержку одного известного полководца, окруженного в Степи отрядами хуннских всадников и вынужденного сдаться, историка бросили в тюрьму и оскопили. Для сравнения государственных порядков замечу, что китайский военачальник, попавший в плен, был окружен почетом и уважением, впоследствии ему передали в управление целую провинцию кочевой державы.
Если верить древней легенде, приведенной в сочинении Цяня, то хунну произошли от потомков мифической китайской династии Ся, которые во главе с наследником последнего императора Шун Вэем бежали к варварам и породнились с ними. Гумилев по этому поводу замечает: «Согласно этой традиции, хунны возникли из смешения китайских иммигрантов и степных кочевых племен. Несомненно, что эти легендарные сведения лишь очень приблизительно отражают историческую действительность. Однако было бы неправильно отрицать в них рациональное зерно»{57}.
Итак, наш великий историк признает, что одним из компонентов создания нового этноса вполне могли выступить сами китайцы. Влияние культуры Поднебесной на становление хуннского этноса практически никем из специалистов не оспаривается. Но с кем же должны были перемешаться «черноголовые» обитатели долины Хуанхэ, чтобы породить бородатых орлиноносых кочевников? Неужели с сибирскими монголоидами?
Необходимо заметить также, что этнические китайцы всегда особо выделяли хунну из числа прочих обитателей северокитайских степей, отнюдь не считали их дикарями. Напротив, китайские летописи их именуют «небесными гордецами». Видимо, «гордецам» было от чего задирать свои европейские носы даже пред лицом самовлюбленных жителей Поднебесной. Несмотря на преимущественно кочевой образ жизни, они прекрасно знакомы с обработкой металлов, гончарным делом и земледелием. «В северных землях стужа наступает рано, и хотя это создает неудобство для посадки проса, хунну его сеют», — сообщают нам китайские хроники. Уже при первых упоминаниях этих кочевников историки Поднебесной отмечают существование у них «латной конницы». То есть не просто всадничества, а тяжеловооруженной кавалерии скифского типа, что для той эпохи было самым совершенным видом организации войск. Сыма Цянь пишет, что одежда этих варваров состояла из штанов и кафтана, который подпоясывался широким поясом из кожи или материи. Богатые украшали его металлическими бляхами или пряжками{192}. То есть речь идет о костюме, традиционном для всех обитателей Великой степи того времени, включая скифов и сарматов.
Эти сведения подтверждаются археологами. В большинстве известных науке могильников этих восточных кочевников: Ноин-Ула, Ильмовая Падь, Черемуховая Падь, Иволгинское городище были обнаружены наборные пояса с бронзовыми бляшками, деревянно-роговые асимметричные луки, подобные скифским, но несколько длиннее и, непременно, бронзовые зеркала. Если кто помнит, то зеркала в ту эпоху выступали в качестве ритуальных принадлежностей и впервые встретились нам в могильниках карасукских жрецов.
