Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Русский лик
В. Б. Это и есть, по Станиславскому, "общедоступный театр". Недавно я был на модной премьере элитарного спектакля. Билеты стоили по 100 долларов. Какие бы сильные актеры в таком спектакле не играли, они не входят в понятие "русская культура", они не нужны народу. Так же, как и книги тиражом по сто экземпляров, - это все вне наших традиций. Не случайно все талантливое в России: в музыке, в поэзии, в театре, - ищет широкого читателя, зрителя, слушателя...
Т. Д. Извините, Володя, я вас прерву. Да, мы идем к зрителю, но вы где-нибудь видели в Москве наши афиши? Мы их заказываем, мы платим деньги, но их нигде по городу не расклеивают - только возле нашего театра. Каким образом зритель так охотно к нам ходит и так замечательно смотрит - это просто чудо. Я уверена, что это осознанно зрителя отрывают от реалистического театра. Это идеологическая политика.
В. Б. Кто же организует блокаду? Кто проводит такую антирусскую политику? Кому вреден и страшен реализм в искусстве? Кому мешает русский театр?
Т. Д. Володя, а кто те люди, которые навязывают свою идеологию в России? Вот вчера смотрела "пресс-клуб" по телевидению - как агрессивно там навязывалась эта чуждая идеология?! Я каждый раз удивляюсь их агрессивности. В русском человеке заложена христианская идеология. Какую еще идеологию современного рынка нам хотят навязать? Лучше почитайте еще раз Александра Пушкина, от его сказок до одиннадцатой главы "Евгения Онегина". Там заложена вся русская идеология. Не надо искать никакой другой. Наши враги не хотят назвать определяющую идеологию России. Но она заложена генетически в русском народе и проходит сквозь все революции и войны. Она заложена в наших душах. И люди, которые болтают о новом мышлении, просто мечтают уничтожить наши души.
В. Б. Ваш театр травят так же, как в свое время травили Михаила Булгакова. Там Латунские, тут Смелянские, ничего не изменилось. Такие же журналы, такие же газеты. Ненавидят именно неистребимый дух. Еще первое время после раздела МХАТа можно было решить, что вас ненавидят по личным мотивам, за то, что позволили театру уцелеть. Но прошли годы, личная вражда давно улеглась, тотальная блокада именно вашего театра уже не носит личностного характера. Они тоже могут друг с другом конфликтовать: Волчек, Ефремов, Захаров, Ульянов, Смелянский, мириться, ссориться, но МХАТ имени Горького они не воспринимают органически. Как невыбитый русский дух, как народную стихию, как явление реализма... Точно так же они не воспринимали органически Михаила Булгакова. Тут нет неприязни к характеру Булгакова или Дорониной, есть борьба с ненужной духовностью. С классической русской культурой. И все газетные шавки подыгрывают, часто даже не понимая, в чем дело.
Т. Д. Володя, дорогой, спасибо, но это сравнение слишком высоко, мы не соответствуем. Булгаков был трагическим гением России. Все, что он написал, он оставил на века. У актера существует сиюминутность. Выход на сцену. Это тот прыжок через пропасть, который ты каждый раз либо совершаешь, либо нет. Именно в этот вечер. Все твои предыдущие прыжки ничего не стоят. Стоит только сегодняшний прыжок. Если ты сегодня не возьмешь эту высоту, не рассчитывай, что тебе будут аплодировать за былые рекорды. В этой сиюминутности - вечный актерский трагизм. А по поводу общей травли реалистического театра... Обратите внимание на следующее. Относительно не так давно умер великий режиссер Георгий Александрович Товстоногов. Его еще боялись травить, но постоянно пытались, причем целенаправленно. По-хитрому, делая вид, что они уважают мастера. Они навязывались ему в друзья, эти люди, которые подспудно его травили. Он мне много рассказывал об этой травле в нашу последнюю встречу. Это был приватный разговор, и я не могу называть имена, но я же знаю, кого он называл. И я хорошо знаю поведение тех людей, которые сегодня изображают преданных друзей Товстоногова.
В. Б. А вспомните, как старательно ссорили Товстоногова и Смоктуновского, пытались столкнуть их, и, увы, это получалось.
Т. Д. Это чисто актерский сатанизм. Причем, сделал гадость - и молчит. Покайся, уже пора. Нет, молчит.
В. Б. Вернемся к вашему мхатовскому началу. Вы говорите, что жили рядом с БДТ и Александринкой. В Ленинграде был и ЛГИТМИК, театральный институт. Все-таки что вас тянуло в Москву, в школу-студию МХАТ? Это детская мечта, влюбленность в великих актеров МХАТа, в мхатовские спектакли?
Т. Д. Для меня лично определяющим был фильм "Без вины виноватые". Там играли мхатовские актеры. И как играли! Лучше них никто не играл. И не мог бы сыграть. Мощнейшее эмоциональное воздействие.
В. Б. А были актрисы МХАТ, на кого бы вы хотели походить?
Т. Д. Считалось, что я любимая ученица Бориса Ильича Вершилова. Но так строго он не относился ни к кому. Наверно, это было мудро и правильно. Иначе вряд ли что-нибудь серьезное получилось бы. Мне говорили старые мхатовцы, что его любовь ко мне была еще связана с тем, что я была похожа на самую его любимую актрису Соколову, первую исполнительницу Елены в спектакле "Дни Турбиных". Я никогда не видела Соколову на сцене, а по фотографиям действительно, похожа. Вторая моя любимая актриса, тоже очень ценимая Борисом Ильичем Вершиловым, - это Ольга Андровская. Мне всегда нравилась Андровская, когда она выходила на сцену, это было праздником для зрителей. Не только потому, что ее встречали овацией. Она несла в себе праздничность. Состояние праздничности - обязательная черта актрисы. Необходимо ощущать ее в себе и выходить на сцену, как на праздник. Иногда у меня это получается. Сейчас все труднее. Знаете, Володя, когда тебя постоянно избивают в прессе, в театральном закулисье, - от этого устаешь. Как им нравится бить лежачих... А если ты не хочешь перед ними распластаться, они начинают бить еще более яростно. Они хотят уничтожить во мне тот праздник, который заложен эмоционально в нашей профессии актера. Но я не поддаюсь...
В. Б. Татьяна Васильевна, насколько я знаю, увы, вам с самого начала приходилось утверждать себя в борьбе. Вас нельзя назвать везунчиком. И после успешного завершения учебы в школе-студии МХАТ вдруг вместо МХАТа вы оказались в волгоградском театре. Почему?
Т. Д. Мне это до сих пор больно вспоминать. Борис Ильич мне сказал: "Они боятся вас". Действительно, я хорошо училась. Ничего не скроешь, если из МХАТа актеры приходили смотреть на учебные отрывки, где я была занята. Перед распределением все было сделано просто. Я тогда снималась в фильме. Но к 1 сентября я должна была явиться в школу-студию. Съемки еще не были закончены, оставался один эпизод, но я сказала, что уеду. Для меня самое важное - закончить школу-студию. Тем более, мне надо было готовить диплом. У меня были хорошие роли. И я уехала. Как мне сказали, было организовано письмо - главная мхатовка попросила одного из актеров, занятых в фильме организовать это письмо в школу-студию, что я нарушила договор и уехала со сьемок. В студии почему-то не обратили внимание, что я вовремя к началу учебного года приехала со съемок, а обратили внимание на это письмо. Было созвано собрание всей студии, на этом собрании известные сейчас актеры выступали и говорили о моем пренебрежении ко МХАТу. Мне было сказано, что молодые актеры так себя не ведут. Хотя каким же образом так себя не ведут, мне неизвестно до сих пор. Я именно ради студии пожертвовала съемками. Было объявлено порицание. Очень старался при этом Михаил Козаков. Он громил меня от имени нашего курса. После этого собрания у меня отняли две роли в учебных спектаклях. Только из спектаклей, которые ставил Борис Ильич, они ничего не могли отобрать. А в спектаклях других режиссеров назначили другую актрису, которая потом и стала работать во МХАТе.
В. Б. Очевидно, тогда уже и проявился ваш бойцовский характер. Как говорил вам Вершилов: "С вашей непосредственностью вам не надо много говорить". Не то скажете. Но все-таки, спустя годы вы пришли во МХАТ. Уже суперзвездой. Сначала был ошеломляющий успех в ленинградском Ленкоме, затем блестящая работа у вашего любимого режиссера Георгия Александровича Товстоногова в БДТ, и вдруг вы переезжаете в Москву и в конце концов оседаете во МХАТе. Почему? Хотелось все-таки добиться своего?
Т. Д. Володя, я не собиралась возвращаться во МХАТ. Удар был столь силен, что мне и не хотелось возвращаться во МХАТ. Хотя они меня настойчиво приглашали в театр. Бориса Ильича Вершилова уже не было в живых. Мне не с кем было посоветоваться. Но я очень хорошо запомнила тот урок. Ведь от первого удара человек мог бы сломаться. Так часто и бывало с молодыми актерами. Не будь того огромного успеха в театре Ленинского комсомола в Ленинграде, может быть, мне и не удалось бы выправиться. Мощнейший успех в Ленинграде и поставил меня на ноги. А во МХАТ мне не хотелось возвращаться. И в моем возвращении виновата я сама. Это была чисто личная история. Вину я целиком беру на себя. На свои романы...
