Евгений Федоров - Большая судьба
Вечером на закате перед ними поднялся высокий берег Оби. Аносов оживился. Наконец-то Барнаул!
По приказу сенатора тройка помчала их прямо к белокаменному дому начальника Колывано-Воскресенских заводов. Осматривая особняк, Анненков заметил:
- Прекрасен!
Еще более изумился столичный ревизор, когда вступил в покои, убранные с большим вкусом и роскошью. Оглядывая обширные залы, устланные бухарскими коврами и заставленные горками с чудесным фарфором, сенатор не удержался и восхищенно воскликнул:
- О, да здесь уголок Петербурга!
Его угостили изысканным обедом, который подавали вышколенные лакеи в темных фраках и белых перчатках. Горные чиновники, в большинстве инженеры - питомцы Горного корпуса, вели непринужденный разговор о литературе и театре; они были изящны, речи их - остроумны и свободны. Анненков за чашкой крепкого черного кофе шепнул Аносову:
- Кто бы мог подумать, что здесь я встречу таких милых людей и такой комфорт!
Но еще больше удивился сенатор вечером, когда прибыл на бал. Он не верил своим глазам: перед ним кружились пары, ничуть не уступавшие в нарядах и манерах столичному обществу. Барнаульские дамы тоже были одеты со вкусом, многие из них говорили по-французски, - всё здесь напоминало уголок великосветской петербургской гостиной.
На вопросительный взгляд сенатора Аносов шепнул:
- Не удивляйтесь: горные инженеры - люди просвещенные. Единственная утеха для них в сем глухом месте - книги, музыка и хороший наряд. Верьте, есть дамы, которые наряды выписывают из Парижа...
Павел Петрович смолк, не досказав своих мыслей. А хотелось добавить, очень хотелось: "И всё это добывается не совсем честными путями. Есть которые и плутуют сильно"...
Анненков не интересовался ни прошлым Барнаула, ни заводами. Ему не хотелось расставаться с приятным обществом, но прогонные, командировочные гнали его дальше.
- Везите меня туда, где больше всего добывается серебра, - попросил он Аносова.
- Тогда вам необходимо посетить Змеиногорск, - ответил Павел Петрович. - Вы увидите старейшие рудники на Алтае.
- Превосходно! - согласился сенатор.
И вот тройка снова мчит Аносова и сенатора по степи к быстрому Алею. Степи скоро надоели столичному гостю.
- Где же горы, где же Алтай? - хмуро спросил он Аносова.
Только на второй день за почтовой станцией Калмыцкие Мысы в синей дали встали Алтайские горы. Невысокие сопки кутались в облака.
- Значит, скоро и заводы? - спросил ямщика сенатор.
- Что ты, барин, только полпути отмахали. Нам еще скакать и скакать! - весело отозвался тот, горяча и без того быстрых и выносливых коней.
- Я полагаю, что вам небезинтересно будет посетить Колыванскую шлифовальную фабрику, - осторожно заметил Аносов. - На ней изготовляются знаменитые вазы. Вы помните "Царицу ваз"? Ее изготовили в этом краю.
- Всё, что касается интересов моего государя, меня радует, - с важностью ответил ревизор. - В Колывань, так в Колывань!
- Э, барин, - вдруг горячо заговорил ямщик. - Милее нашего края на земле не отыскать! Любого цвета камень здесь найдется. Мраморы, порфиры, яшмы, - глаз не отвести. Сказывают, когда царица те камни-самоцветы увидела - обомлела. И наказала она каменное диво сделать...
- И что же произвели мастера? - снисходительно спросил у ямщика сенатор.
- Такую дивную чашу, барин, выточили из зеленой волнистой яшмы, будто невиданный сказочный цветок распустился, - восхищенно сказал мужик, - век бы смотрел на эту красоту и не отрывался! Не всякому дано вдунуть в мертвый камень живую красоту. Мастерство это не зря далось простолюдину, сам богатырь Колыван Иванович, человек неимоверной силы и ласковой души, передал его народу.
- Что за богатырь? - полюбопытствовал Анненков. - Расскажи. Да не сделать ли нам привал на бережку?
Аносов оживился и крикнул ямщику:
- Останови, братец!
Коней не распрягали. Освежили лица в ручье, напились и посидели на шелковистой свежей траве. Сенатор размяк, подобрел и напомнил ямщику:
- Ну-ка, рассказывай, что за богатырь такой Колыван Иванович!
Широкоплечий детина радостно улыбнулся начальникам и спокойным неторопливым голосом повел свой сказ:
- Было это давным-давно, может тысячу лет назад, всё мхом да быльем поросло, а золотое, заветное словечко дедовское до нас дошло. Сказывали пращуры наши, что на краю земли русской, у ясного озера, среди дремучей алтайской тайги стояли могучей заставой русские богатыри: Илья Муромец, Алеша Попович да Добрыня Никитич, - а с ними оборону держал молодой да хваткий корешок-дубок Колыван Иванович. Сила в нем бурлила, как река в паводок, и тешил он свою душу богатырскими потехами, брал камни-скалы и складывал грузные глыбищи причудами. Душа у него была теплая да ласковая, не обманчив глаз. И такие веселые камешки подбирал он, и так ставил их, что диво-дивное сотворил. Украсил он землю нашу трудовую и берега озёрные; ушла застава богатырская, а память осталась. Ох и красота! - с жаром вздохнул ямщик. - Подойди к берегу - и увидишь: не скала над Колыван-озером, а живой зверь будто припал к водице, а рядом змей невиданный на гору ползет, а там башня высокая, недоступная. Повернись вправо - ящер зеленый, чудовище огромное глядит на тебя да завораживает. Обойдешь его - и опять чудо: обернется глыба лесным человеком, а то резным теремом. И что ни поворот, всё по-новому, как в сказке сказывается. Люди вдосыта не налюбуются мастерством Колывана Ивановича. Вишь, какую красоту да лепость сотворил. И по любви большой к богатырю дали светлому озеру доброе имечко "Колыван". И стоять ему навечно да радовать людей, а про камни цветные, яшмы зеленые, про порфиры - в другой раз... Пора, господа, торопиться, до ночи к Саввушкину бы поспеть!
Аносов нехотя встал; от ручья пахнуло холодком, Павел Петрович поежился от озноба и вдруг почувствовал боли в горле. Стало не по себе. Превозмогая неожиданное недомогание, он сказал ямщику:
- Ну, спасибо, брат, за сказку. Хороша!
- Э, нет, барин, то не сказка, а быль! Кто не верит в золотые руки простолюдина, тому поведанное за сказку сойдет, а душевному человеку в большую радость она оборачивается. Глянешь на наших камнерезов - и догадаешься, что могучую да богатую душу надо иметь, чтобы создать такую красоту!
Снова мчат кони. Пошли холмистые предгорья Алтая, одетые в шумящую зелень. На закате добрались до Саввушкина и заночевали, а утром на восходе тронулись дальше. Не прошло и получаса, как тройка вынесла коляску на берег озера.
- Вот она, наша краса! - горделиво выкрикнул ямщик. - Вот оно, наше Колыван-озеро!
Перед взорами путников открылось незабываемое зрелище. Как огромное сверкающее зеркало, лежало озеро среди живописных гранитных скал, напоминавших причудливые фигуры. И в самом деле, всё казалось фантастическим.
- Пойми, где тут сказка, где явь, - обмолвился сенатор и похвалил: И впрямь, твой Колыван Иванович был великий мастер.
- Это истинно, - согласился ямщик.
Долго Аносов и сенатор любовались причудливыми скалами, игрой света и теней. Потом двинулись к шлифовальной фабрике. Здесь, в этих местах, в демидовские времена и были обнаружены первые руды в чудских копях.
Всё дальше и дальше катилась коляска, всё больше и больше громоздились причудливые скалы. Пихты, кудрявые березы, заросли черемухи и рябины теснили дорогу. Потоки прохладного, пряного воздуха освежали лица.
Наконец засеребрилась река Белая, и на берегу показались хорошо отстроенные каменные строения.
- Вот и шлифовальная фабрика!
Ямщик разом осадил коней перед широким крыльцом конторы, соскочил с козел и, сняв шапку, поклонился горным начальникам:
- Прибыли, господа хорошие. Здравствуй, наша матушка - Горная Колывань!
На обширном дворе лежали обтесанные глыбы горных пород - порфира, яшмы самых живописных рисунков, горки зеленых камней и мрамора. Запыленные самоцветы под солнцем казались безжизненными, блеклыми. Из нижнего этажа фабрики доносилось жиханье пилы.
Прежде чем прибежал управляющий гранильной фабрикой, Аносов увел Анненкова в мастерские. В сыром полутемном подвале потные мужики передвигали громадные камни. Рядом шумела в ларях вода, и замшелое колесо приводило в движение пилу. Работные осторожно подводили глыбу к стальным зубьям, которые со скрежетом пилили цветной камень на пластины. На полу и на стенах слоем лежала каменная пыль. Сенатор расчихался.
- Здесь неинтересно, покажите, где работают яшмоделы, - попросил Анненков.
- С удовольствием, - согласился Аносов. - Сейчас вы увидите на самом деле чудо!
Они поднялись в светлицу. Солнечные лучи пронизывали облака наждачной и каменной пыли, и то, что увидел Анненков, взволновало его. За большим станком сидел старик. Огромная бородища в пыли. Из-под очков на сенатора смотрели умные светлые глаза. Перед стариком на круге стояла изумительной красоты ваза из голубой яшмы. Осторожными, четкими движениями камнерез наводил узор. Из-под корявых крючковатых рук мастера рождалось диво - яшма светилась синим жарким небом. Круг, на котором стояла ваза, вертелся, что-то сверкало в руке старика, из-под ладоней вспыхивали голубые искорки и угасали, - камень пробуждался к жизни.