Андрей Дикий - Неизвращенная история Украины-Руси Том I
Казаками из “паланок” и сорганизовавшейся старшиной и этот бунт был подавлен, а его зачинщики жестоко наказаны. Посланные для усмирения Киевским ген.-губернатором Румянцевым 4 полка, не понадобились. В архивах сохранились “описи” разграбленного имущества, поданные пострадавшей старшиной и казаками. “Опись” одного из высших старшин занимает несколько страниц перечислением разграбленного, например, 12 пар сапог новых, кожаных, 11 пар сапог сафьяновых, три шубы, серебрянная посуда, 600 локтей, полотна, 300 локтей сукна, 20 пудов риса, 10 пудов маслин, 4 пуда фиников, 2 бочки водки и т. д.
“Опись” не занимавшего никакой должности “заможнего” (зажиточного) казака, значительно скромнее: одна шуба, два тулупа, 4 кафтана, разное оружие и наличными деньгами (которые не успел унести) 2.500 руб крупной монетой, 75 червонцев и 12 руб. 88 коп. медной монетой. Сумма огромная по тому времени.
Кроме этих двух бунтов немало было и более мелких бунтов в “паланках” и слободах, о чем сохранилось множество документов. Например: в Калмиусской “паланке” в 1754 г., в Великом Луге в 1764 г., в Кодаке в 1761 г. и во многих других местах.
То, что бунты были – факт неоспоримый. То, что это были бунты “серомы” против старшины и “знатных”, “старых” казаков доказывают сохранившиеся документы. Как же согласовать эти факты с версией украинских историков о Запорожьи, как о “равноправном братстве”?
Ясно, что согласовать их невозможно, а нужно признать, что все написанное об “аскетизме”, “братстве” и “равноправии”, будто бы господствовавших в Запорожской Сечи, надо отнести в разряд вымыслов или мифов.
Не исключено, что на заре Сечи, когда там обосновалась небольшая группа идейных борцов, мстителей за поруганную веру и национальное достоинство, окруженная врагами и непрестанно с ними воюющая, нечто подобное и было. Но, с ростом Сечи, ослаблением ее врагов, сравнительной безопасностью жизни и социальным расслоением состава Войска Запорожского – все это, если и было, то отошло в область преданий.
Рассказы же некоторых историков о жизни запорожцев звучат просто как поэтический вымысел-плод сентиментально-идеалистических настроений авторов и, весьма далеки от действительности. Так, наприм. в своей “Истории Запорожских казаков” (т. 1. стр. 291), историк 19-го века, Эварницкий, так описывает жизнь в куренях; “войдя в курень казаки находили кушанья уже налитыми в “ваганки” или небольшие деревяные корыта и раставленные по краям стола, а около “ваганков” разные иапитки-горилку, мед, пиво, брагу, наливку – в больших деревянных “кановках”. При этом чарки запорожцев, по словам Эварницкого, были такие, “що и собака не перескоче”…
А, о жизни в зимовниках, Эварницкий пишет так: “большую часть продукции собственник зимовника, из присущего ему чувства товарищества, отправлял в Сечь, на потребы сечевых казаков и лишь незначительную долю оставлял себе. Всех, проезжающих людей, хозяин зимовника, приглашал садиться и предлагал разные угощения – напитки и кушанья. Погуляв весело и довольно несколько дней, гости благодарили ласкового хозяина за угощение, хлопцы подавали им накормленных лошадей, и сечевики, вскочив на коней, уносились от зимовника”. (История Запорожск. ч. 1, стр. 295).
Такую идиллическую картину жизни запорожцев рисует Эварницкий, не считая нужным даже попытаться доказать ее реальность. Другой историк 19-го века, А. Скальковский, написавший объемистый труд о “Новой Сечи”, хотя и упоминает о бунтах, но не углубляется в исследование причин, их вызывавших. Сепаратистическая, “историческая школа” также, деликатно, обходит молчанием наличие острых, социальных противоречей в Запорожье, а бунты приписывает косности и консерватизму масс, державшихся слепо прежних обычаев Старой Сечи (почему они к ним стремились, теперь мы знаем).
В результате, у самаго широкого круга читателей со словом – “Запорожская Сечь”, связана ее картина, данная Эварницким.
Но, совершенно другую картину дают бесчисленные документы, сохранившиеся в архивах. “Описи” имущества старшины и зажиточных казаков; записки о заработной плате “молодиков” и “наймитов”; жалобы куренных атаманов на полуголодный паек в куренях; запрещения зажиточным казакам отправлять вместо себя на войну “наймитов”, да к тому же и плохо вооруженных и снабженных; жалоба на чрезмерные поборы за пользование мостами, перевозами и мельницами – все это неопровержимо свидетельствует, что социальные взаимоотношения в Запорожьи, в 18 веке, мало отличались от таковых в, уже ставших или быстро делавшихся крепостническими Гетманщине и Слободщине. Не было только формального закрепощения и больше было возможностей для личного выдвиженчества.
Эти обстоятельства привлекали с севера все новых и новых беглецов, с которыми безуспешно боролось русское правительство. Безуспешно потому, что Сечь их не хотела выдавать. И, не из каких либо идеалистических побуждений, как утверждают сепаратисты, а по простой причине, что в интересах старшины и зажиточных казаков было иметь постоянный приток, как дешевой рабочей силы, так и возможных заместителей при требовании явки для несения военной службы. Это последнее (заместительство) приняло хронический характер и всю тяжесть участия в войнах перекладывало на бедняков. Русское правительство также обратило внимание на это явление и боролось с ним, как по мотивам справедливости, так и потому, что казак, посылая вместо себя “наймита”, норовил дать ему и коня и оружие похуже.
Участие в войнахЗдесь, уместно будет упомянуть, что военноначалыники российской армии, в рядах которой воевали запорожцы в войнах 1736-9 и 1768– 74 гг., были необычно высокого мнения о боевых качествах запорожцев и считали для себя честью быть зачисленными в списки Войска Запорожского. В делах Коша Запорожского сохранилось несколько десятков копий “аттестатов”, выданных разным лицам о зачислении их в списки Войска. Один из них, – на имя подполк. М. И. Кутузова, будущего главнокомандующего в Отечественной войне. Аттестат этот гласит: “По, его, подполковника Михаила Илларионовича Кутузова желанию, войска Запорожского низового, в курень Крыловский принять и для всегдашнего его при сем войске исчисления в компуты войсковые вписать, а для верности в том и сей аттестат ему, № 127, при подписи нашей и восковой печати выдать повелели. Из Коша 1773 года генваря 30 дня”.
По всей России, с одной стороны, распространялось и укоренялось мнение о необычайной отваге Запорожцев (что соответствует действительности), с другой стороны, ложное мнение о бесклассовом, равноправном характере запорожского товарищества.
И, только в последнее время, благодаря исследованиям социальной структуры Запорожья на основании изучения многочисленных подлинных документов той эпохи, создалась подлинная, реальная картина того, что представляло собою Запорожье 18-го века.
Картина весьма далекая от описаний и Эварницкото и Скальковского и всей сепаратистической “исторической школы”.
Не аскетическим, рыцарским равноправным братством борцов за правду было Запорожье 18-го века, а вкрапленной в территорию России обширной областью с своеобразным бытовым укладом, острыми социальными расслоениями и противоречиями и, подчинением распоряжениям центральной власти только постольку, поскольку эти распоряжения нравились.
К этому времени (половина 18-го века) вековечные враги запорожцев – татары, турки и католики-поляки, в результате побед Российской Империи, были настолько ослаблены, что не могли и помышлять о какой нибудь агрессии, а думали только о сохранении прежних территорий, которые, шаг за шагом, неуклонно попадали в подчинение России.
Потеря значения Сечи. Заселение земельБывшая раньше центром и оплотом борьбы против этих, некогда могущественных, врагов, Сечь потеряла свое и военное, и национальное, и политическое значение.
Богатейшие земли на юг, юго-запад и юго-восток от областей, которые запорожцы считали своими, вошли в состав России и начали быстро заселяться, преимущественно, выходцами с Левобережьи и Слободщины, обзаводившимися семьями запорожцами, а также выходцами из Великороссии и спасавшимися от турецких зверств, сербами,
греками и болгарами. Сербы переселились большими группами (в 1732 и 1751-2 гг.), поселились все вместе и были организованы по военному: в полки и роты, как конные (гусарские), так и пешие.
В конце 18-го века, здесь (в северной Таврии) обосновалось немало немцев, создавших свои села, называвшихся “колониями”. Так создалось этнически разнообразное население Новороссии.
Запорожцам фактически нечего было делать, а существование по-военному организованной, никому не подчинявшейся, Сечи, стало не только не нужным, но и опасным.
С одной стороны, Сечь была надежным убежищем для беспокойного элемента, бежавшего туда от стабилизировавшегося к тому времени крепостнического строя Левобережья и Слободщины, к чему российское правительство не могло быть равнодушным.
