Йозеф Томан - Сократ
Слыша, как Мелет нагромождает столь тяжкие обвинения, ловко связывая их в единый узел, и узлом этим душит Сократа, Критон, Платон и Аполлодос обступили своего учителя в невольном стремлении защитить его.
- Что вы, дорогие? - сказал им Сократ. - Зачем закрываете меня от этого человека? Или не слышите, как он меня превозносит? Я даже краснею...
Мелет торжествующе усмехнулся:
- Что ответила пифия Херефону на вопрос - кто самый мудрый из эллинов? Она изрекла: мудр Софокл, мудрее его Эврипид, но мудрее всех - Сократ. И чем же отблагодарил Сократ Аполлоново прорицание за высочайшую честь, оказанную ему? Целым толпам народа на агоре внушал он, будто только дураки испрашивают предсказания в вопросах, которые люди сами могут разрешить путем познания! Так умаляет он славу прорицателей, зажимает им рот и превозносит над ними себя - подумайте только, о мужи афинские, он ставит себя выше прорицалищ, ставит смертного выше богов, а человеческий разум - выше оракулов! И при всем том он дерзает изменять человека - прекраснейшее творение богов!
Движение среди присяжных и зрителей. Возникает неприязнь к Сократу: стало быть, он и впрямь собирался заводить новшества, за что его высмеивал в своих комедиях Аристофан?
Аполлодор шепчет Критону:
- Боюсь я за Сократа!
Сократ наблюдает, как Мелет освежает горло водой из чаши. Над ареопагом висит запах человеческого пота и вонь вяленой рыбы. Слетается мошкара, жалит, сосет кровь...
Мелет разражается новым потоком слов:
- Этот безбожник восхваляет богов не за то, что они покровительствуют нам и пекутся о нас, но за то, что они так хорошо создали человека. Человек, по его мнению, создан так замечательно, что являет собою великое творение некоего мудрого и доброго мастера! Стало быть, не Зевса, о мужи афинские, не Афину, Аполлона или других богов, перед которыми почтительно преклоняется Гомер, следует нам почитать - но человека! И создатель его, этот таинственный мастер, удостоился признания Сократа только потому, что хорошо сотворил человека... Не есть ли это то самое новое божество, известное одному Сократу? Он, правда, лицемерно утверждает о себе, будто "знает, что ничего не знает", а вот о новом божестве не знаем ничего мы, зато он - все! Уж не то ли это загадочное божество, с которым Сократ находится в столь тесном общении, что даже беседует с ним, как равный...
- Демоний! Сократов демоний! - со всех сторон раздались выкрики.
- ... Но это божество - сила, чуждая нашим богам. Это новое божество, этот Сократов демоний - черный демон, враждебный богам, от века почитаемым в нашем государстве...
Гнетущую паузу, наступившую после этого, разорвали взволнованные возгласы со скамей присяжных:
- Стойте! Кому причинил вред Сократов демоний? Пускай скажет! Видите? Никому!..
- Никому! Никому! - эхом прокатилось по склонам.
Архонт бешено застучал молоточком. Какая дерзость! Слыханное ли дело так орать во время судебного разбирательства?..
- Тише! Не шумите! Не мешайте! - кричал он, но шум не утихал.
Порядок нарушен - ширится непослушание. Архонт, сам обуреваемый любопытством - чем-то присяжные еще прервут ход разбирательства, недостаточно строг.
Встает старый, бедно одетый человек:
- Я требую справедливости для Сократа! Потому я здесь!
- Ты ее дождешься, - отвечает архонт.
- Я тоже требую справедливости - для Афин и их божественных покровителей! - вскакивает один из эвпатридов. - Граждане, избавьте Афины от крота, который врылся под почву и перекусывает все корни, ими же Афины всасывают жизненные соки древних традиций, унаследованных от предков!
Мелет с подчеркнутой настойчивостью обратился к присяжным:
- Мужи афинские, прежде чем вы бросите в урну ваш боб, призываю вас: вглядитесь хорошенько в Сократа - вы увидите странное. Думаете, это один человек? Как бы не так: в Сократе - два человека!
Волнение в толпе.
- Который из двух настоящий? Тот ли, который верит в наших богов? Но тогда он не стал бы насмехаться над ними и отрицать их существование. Или другой, не верящий в них? Но тогда он не должен бы публично приносить им жертвы! Правда, жертвоприношения его убоги: положит на алтарь пучок целебных трав из своего садика, отольет несколько капель вина из кожаного меха... Тут он страстно повысил голос: - Полсотни лет самому себе строит обвинение безбожник Сократ, враг Афин и всех нас! Предупрежденный приговорами Анаксагору и Протагору, прячется Сократ, опасный распространитель новшеств, от такого же приговора - прячется за Дельфийским оракулом, за своими жалкими жертвоприношениями, которые он принародно возлагает на алтари... Судьи афинские, хорошенько взвесьте эту двойственность Сократа и вынесите справедливое суждение о том, что - правда, а что - нет!
Раздробленные рукоплескания зазвучали: дружные там, где сидели богачи, жидкие в других местах, и были целые ряды скамей, где никто не поднял рук для аплодисментов. Архонт взглянул на солнце, прикинул, что надо выслушать еще двух обвинителей, и решил продолжить разбирательство без перерыва.
3
По знаку архонта к краю возвышения подошел высокий, костлявый Ликон. Закрыв узкое свое лицо полой гиматия, он зарыдал. Голос у него был хорошо поставлен - Ликон умел повышать его, понижать, шептать, греметь, даже заставлять его трогательно дрожать от избытка чувств; последний прием и решил он применить сейчас.
- Мужи афинские! Я начинаю в слезах - простите мне эту слабость. Я плачу, ибо долг обязывает меня обвинить перед вами этого старца... Начать дурно, но кончить хорошо - таким должен быть ход жизни. Но начать столь многообещающе, а кончить перед судом, предстать перед пятьюстами присяжными, перед друзьями - обнаженным, опозоренным... О горе! Оймэ! Сколь глубоко мое сострадание к человеку, который уже не может исправить зло, творимое им в течение всей жизни...
Ликон открыл свое длинное лицо и бледные глаза.
- Повторяю: ему уже не исправить того, что он сотворил, ибо семя его пагубных идей уже принялось в юных душах, проросло и само уже плодит и сеет новые семена плевелов. Этот старец заразил все Афины. Он развратил души многих наших юношей, оставив нам трудную работу - искоренить все вредное, дурное и злое, посеянное им. Видите, мужи афинские, я рыдаю над Сократом вместе с его друзьями, с его женой Ксантиппой и сыном Лампроклом! Почему же сжимается горло мое от горя и сожаления, хотя я обвиняю этого человека? Потому, о афинские граждане, что этот заблудший человек по природе своей хороший. Потому что он действительно хочет счастья для всех вас и ваших сыновей. Потому что он верит, будто отдает вам свою мудрость и делает человека лучше. Я уверен, Сократ воображает, будто своими неутомимыми собеседованиями с гражданами он достигнет своей цели - превратит Афины, прекраснейший в мире город, еще и в город высочайшей мудрости.
Ликон сделал риторическую паузу и освежил губы водой.
Молодой присяжный - соседу:
- Слыхал? Прославленный оратор, а распустил нюни...
Пожилой присяжный:
- А ты не видишь, что многие из нас тоже чуть не ревут над Сократом?
Молодой:
- Уместно ли это, если он совершил преступления, за которые полагается смерть? Чего этот Ликон не возьмется за него как следует? А то все жалеет, все хвалит - того и гляди, лавровый венок нахлобучит на его лысину и кончится тем, что Сократ отделается каким-нибудь паршивым штрафом!
Пожилой:
- Да так бы и следовало. Штраф - и того довольно с бедняка.
Молодой:
- Ну нет. Я поспорил на десять драхм, что он получит смерть, у меня уже слюнки текут, как я на эту десятку попирую, да с бабой и детишками!
Пожилой:
- Что ж, приятного аппетита. Стало быть, на ужин будешь жрать мясо Сократа. Ладно еще, есть в Афинах и умные люди. Так что, пожалуй, не отведаешь ты Сократова мясца, людоед!
Тут внимание обоих привлек возглас оратора:
- Несчастный Сократ! Такие у тебя большие глаза, и все же ты слеп! Как, чем хочешь ты совершенствовать афинских граждан, чьи образованность, искусство и добродетели прославлены во всем мире? Ты избрал наихудший путь: воспользовавшись своей популярностью у молодежи, которой нравится, что ты сторонник новшеств, воспользовавшись чем, что, говоря языком восточных народов, ты кумир молодых людей, ты воздействовал на них всеми способами, быть может даже колдовством, чтоб оторвать от нас наших сыновей, накапать в их души яд твоих пагубных новых идей об улучшении человека - и сбить их с толку!
Мужи афинские, поверьте мне, молю вас именем всемогущего Зевса, поверьте - я сам долго сомневался в том, что сказал сейчас! Но за моим утверждением стоят неопровержимые доказательства: Алкивиад, Критий, Хармид сыновья наших древних родов. Отцы их знали Сократа, человека, презирающего корысть и собственность, человека, который превыше всего ставит добродетель и провозглашает, что ей можно научиться. Добродетель многогранную, включающую понятия мужества, справедливости, преданности правде и родине, умеренности, которая ведет человека к тому, что он еще при жизни на земле может достигнуть высочайшего блага и привести к нему своих ближних и даже все государство...
