Джон Бирман - Праведник. История о Рауле Валленберге, пропавшем герое Холокоста
Именно в те дни возник большой переполох вокруг этого дела. Кулешов поручил упомянутому выше человеку, с которым мы говорили, лично заняться пакетом и передать его начальнику архива МГБ Герцовскому. На пакете было написано: «Пакет с материалами по делу арестованного под номером 7; открывать только с разрешения руководства МГБ». В пакете находились некоторые бумаги и личные документы (но не личное дело) по делу Рауля Валленберга. Человек, с которым мы говорили, утверждал, что обозначение «арестованный под номером 7» указывало на Рауля Валленберга. Но мы знаем, что он содержался в заключении не под номером, а под своей фамилией. Кроме того, заключенный под номером 7 был идентифицирован, и он был русским. Следовательно, «арестованный под номером 7» в этом случае было лишь обозначением, которое использовалось временно и просто намекало на номер камеры Рауля Валленберга. Что касается некоторых сокамерников Рауля Валленберга и Лангфельдера, то в их делах было написано, что они сидели вместе с особо важным заключенным, и впоследствии, примерно до 1954 г., большинство из них должны были содержаться практически изолированно от других заключенных.
Финляндско-советские дипломатические неофициальные беседы о Валленберге .
Большой интерес представляет отчет, который финский дипломат Фрей осенью 1956 г. после беседы с советником советского посольства Владимировым (сотрудником КГБ) передал Министерству иностранных дел Швеции — непосредственно бывшему первому заместителю министра иностранных дел Швеции Арне С. Лундбергу, а также через шведское посольство в Хельсинки. Владимиров сообщил, в частности, что СССР желает отложить передачу четкого ответа о Рауле Валленберге до прибытия нового советского посла в Стокгольм, чтобы тот мог сказать нечто положительное при своем вступлении в должность. Владимиров также сказал, что он был бы благодарен, если бы мог получить от Швеции новые аргументы, т.е. аргументы в пользу большой важности решения вопроса. Владимиров был воодушевлен идеей Фрея о возможности заранее согласовать со шведскими властями формулировки ответа. Со шведской стороны через Фрея был дан ответ, что для Швеции вряд ли возможно вступать в какие-то предварительные дискуссии по ответу советской стороны. Швеция ожидала правдивого и исчерпывающего ответа.
Когда несколько лет назад Владимирова спросили об этой беседе, он объяснил, что причина предложения о неофициальной беседе до представления состояла в том, что Москве было трудно точно определить, как должен выглядеть ответ правительству Швеции.
Министерство иностранных дел и 1-е Главное управление (ПГУ, т.е. служба внешней разведки) КГБ, сотрудником которого был Владимиров, не имели доступа к полной информации о судьбе Рауля Валленберга. В Москве сомневались и в том, что знали шведы. Поэтому потребовалось много времени для создания какого-либо уместного ответа, который мог походить хотя бы на полуправду. По мнению Владимирова, создавалось впечатление, будто 2-е Главное управление (контрразведка) КГБ скрывало или уничтожило важные документы в связи с началом более энергичных новых поисков в апреле 1956 г. Во всяком случае, более вероятно, что документы уничтожались тогда, а не во времена Берии или Абакумова. Начальник 2-го Главного управления КГБ Грибанов был ключевой фигурой. Владимиров не знал, как и когда был найден рапорт Смольцова.
Можно добавить, что советская сторона не могла знать, что Фрей действовал самостоятельно, и должна была учитывать возможность того, что он являлся шведским эмиссаром. Следовательно, она была заинтересована разузнать о том, что желательно для шведской стороны.
Описанная выше дискуссия между Фреем и Владимировым о деле Валленберга имела свою предысторию; речь идет о контактах между Фреем и советником посольства СССР Ерзиным осенью 1955 — весной 1956 г. в Анкаре, где тогда находился Фрей. Однако это не привело к каким-либо значительным результатам, и три найденных советских документа дают об этом скудную информацию. Фрей инициирует дело, и Ерзин обещает во время своего отпуска в Москве навести справки, но после возвращения отвечает Фрею, согласно его собственным отчетам в МИД, что не получил никаких определенных сведений о Рауле Валленберге. В отчетах Фрея в Министерство иностранных дел Финляндии содержится более полная информация (хотя даже начальник Фрея в Хельсинки считает отчет неудовлетворительным), но самое большее, что якобы сказал Ерзин, заключалось в том, что советская сторона была бы готова передать Рауля Валленберга, если бы он был жив.
* * *В последующем ответ 1957 г. комментировался несколько раз. В 1979 г. заведующий скандинавским отделом МИДа Фарафонов сказал сотруднику шведского посольства, что в 1956 г. дела были тщательно просмотрены и единственным найденным следом был рапорт Смольцова. Он указал, в частности, что Швеция никогда не выдвигала требования посмотреть на него в оригинале (это было правдой; причина могла состоять в том, что ответ в целом считался неудовлетворительным и что советской стороне не составило бы особого труда состряпать фальшивку).
В том же месяце представитель КГБ намекнул сотруднику посольства, что ответ 1957 г. был, видимо, не столь категоричным, как это сообщалось официально; но он утверждал, что не было дополнительных документов, поскольку архивы были уничтожены.
Характерной чертой данных, предоставленных бывшими сотрудниками КГБ, из которых лишь один непосредственно занимался делом Рауля Валленберга, является убежденность сотрудников в том, что Рауль Валленберг умер и что мало доверия вызывает объяснение, что он умер естественной смертью.
Сотрудник скандинавского отдела КГБ в 50-х, 60-х и 70-х гг. сообщает, что в отделе считали неправдоподобной простую смерть Рауля Валленберга в тюрьме, поскольку он был таким молодым. В отличие от обычной практики, при наступлении смерти не было изучения и закрытия дела. Представлялось также, что на выдачу дела есть запрет. В докладных записках, составлявшихся по этому делу, никогда не отображалась полная правда, и никогда не проводился какой-либо устный его анализ. Отдел, в котором работал этот сотрудник, принимал участие в подготовке докладных записок, а также собирал данные из других отделов, которые, вероятно, больше занимались делом Рауля Валленберга. Проекты ответа, которые готовились один за другим, сохраняли прежние стереотипные утверждения. К каким-либо материалам о причинах ареста и о том, как умер Рауль Валленберг, никогда не было доступа. Наверное, руководство имело подобные документы. Лишь в 1956 г. стали серьезно собирать дополнительные материалы и интересоваться подробностями, однако важнейшие документы оставались недоступными для обычных сотрудников.
Другой сотрудник КГБ получил однажды в 1956 г. задание от своего начальника изучить журналы больничного отделения в Лефортово (и в Бутырке или Лубянке; он не совсем полагается в этом вопросе на свою память), чтобы посмотреть, можно ли там найти указания на какую-либо болезнь, которой страдал Рауль Валленберг. Тюремное начальство получило задание собрать журналы за годы до и после 1947 г. По записям в этих журналах Рауль Валленберг два или три раза обращался за медицинской помощью, но речь шла о пустяках, в частности о зубной боли и простуде. После 1947 г. фамилия Рауля Валленберга в журналах нигде не встречалась. На основе этих данных был составлен рапорт начальнику. После обсуждения на уровне руководства он получил задание совместно с архивным отделом составить проект ответа, что и было сделано. В нем причиной смерти Рауля Валленберга было названо воспаление легких (реальной причины смерти обычно не давали, особенно если человека расстреляли). Этот сотрудник вспоминает также ответ, который готовился несколько позднее по Лангфельдеру. Какого-либо дела Рауля Валленберга он так и не увидел. Коллега по архивному отделу, с которым он сотрудничал, никогда не говорил, что было трудно получить архивные документы. Он вспоминает о большом объеме документов со свидетельствами немецких военнопленных, но задания по их изучению он не получал. Рапорт Смольцова ему был неизвестен: «Он, должно быть, появился позднее». Однако руководство КГБ знало точно, что произошло, а задание по изучению больничных журналов давалось лишь для того, чтобы выбрать наиболее приемлемую форму для сокрытия происшедшего.
Представители ФСБ побеседовали с упомянутым выше коллегой по архивному отделу. Правда, он не помнил всего хорошо, но все же вспомнил, что дела Рауля Валленберга не оставалось, однако была папка с различными документами и личными вещами, включая портсигар и паспорт. Не было никакого документа, который давал бы непосредственную информацию о судьбе Рауля Валленберга. Какого-либо отдельного акта о Лангфельдере не нашли, лишь какой-то документ о нем находился в папке Рауля Валленберга. В 1963 г. сотрудник архива передал эту папку своему преемнику.
