Людмила Морозова - Великие и неизвестные женщины Древней Руси
Естественно, что в этой ситуации для Марии Михайловны очень важен был Ростовский летописец – главное документальное свидетельство прав своих сыновей на Ростовские земли.
Интересно отметить, что даже в некролог Василько Константиновича, видимо, по ее указанию, была включена фраза о том, что он сидел «на отни столе и дедни»,[898] хотя на самом деле он сидел только на престоле отца, поскольку Всеволод Большое Гнездо ростовским князем никогда не был, хотя это княжество и входило в состав его владений.
Усилия Марьи Михайловны, судя по всему, дали определенные результаты. Взошедший на владимирский великокняжеский престол Ярослав Всеволодович не стал включать Ростовские земли в передел между родственниками.[899]
В целом в Ростовском летописце доказывалось, что сразу четыре великих князя Владимирских закрепили за Константином Всеволодовичем и его потомками Ростовское княжество: сначала это сделал Всеволод Большое Гнездо, потом – сам Константин, после него Юрий Всеволодович, поклявшийся на кресте не претендовать на владения старшего брата, и наконец Ярослав Всеволодович.
Энергичной Марье Михайловне удалось не только сохранить за сыновьями Ростов, но и присоединить к их владениям Ярославль и Углич. Младшему сыну Константина Всеволодовича Владимиру пришлось довольствоваться сначала только Белоозером, но потом он все же получил и Углич, хотя по закону старшинства мог претендовать даже на Ростов.[900]
Несомненно, что главным помощником Марьи Михайловны был ростовский епископ Кирилл, который после гибели владимиро-суздальского владыки стал главным иерархом Северо-Восточной Руси. Его имя встречается в Ростовской летописи так же часто, как и Марьи Михайловны.
Главной особенностью Ростовской летописи, составляемой по указанию Марьи Михайловны, было то, что в ней фиксировались в основном местные события, исключение было сделано только для данных о семье самой княгини: ее матери, оказавшейся в плену у Ярослава Всеволодовича, отца и братьев, бежавших в Венгрию от полчищ монголо-татар.[901]
Марья Михайловна, очевидно, сразу же поняла, что после завоевания Руси ханом Батыем судьба каждого княжеского престола будет в его руках. Поэтому в ее летописце стали отмечаться все поездки в Орду владимиро-суздальских князей и фиксировались их результаты. Эти записи идут, под следующими годами: 1243, 1244, 1246, 1247, 1249, 1250, 1252, 1256, 1257, 1258 и далее. В большинстве из них принимали участие сыновья Марьи Михайловны Борис и Глеб. Поэтому каждый раз отмечалось, что ханы их почитали и подкрепляли ярлыком права на владение отчиной.
Следует отметить, что гибель в Орде Михаила Черниговского, отца ростовской княгини, описана достаточно кратко с констатацией лишь главных событий: хан приказал князю поклониться огню и болванам, но тот отказался и обозвал языческих богов глухими кумирами. За это он был заколот 20 сентября. Сопровождавший его внук Борис не пострадал, он отправился к сыну Батыя Сартаку и получил от него честь.[902] Из этой записи следует, что унижениям и испытаниям подвергался только Михаил Всеволодович; его внук, сын Марии Михайловны, напротив, был всячески почтен в Орде.
Столь бесстрастное описание мученического подвига князя Михаила было сделано в Ростовском летописце, видимо, потому, что сам он использовался в ставке хана в качестве документа для доказательства прав сыновей Марии на отцовы владения. Как известно, во время споров за то или иное княжение ханы устраивали прения между конфликтующими князьями, и тогда летописные записи могли являться документальным свидетельством в пользу той или иной стороны.
Основное внимание в Ростовском летописце уделялось событиям в семье Марьи Михайловны. Так, под 1248 г. описана женитьба Бориса на дочери муромского князя Ярослава Юрьевича. Свадьба и венчание состоялись в Ростове, для всех присутствующих это событие стало большой радостью.[903] Следует отметить, что постригшаяся жена Святослава Всеволодовича, о которой сообщалось под 1228 г., приходилась бабкой невесте.
По своему положению ростовский и муромский князья были равны, поэтому установление между ними родственных связей было взаимовыгодным. К тому же они уже не раз роднились друг с другом.
Интересно отметить, что, когда в Ростове появилась еще одна княгиня, Марья Михайловна стала величаться «великой княгиней».[904] Она считалась старшей не только по отношению к молодой невестке, но и по отношению к вдове Всеволода Константиновича, воспитывавшей сына Василия. Когда он подрос, то стал претендовать на бывшее отцово владение – г. Ярославль. Хотя в Ростовской летописи указывалось, что с 1227 г. его отец княжил в Переяславле Южном, все же в 1244 г. Василию удалось получить в Орде ярлык на Ярославль.[905] Это уменьшило земли сыновей Марьи Михайловны, и обеспокоенная княгиня настойчиво стала посылать к хану младшего сына Глеба, постоянным владением которого была только Кострома. В 1251 г. ему удалось получить еще Белоозеро, которое сначала числилось за его дядей Владимиром Константиновичем и должно было перейти его сыновьям Андрею и Роману. Но в итоге и Владимиру, и его детям достался только Углич.[906]
Частые поездки Глеба не только в Золотую Орду, но и в столицу всей Монгольской империи закончились тем, что он женился на дочери одного из ханов и привез ее на родину. Это существенно укрепило его положение среди других князей. В Ростове по поводу его возвращения с молодой супругой был устроен грандиозный праздник.[907]
Политика, которую Марья Михайловна советовала сыновьям проводить по отношению к Золотой Орде, полностью совпадала с позицией по этому поводу Александра Ярославича Невского, ставшего в 1252 г. великим князем Владимирским. Поэтому в Ростовском летописце был зафиксирован факт посещения Александром Ростова в 1259 г. и отмечено, что местный епископ Кирилл, князья Борис и Глеб и мать их, «Марья княгиня, чтиша Олександра с великою любовью».[908] При этом почему-то не указано, что именитого гостя встречали также жены Бориса и Глеба и юные сыновья Бориса Дмитрий и Константин (первый родился в 1253 г., второй – в 1254 г.). Вероятно, автор летописца хотел подчеркнуть, что главными лицами в Ростове являлись только епископ, князья и их мать.
Фиксируя в своем летописце даты смерти всех владимиро-суздальских князей и изменения на великокняжеском престоле, Марья Михаиловна, видимо, надеялась, что при удачном стечении обстоятельств великое княжение может оказаться в руках ее сыновей. Препятствием для этого было только то, что их отец не являлся великим князем, поэтому преимущества перед ним имели сыновья Ярослава Всеволодовича. У Бориса и Глеба мог быть шанс только в случае безвременной кончины двоюродных дядьев, но он им не выпал – у Ярослава Всеволодовича было слишком много сыновей и пять из них смогли стать великими князьями.
Еще одной важной темой Ростовского летописца были церковные дела, в которых принимал участие местный епископ Кирилл. Это является главным доказательством того, что иерарх также являлся одним из составителей летописца. В качестве примера можно указать следующие годовые статьи: в 1246 г. Кирилл ездил за телом убитого литовцами князя Михаила Ярославича; в 1249 г. отпевал умершего Владимира Константиновича, зимой этого же года отпевал Василия Всеволодовича; в 1230 г. участвовал в свадьбе Андрея Ярославича; в 1251 г. ездил в Новгород с митрополитом и там молился за здравие заболевшего Александра Ярославича; в 1253 г. освящал в Ростове церковь Бориса и Глеба, в этом же году крестил первенца Бориса Васильковича Дмитрия. В следующем году крестил второго сына князя Константина и т. д.
В 1262 г. епископ Кирилл скончался. После этого Ростовский летописец, очевидно, закончился. Местные записи стали вестись очень кратко, без каких-либо подробностей и комментариев. Они дошли до нас в составе Суздальской летописи, изданной в приложении к Лаврентьевской летописи. В ней под 1271 г. зафиксирована смерть Марьи Михайловны: «Преставися княгини Марья Василькова, декабря 9, в Зачатье, в день обедню поют, ту сущу сыну ея Борису с княгинею и з детми, и положи ю у святаго Спаса в своем манастыри».[909] Из данной записи становится известно, что Марья Михайловна либо была основательницей, либо покровительницей Спасского монастыря в Ростове. Правда, никаких данных о том, что она являлась его постриженницей, нет.
Следует отметить, что в Троицкой летописи запись о смерти княгини более подробная: «Toe же зимы (1271 г. – Л. М.) преставися благовернаа христолюбивая княгыня Васильковая месяца декабря в 9 день, а в лето индикта 14-е на память Зачатиа святыа Богородица, яко литургию поют по всему городу, ту сущю в манастыри у нее Борису князю с княгынею и с детми, а. Глебу тогда сушу в Татаровех. И предаст душу тихо и нетрудно и безмятежно. Слышаша вси людие града Ростова преставление ея и стекошася вси людие в манастырь святого Спаса, епископ Игнатии, игумени и попове, и клирици, певше над нею обычныа песни, и погребоша ю у святого Спаса, в своем ей манастыри с многими слезами».[910]
