Николай Гейнце - Господин Великий Новгород (сборник)
- В самом деле, поставьте, я отлично Марьицу сыграю! - вставила Дудкина.
- Это моя роль. Какая же вы Марьица? - накинулась на нее Лариса Алексеевна.
- Вы хотите все роли только себе забрать! - огрызнулась Анфиса Львовна.
- Неправда, не потому, но вы для драмы устарели.
- Как я устарела? Я, по крайней мере, опытная актриса, а вам только кокоток играть. Разве вы на что-нибудь другое годитесь?
- Что? - вскочила с места Щепетович. - Да что же это такое, господа? Меня оскорбляют, а вы молчите, - обратилась она ко всем.
- Перестаньте, барыни! - вступился Бабочкин и даже встал. - Садитесь, Лариса Алексеевна. Ну, садитесь же!
Она села.
Бабочкин тоже сел.
- Я вас помирю. Не надо совсем "Каширскую старину". Другое что-нибудь выберем. Не ссорьтесь только. По моему мнению, "Гамлета" надо поставить.
- Ты только все для себя хлопочешь, чтобы тебе поорать где было! усмехнулся Курский.
- Я, брат, артист старой школы, люблю пьесы, где не только поиграть, а создать роль надо, а вы, нынешние, - не артисты, а ремесленники, возразил ему Михаил Васильевич.
- Гамлет, конечно, и сбор даст. Я Офелию буду играть - согласилась Щепетович.
- Ну, а я играть в этой пьесе не буду, - вскочил Сергей Сергеевич.
- Так ведь тогда некому играть будет, так как и вчера у дяди, наивно заметила оторопевшая Marie. - Как же быть? Вы, господа, пожалуйста, сладьтесь между собой.
- Ставьте для меня "Расточителя", - уселся снова Курский, - тогда я стану играть, а иначе брошу вас и уеду в провинцию. Вот и все тут. Посмотрим, как вы без меня обойдетесь.
- Нельзя же все только для вас одного ставить, а нам вам подыгрывать. Мы тоже не будем, - отвечала ему Лариса Алексеевна.
- И я не буду. Я прежде всегда была первая, для меня всегда пьесы ставились, - вскочила Анфиса Львовна, затем села повернувшись спиной к столу.
- Вы, Анфиса Львовна, играйте или не играйте - это как угодно, а задом к столу и ко всем садиться невежливо, - басом заметил ей Бабочкин.
- Как вы смеете мне делать замечания! Вы невежа! Я всегда умела себя держать и в большом мужском обществе, и все меня находили деликатной и великолепной. А вы меня учить - не оборачиваясь, сказала Дудкина.
- Да как же, когда вы нам спину показываете. Разве это вежливо?
- А что вы мне прикажете, лицом к вам перевертываться? - повернулась она на стуле. - Скажите, какие претензии!
- Лицом, не лицом, но все же. Так как же, господа, с пьесой? Надо что-нибудь ставить. Вот разве подождать Надежду Александровну - она приедет, так ее спросим.
- Почему это мы должны спрашиваться у госпожи Крюковской, - обиделась Лариса Алексеевна. - Скажите, пожалуйста, какое начальство. Я желаю сама решать.
- Да она мне сказала, что если мы составим комитет, то она ходить не будет, а тем более вмешиваться в дела. Говорит, что это одна кукольная комедия, - выпалила Дудкина.
- Как вы смеете позволять себе передавать нам, - сцепилась с ней снова Лариса Алексеевна, - что госпожа Крюковская нас куклами считает. Это дерзость.
- Ничуть не дерзость, - заметил Бабочкин, - потому что по-старому лучше было.
- Ты, Бабочкин, все за свои старые, отжившие порядки стоишь! съязвил Сергей Сергеевич.
- Потому покойнее было - меньше неурядицы.
- Зачем же ты с нами в комитете заседаешь? Сиди себе дома да точи веретена, если нравится, а нам не мешай.
- Как не мешай? Вы мной будете командовать да распоряжаться, а я дома сиди и молчи. Шалите! Прежде я начальству подчинялся, а своему брату подчиняться не хочу.
- Господа, господа, перестаньте, надо пьесу выбрать! - послышались голоса.
- Поставьте "Как поживешь, так и прослывешь" - я много раз Маргариту играла, - сказала Анфиса Львовна.
- Да что вы, Анфиса Львовна! Маргарита в чахотке умирает, а какая же вы чахоточная? - запротестовал Курский.
- Вы мне ходу не даете. Это все только интриги одни, боитесь, что меня вызывать больше, чем вас будут, - сквозь слезы произнесла она.
- Как интрига! Разве вы смеете товарищей в таких вещах обвинять, напустился на нее Сергей Сергеевич. - Кто виноват, что вы состарились и растолстели, да видно и из ума выжили.
Щепетович громко расхохоталась.
- Меня оскорбляют, на что это похоже? Какие позволяют себе говорить даме пошлости! Вы на моих крестинах не были, чтобы мои года считать, а до моей полноты вам дела нет, - со злобными рыданиями кричала Анфиса Львовна.
Лариса Алексеевна продолжала неудержимо хохотать.
Дудкина с презрением уставилась на нее.
- Конечно, я дама видная, не селедка какая-нибудь, как другие, подчеркнула она.
Щепетович так быстро вскочила со стула, что задела Курского по лицу.
- Это вы на мой счет? Я, по-вашему, похожа на селедку? Если я селедка, так вы кочан капусты!
- Я, я кочан! - взвизгнула Дудкина.
- А вы что толкаетесь и не извиняетесь, разве это прилично. Не умеете держать себя в обществе! - старался перекричать последнюю Сергей Сергеевич, обращаясь к Щепетович.
- Да что это наконец, господа! - вступился Бабочкин.
- И всегда скажу, что вы и на женщину-то не похожи! - не унималась Анфиса Львовна.
- Ну, конечно, вы только одна женщина... - вышел из себя Михаил Васильевич.
- Вы с какой стати вмешиваетесь? Она вам с какого бока припека? напустилась на него Дудкина.
- Пожалуйста, Бабочкин, отделайте эту госпожу хорошенько, вступитесь за меня, а то она зазналась слишком! - подзадоривала его Щепетович.
- За вас никому не следует вступаться, когда вы сами делаете невежества и не извиняетесь! - продолжал наступать на нее Курский.
В это время в залу, никем не замеченный, проскользнул Вывих.
- Я знаю, почему вы ко мне придираетесь... Не удалось... - язвительно заметила Курскому Лариса Алексеевна.
- Что не удалось? Что вы этим хотите сказать? Говорите, говорите... вспылил Сергей Сергеевич.
- А то, что вы за мной ухаживали...
- Вот что открывается. Какие пошлости про себя сообщают! - всплеснула руками Дудкина.
- Как вы смели про меня это сказать? Я человек женатый, на всякую не брошусь! - крикнул Курский. - Разве в пьяном виде, так кто же виноват, что вы с нами напиваетесь...
- Хорош комитет! - фыркнул на всю залу Вывих.
- Вам что здесь угодно? Здесь комитет, и вам не место, ваше дело только подслушивать да в газетах разглашать. Потрудитесь выйти вон, подлетел к нему Сергей Сергеевич.
- Здесь общая зала, я член общества, а потому имею полное право остаться, - уселся Марк Иванович к столу. - Притом и интересно - есть действительно, что сообщить в газеты.
- Ну, брат, - расхохотался басом Михаил Васильевич - задаст тебе завтра жена баню!..
- Если только вы осмелитесь сообщить, что сейчас здесь происходило, я вам голову размозжу, сплетник газетный! - вышел из себя Курский.
- Что? - вскочил Вывих. - Что вы сказали? Повторите, повторите!
Марк Иванович все подступал ближе к Курскому.
- Не только не повторю и еще прибавлю, что вы лгун газетный. Пишете о том, чего не было...
- Я лгун, а вы нахал. Погодите у меня... Погодите... Не так запоете...
- Я нахал?.. Да как ты смел это сказать, бездельник!
- Как ты смеешь меня, негодяй...
Вывих не успел договорить, как Курский дал ему здоровенную пощечину.
- Так вот же тебе и негодяй...
Марк Иванович схватил стул и бросился с ним на Курского, но был удержан Бабочкиным и другими.
Скандал вышел полный. На шум вбежали игравшие в карты члены и гости "общества".
Так окончилось первое и последнее заседание вновь испеченного комитета.
Наличные члены общества обязали председателя Величковского созвать экстренное общее собрание для обсуждения положения дел и принятия каких-либо мер для восстановления порядка.
Такое собрание и было созвано через несколько дней.
XX. Возвращение
Описанным в предыдущей главе скандалом воспользовались как нельзя лучше Крюковская, Дюшар и Коган для окончательной пропаганды среди членов общества мысли о возвращении Бежецкого.
Созванное общее собрание было очень бурное. С Величковским на нем повторилась почти та же история, что и с Владимиром Николаевичем на прошлом собрании. Его заставили отказаться от должности председателя и проводили из залы вместе с неразлучной с ним Marie свистками и насмешками.
По инициативе присутствовавших на собрании Крюковской, Дюшар и Когана решено было единогласно просить Бежецкого вновь принять избрание и стать во главе общества.
Избрали депутацию, которая с этой просьбой и поехала к нему на квартиру.
Во главе депутации отправился сам Исаак Соломонович.
Члены в ожидании прибытия их избранных разбрелись по гостиным, буфетным и карточным залам.
- Что это я на вас погляжу, какая вы стали, Надежда Александровна? подсел Бабочкин к Крюковской, приютившейся в уголке гостиной. - Стоит разве что-нибудь на свете, чтобы худеть и себя мучить. Я догадывался, а теперь знаю кое-что. Мне Дудкина рассказала. По-моему, надо на все это наплевать. Легче живется.
