Сергей Парамонов - История руссов. Варяги и русская государственность
Если русские князья, далее, брали себе в жены скандинавок, если какой-нибудь воевода-скандинав получал во временное управление какой-то город, если через Русь проезжали какие-то скандинавские воины или купцы, — какое это имело отношение к огромному процессу «origin of Russia»[165]? Неужели какая-то Ингигерд, жена Ярослава, сыграла роль в создании Руси?
Русь создана миллионами славян, а не полдюжиной жен-скандинавок. И почему такой же важной роли Пашкевич не приписывает другим женам: гречанкам, полькам, чешкам, немкам, англичанкам, половчанкам, венгеркам и т. д.? Ведь влияние этих жен было во много раз сильнее влияния скандинавок, ибо их было во много раз больше. Наконец, влияние их всех, взятых вместе, было ничтожным: они были каплей в славянском море.
Наемников, лакеев, наложниц Пашкевич признает за крупный фактор в создании огромной нации, он совершенно не представляет себе истинного масштаба событий в прошлом.
Далее, мы знаем, что Польша была вековечной соседкой Руси, с ней Русь вела нескончаемые войны, огромные территории то отнимались Польшей, то отнимались у Польши, тысячи людей перегонялись с земель Руси в Польшу и обратно. Поляки сидели (хоть и недолго) на русском троне, а русские — на польском. Браки между знатными домами Польши и Руси весьма многочисленны.
Культурное влияние Польши на Русь и Руси на Польшу прямое и посредственное — огромно, и… все же никто, даже поляк Пашкевич, не осмелится оказать, что Польша сыграла «важную роль» в создании Руси, а вот в отношении Скандинавии он это делает, имея для этого гораздо менее оснований.
Конечно, трудно убедить католика в погрешимости римского папы, но так же трудно, оказывается, убедить славянина Пашкевича в ничтожной роли германского гения в создании всех славянских государств, в том числе и Руси.
3. Сколько миллиграммов критического чутья имеется у Пашкевича, видно из его утверждения, что «Владимир — славянская форма скандинавского Valdimarr (Waldemarus по-латыни)» (стр. 180). Мы утверждаем обратное — до Владимира Мономаха у скандинавов не было никаких Valdimarr'ов. Когда внучка Владимира Мономаха вышла замуж за датского короля, правнук Мономаха получил имя Владимира, а в произношении иностранцев Valdimarr, Waldemarus и т. д.
Скандинавы заимствовали это имя у славян, а не наоборот. Это исторически доказанный, совершенно неоспоримый факт. Если у Пашкевича есть какое-то сомнение, пусть спросит себя, что означает по скандинавски Valdimarr. Ничего! А ведь каждое оригинальное, незаимствованное имя имеет свое значение в родном языке. Valdimarr — бессмысленное сочетание звуков, тогда как «Владимир» имеет смысл.
Наконец, сами скандинавы, которые, несомненно немножко более понимают в своей филологии, Владимир (Вальдемар) за свое имя не считают.
Пашкевич настолько ослеплен норманизмом, что, видите ли, поправляет Титмара Мерзебургского («The etymology of the name Vladimir given by Thietmar is certainly wrong», стр. 180)[166].
Иностранный старинный хронист Титмар, едва ли не единственный из хронистов того времени употребивший верную транскрипцию (Vladimir, а не Valdemarr) исправляется, видите ли, Пашкевичем. Да ведь греческие и латинские авторы употребляли ту же верную славянскую транскрипцию для разных Владимиров южных славян еще до того, как варяги появились на Руси! Пашкевич просто этого не знает.
4. В «Поучении» Владимир Мономах говорит о себе: «я, получивший при крещении имя Василий, а вообще известный под русским именем Владимир» и т. д. В этом заявлении Пашкевич видит, что «в начале XII столетия скандинавское значение “Русь” еще не утратило своего норманнского содержания» (стр. 179); он полагает, что, употребляя слово «русский», Мономах разумел «скандинавский»! Словом, Мономах, желая показать норманнское содержание своего имени, называет себя славянским именем, аналогичным: «Крепимир», «Ратимир», «Звонимир», «Толимир» и т. д.
Интересно знать, нашел ли Пашкевич у скандинавов имена Krepimarr, Ratimarr, Zvonimarr, Tolimarr, и что они означают в переводе? И вот, пользуясь таким методом, Пашкевич пишет целую книгу.
5. По Пашкевичу (стр. 177), в период, соответствующий обсуждаемому, на могильных плитах норманнов имелись обычно рунические надписи с указанием имени покойного или убитого, места и обстоятельств его смерти, его происхождения и т. д.
Оказывается на Руси так много было норманнов, и имели они такое высокое положение в обществе (князья, наместники, воеводы и т. д.), что мы не находим ни одного надгробного камня с рунической надписью!
На всей территории России найдена всего одна надгробная руническая надпись, именно на острове Березани недалеко от Очакова, т. е. собственно не в России, а на ее морской границе, оставленная как след смерти какого-то проезжего скандинава.
Вторая надпись руническим письмом найдена на копье с именем владельца (о национальности судить трудно) около Ковеля, опять-таки на границе Руси, причем, конечно, ясно, что копье могло быть завезено владельцем-воином за сотни километров[167].
Итак, ни князья-норманны, ни воеводы-норманны, ни управители городов — норманны, ни купцы-норманны, ни вообще ни один норманн не оставил после себя ни одной надгробной плиты, ни одной рунической надписи. И это за 400 лет (если верить Пашкевичу)!
Приходится удивляться нормам мышления Пашкевича. Очевидно, он присоединяется к мнению Арнэ, сказавшего авторитетным тоном ужасную глупость, что, мол, отсутствие рунических надписей объясняется отсутствием камня в России!
Да будет известно всем норманистам, что на юге России камня хватает, и притом камня, легко доставляемого водой. На берегах Днестра, Буга, Днепра, Миуса, Кальмиуса, Дона и т д. имеется огромное количество выходов камня разных пород. Одни названия городов, как Каменец, Кременец, показывают, что камня было достаточно.
Целые немецкие колонии с тысячами жителей каждая построены из известняка, его так много и он так дешев, что все изгороди здесь каменные.
Граниты Подолии известны всем, известен хорошо и кристаллический кряж, через который пробивался Днепр в районе ныне затопленных порогов. Даже в приазовских степях среди необъятных полей имеются каменные холмы, вспомним «Каменные могилы» у Мариуполя. Наконец, «каменные бабы» в южных степях вовсе не редкость. Далее, на первых страницах летописи мы находим, что в Киеве «бе терем камен». Уж если построен был каменный терем, то, значит, камня могло хватить на тысячи плит для норманнов.
Что же касается Северной России, то камней столько, что хлебопашец проклинает их уже не одну тысячу лет, и даже в былинах они нашли свое отражение. Полное отсутствие норманнских надгробных памятников показывает неопровержимо, что норманнов на Руси не было. Для Пашкевича тот факт, что даже в Новгородской области до сих пор не найдено ни одного скандинавского поселения, ничего не значит. Он так же твердо верит в присутствие скандинавов, как в то, что в России не было камней для рунических надписей.
6. Мы уже указывали, что если будут найдены действительные, а не воображаемые захоронения многих норманнов, то это еще не объясняется их многочисленностью, а тем, что они, наемные воины, либо пали в бою в большом количестве сразу, либо, как иностранцы, были похоронены в отдельном месте, и эти кладбища могли существовать и не одну сотню лет. Если же мы разделим количество похороненных на количество лет существования кладбища, то мы получим далеко не внушительные цифры.
Наконец, если будет открыто где-то огромное норманнское кладбище, означает ли это, что норманны были завоевателями? Означает ли чрезвычайно обширное кладбище евреев в Варшаве, что евреи были властителями поляков и что они «играли важную роль» в создании Польши? Поляк Пашкевич не сделает такого вывода в отношении Польши, а вот в отношении Руси — сколько угодно.
Но главное не в этом, а в том, как он толкует археологические находки. Пашкевич пишет (стр. 178), что в Гнездове в 1949 году близ Смоленска, «большого норманнского центра», был найден сосуд с надписью (заметьте: славянскими буквами. — С. Л.) по-славянски «горухща», т. е., очевидно, «горчица». Отсюда Пашкевич делает заключение, что норманны в Гнездове писали по-славянски!!!
Господин Пашкевич! Станьте, пожалуйста, с головы на ноги: сосуд найден на Руси, надпись на нем русскими буквами и по-русски, и сам сосуд русского типа и изделия. Всякий здравомыслящий человек может сказать только, что эта «горухща» никакого отношения к норманнам не имеет.
Если какой-то норманн (допустим!), живя на чужбине, пишет на предметах самого житейского свойства по-славянски — это значит, что он уже не норманн. Насколько беспредметно мышление Пашкевича видно из того, что он не задает себе вопроса: почему же в Гнездове, «большом норманнском центре», в котором раскопки велись много лет, не найдено ни одной иностранной надписи ни на одном предмете?
