Михаил Терентьев - Хивинские походы русской армии
Сомневаться уже нельзя, что Кауфман именно хотел истребления ненавистного народа от мало до велика… На стр. 51 материалов приведены слова Кауфман старшинам: «Наказание будет жестокое и виновниками гибели себя, ваших семейств и всего имущества вы будете сами…»
Если бы и после этого кто-нибудь стал бы еще сомневаться, то мы приведем еще одно предписание Кауфмана Головачеву от 10 июля, приложенное, как и первые два, к «материалам».
В этом предписании Кауфман уведомляет, что он отпустил старшин, задержанных в лагере, и «объявил им, что если жители не будут уходить с мест своего жительства, а займутся сбором контрибуции, ваше превосходительство приостановитесь их разорять, а будете наблюдать за тем, что делается в их среде, и при малейшем покушении их уходить, приведете в исполнение приказание мое об окончательном уничтожении непокорного племени».
«Материалы», хотя и напечатаны в 1883 г., после смерти Кауфмана, но составлялись задолго до этого и, конечно, под главной редакцией его самого, и вот в тексте рассказа выражения предписаний Головачеву и Саранчеву сглажены очень ловко: выпущены только слова «полному… истреблению… и семьи их». В приложениях же эти слова не выкинуты… Это уже заслуга Троцкого. Напомним теперь, что пять старшин выехали из Хивы 6 июля, значит, к вечеру их аулы, кишлаки или кочевки будут знать о штрафе, который завтра же, 7-го числа, надо начать вносить; кишлаки задержанных старшин и не явившихся узнают тоже вечером — это у них делается быстро. Надо же ведь дать время им сообразиться и посоветоваться. Кауфман именно этого-то и не желает и 7-го же числа посылает Головачева прямо для нападения на туркменов, зная заранее, что денег собрать они не успеют, а может быть, и не захотят. Что такое означает фраза: «Если вы усмотрите?» Значит ли это: если вы удостоверитесь или убедитесь? Конечно, нет… Тут значение простое: если вам покажется… Другими словами: если вы найдете подходящий случай, то и пользуйтесь им, чтобы войска имели возможность вывести в расход, на законном основании, растерянные дорогою артиллерийские запасы и получили бы право на награды не за перенесенные лишения трудного похода, а за боевые отличия…
Показная сторона военных действий совсем не то, что закулисная. Служившие в штабах адъютантами во время войны хорошо это знают. Не все, показываемое войсками к скидке, как израсходованное или испорченное, можно принять на счет казны, если поле сражения осталось за нами, — таков закон. Следов этих соображений, при назначении частей в бой, конечно, не найдешь, но все начальники частей и без слов это понимают…
Теперь представим себе, что туркмены соседних кишлаков собираются посоветоваться, что им делать. Откуда, по каким признакам Головачев может узнать, что они не собираются откочевать? Собрались вкупе — значит, разгоняй вооруженною рукою, бей, истребляй…
Итак, 7-го числа экзекуционный отряд выступил в 4 часа утра. 8-го числа лазутчики сообщили Головачеву, что туркмены собирались на Бузгумене советоваться и пришли к таким выводам: откочевать им некуда, драться с русскими страшно, а собрать в 15 дней 300 000 рублей невозможно, потому что денег ни у кого нет, а продать имущество в 15 дней тоже невозможно… Кто побогаче, те решились уйти подальше от русского отряда, к Исмамут-ата, но отнюдь не в голую, выжженную степь, где им грозила бы голодная смерть, а кто не имел перевозочных средств, те решились остаться, но платить им не из чего.
Вины тут со стороны туркмен пока никакой не видно. Но раз что они собираются на Исмамут-ата, неизвестно с какою целью, Головачев счел себя вправе начать свою экзекуцию… Утром 9-го числа он выступил с ночлега под Хазаватом и к 8 часам утра пришел в Бузгумен, где бежавшие от туркмен рабы-персияне подтвердили, что иомуды уходят к Исмамут-ата. Тотчас Головачев пустил Блока с пятью сотнями вдогонку, отделив команды для выжигания попутных поселений. Первым загорелось покинутое жителями громадное селение Бузгумен, занимающее несколько верст в длину и ширину. Скайлер уверяет, будто Головачев сказал Блоку: «Действуйте в черкесском духе».
В своей книге Скайлер говорит, будто Головачев перед началом действий собрал всех казачьих офицеров, объявил им о полученном от Кауфмана приказании не щадить ни пола, ни возраста, а кавказским офицерам пояснил это так: «Надеюсь, что вы исполните приказание на черкесский манер, без рассуждений, не разбирая ни пола, ни возраста… Убивайте всех». Старый кавказский полковник сказал на это: «Конечно, исполним в точности ваше приказание». Кавказским дивизионом, т. е. двумя сотнями, командовал тогда полковник Квинитадзе; значит, дело идет о том. Маев называет это неудачною выдумкой наших недоброжелателей. Но сами действия Блока именно доказывают, что ему приказано было совершить нечто ужасное… Нельзя же допустить, чтобы он проделал все гнусности «на черкесский манер» по собственному побуждению! Сотнями у него командовали, например, князь Евгений Максимилианович Лейхтенбергский, барон Криднер, фон Грюнвальд. Разве это черкесы? Они, в сущности, даже и не казаки, а двое последних просто прицепились к казачеству, благодаря протекции, ради быстрейшего производства…
На дворах покинутых домов сложены были скирды необмолоченного еще хлеба, их и поджигали первыми. Загорелись селения Янги-яб и Бедеркет, растянувшиеся вдоль арыков того же имени… Вскоре из авангардной сотни барона Криднера дано знать, что влево от дороги видна масса арб и скота, направляющаяся к пескам. Блок тотчас полетел с остальными сотнями к авангарду. Туркмены шли к озеру, соединенному протоком с озером Зайкеш, на котором отряд ночевал еще 7-го числа. Озера эти — в сущности разливы Хазаватского канала — имеют быстрое течение, и хотя последнее, о котором идет речь, не очень широко, всего в несколько десятков сажень, но местами очень глубоко. Туркмены хотели обойти озеро по берегу и затем выйти к сел. Алманчи, за которым уже битая дорога к Исмамут-ата, но, заметив догоняющую их кавалерию, бросили скот, выпрягли лошадей из арб и ускакали. На арбах с пожитками остались, конечно, женщины, дети и дряхлые старцы, под покровительством нескольких бедняков, которым не хватило лошадей… Бросая все имущество и свои семьи на произвол судьбы, туркмены, конечно, не могли и думать, что русские, объявившие уже аман в прокламациях, посягнут на беззащитных женщин и детей. Не знали они, что за ними скачут слепые исполнители грозной воли — «черкесы» Блок, Криднер, фон Грюнвальд и прочие.
Приведем теперь слова «Материалов»: «Проносясь мимо этого каравана и не щадя никого, казаки особенно поражали вооруженных людей, следовавших пешком около арб». Некоторые из провожатых, моля о пощаде, внезапно выхватывали скрытые под халатами кинжалы и шашки, но и таким способом успели убить только одного казака…
Доскакав до озера, где уже столпились туркменские семьи, ехавшие на передних арбах… но лучше приведем опять слова материалов: «Здесь казакам представилась страшная картина: глубокий и быстрый проток был буквально запружен туркменами: молодыми, стариками, женщинами, детьми; все бросилось в озеро от преследовавших их казаков, тщетно усиливаясь достигнуть противоположного берега. Туркменов погибло здесь до 2 тысяч человек разного пола и возраста; часть утонула в самом озере, часть в окружающих его болотах…» Хотя картина и была страшная, но бесстрашный Блок подбавил еще страху, приказав пустить несколько ракет… Материалы уверяют, что ракеты были пущены на тот берег, откуда будто бы ускакавшие иомуды и ранее переплывшие через озеро открыли по казакам огонь. Но мы знаем уже, что материалы напечатаны через 8 лет, после обличений Скайлера, видели уже, как материалы стараются сгладить ненужную жестокость Кауфмана, выпуская слова: «полному… истреблению… и семей их…» Значит, особенного доверия в этом случае мы питать к материалам не можем. Но пусть так: ракеты назначены не для сугубого истребления тонущих, — но кто же поручится, что они летели по назначению? Ракета наводит страх и ужас своим огненным хвостом и ревом; набивка ее, от возки в походе, на людях ракетной команды, получает трещины… Ракеты поэтому часто рвутся перед самым носом спускающего, рвут свои же станки и ранят своих же; так что, если они рвутся, хотя и не долетев до цели, но лишь бы впереди станка и не задевая своих же, то это уже слава Богу!
Затем еще: ведь за озером было болото и там утонули, по словам материалов, те, кто успел переплыть озеро… Кто же оттуда стрелял по казакам?
Выпустив 9 ракет и полюбовавшись на коротком привале у озера «страшною картиной», Блок повернул назад собирать брошенный скот. Во время привала офицеры и казаки обходили раненых туркмен, подавали им воду, благо ее тут вдоволь, перевязывали раны, ими же нанесенные… и затем оставили их выздоравливать на солнышке… На возвратном пути, хотя и встречали еще уцелевших баб и детей, сидевших возле арб, но уже их не трогали… Такое милосердие едва ли отвечало приказанию истреблять семьи, и Кауфман вряд ли похвалил бы за это!