Анна Комнина - Алексиада
Все согласились с Боэмундом. Он сразу же приступил к делу и быстро соорудил напротив акрополя поперечную стену[1113], отделившую его от всей Антиохии, — надежнейший оплот на случай, если бы война затянулась. Он сам стал неусыпным стражем этой стены и при малейшей возможности храбро вступал в бой. Другие графы тоже прилагали большие усилия, и каждый на своем участке неустанно охранял город, следил за предстенными укреплениями и зубцами, чтобы варвары не взобрались как-нибудь ночью по лестницам и не захватили Антиохию и чтобы кто-нибудь из жителей не поднялся тайком на стену и, договорившись с варварами, не предал город.
5. Вот все об Антиохии. Самодержец в это время очень хотел прийти на помощь кельтам, но его вопреки желанию удерживали грабеж и полное разорение, которым подверглись приморские города и земли. Чакан, как собственной вотчиной, распоряжался Смирной, а некто по имени Тэнгри-Бэрмиш[1114]— городом эфесян у моря, где был некогда сооружен храм апостола Иоанна Богослова[1115]. Другие сатрапы захватывали крепость за крепостью, обращались с христианами, как с рабами, и все грабили. Они овладели даже островами Хиосом, Родосом и всеми остальными и сооружали там пиратские корабли. Поэтому самодержец решил прежде всего заняться делами на море и Чаканом, оставить на материке необходимое войско и изрядный флот, чтобы сдерживать набеги и отгонять прочь варваров, а уж затем со всем остальным войском направиться {302} к Антиохии и по пути при любой возможности сражаться с варварами.
Самодержец позвал к себе Иоанна Дуку, своего шурина, передал ему войска, набранные в различных областях, и флот, достаточно сильный для осады приморских городов; он передал ему и дочь Чакана, взятую в плен со всеми, кто оказался в то время в Никее; Алексей велел Иоанну повсюду объявлять о взятии Никеи, а если ему не будут верить, показывать дочь Чакана турецким сатрапам и живущим на побережье варварам, чтобы те, которые владели названными выше городами, увидя ее и удостоверившись во взятии Никеи, отдали города без боя. Снабдив Иоанна всем необходимым, император отослал его. Какой трофей воздвиг Иоанн в память победы над Чаканом и каким образом он прогнал турка, покажет мой дальнейший рассказ.
Иоанн Дука, мой дядя по матери, простившись с императором, выступил из столицы, переправился в Авид и, призвав к себе человека по имени Каспак[1116], поручил ему командование флотом и управление всей морской экспедицией в целом, обещав, если он будет хорошо сражаться и возьмет Смирну, сделать его правителем города со всеми окрестностями. Итак, Иоанн отправил Каспака, как я сказала, по морю в качестве талассократора флота, а сам остался на суше как тагматарх[1117]. Когда жители Смирны увидели, что к ним приближаются одновременно по морю Каспак с флотом, по суше — Иоанн Дука (в то время как Каспак вошел в гавань, Иоанн разбил лагерь на некотором расстоянии от городских стен), они, зная уже о взятии Никеи, отказались от всякого сопротивления и предпочли вступить в мирные переговоры, пообещав сдать Смирну без боя и кровопролития, если Иоанн Дука поклянется, что предоставит им возможность невредимыми вернуться на родину. Дука согласился на предложение Чакана и обещал все точно исполнить. Изгнав турок из Смирны мирным путем, он передал всю власть в ней Каспаку. В это время произошел следующий случай.
Когда Каспак возвращался от Иоанна Дуки, к нему подбежал житель Смирны и стал обвинять одного сарацина в том, что тот отнял у него пятьсот золотых статиров. Каспак велел увести обоих и разобрать спор. Когда потащили сарацина, тот решил, что его ведут убивать; отчаявшись спастись, он обнажил кинжал и всадил его Каспаку в живот, а затем, повернувшись, ранил в бедро и его брата. Поднялась паника, сарацин убежал, а все моряки и даже гребцы беспорядочной толпой ворвались в город и стали безжалостно убивать всех без раз-{303}бора. Это было ужасное зрелище — в один миг было убито около десяти тысяч человек. Иоанн Дука, погоревав над Каспаком, вновь ушел в заботы о крепости[1118]. Выйдя из Смирны, он осмотрел стены, разузнал у сведущих людей о настроении жителей и, так как на пост дуки Смирны требовался мужественный человек, он назначил Иалея, которого считал лучшим из людей, — это был очень воинственный муж.
Оставив весь флот для охраны Смирны, Дука с войском отправился к Эфесу, который был в руках сатрапов Тэнгри-Бэрмиша и Марака[1119]. Видя его приближение, варвары вооружились и выстроили свои фаланги боевыми рядами на равнине перед крепостью. Не медля ни мгновения, войска Дуки, сохраняя боевой строй, устремились на них. Завязалась битва, занявшая большую часть дня. Сражались обе стороны, и исход, битвы был неясен, но затем турки обратили тыл и устремились в паническое бегство. При этом многие были убиты, а в плен взяты не только рядовые воины, но и многие сатрапы; всего пленных было две тысячи. Узнав о пленных, император приказал рассеять их по островам. Остальные турки отправились по реке Меандр в Поливот. Настроены они были высокомерно и считали, что совсем отделались от Дуки. Но вышло все не так: оставив дукой города Пенея, он со всем войском гоплитов, следуя советам самодержца, отправился за турками не беспорядочно, а в хорошем строю, как и подобает идти на врага опытному полководцу.
Как уже было сказано, турки, держа путь по Меандру и расположенным вдоль него городам, достигли Поливота. Дука же не устремился за ними по их следам, а отправился кратчайшим путем, с налету занял Сарды и Филадельфию и поручил их охрану Михаилу Кекавмену. Затем он подошел к Лаодикии, где все жители сразу вышли к нему навстречу. За то, что они сделали это добровольно, Дука безбоязненно разрешил им самим распоряжаться городом и не назначил своего правителя. Потом он, пройдя через Хому, прибыл в Лампи[1120] и здесь назначил стратигом Евстафия Камицу. Дойдя до Поливота, он застал там множество турок, стремительно напал на них в тот момент, когда они складывали снаряжение, наголову разбил их, многих убил и взял большую добычу, соответствовавшую численности врага.
6. В то время как Дука сражался с турками и еще не вернулся, самодержец уже был готов выступить на помощь кельтам в Антиохии. Он прибыл со всем войском в Филомилий, убив по дороге много варваров и разорив много городов, прежде ему подвластных. В Филомилии к нему из Антиохии {304} через Тарс явились Вильгельм Грантмесниль[1121], Стефан, граф Франкии[1122], и Петр, сын Алифы[1123], спустившиеся на веревках[1124] со стен Антиохии; они уверяли, что кельты находятся в очень тяжелом положении, и клялись, что их ждет неминуемая гибель.
Поэтому император решил еще быстрей двигаться на помощь кельтам, хотя все и удерживали его от этого. В то же время повсюду разнеслась весть, что несметное число варваров, выступивших против самодержца, уже совсем близко. Дело в том, что султан Хорасана, узнав о намерении самодержца оказать помощь кельтам, послал против него собственного сына, по имени Исмаил[1125]. Султан собрал огромные силы в Хорасане и в отдаленных областях, хорошо вооружил всех воинов и отправил их с приказом настичь самодержца, прежде чем он дойдет до Антиохии. Таким образом, самодержец стремился выступить на помощь кельтам и поскорей уничтожить кипевших яростью турок вместе с их предводителем Кербогой, но его удержало сообщение прибывших франков[1126] и известие о выступлении Исмаила. Размышляя о наиболее вероятном ходе событий, император считал невозможным спасти город, недавно захваченный кельтами, которые, еще не успев там утвердиться, сразу же были осаждены агарянами — ведь кельты потеряли надежду на спасение, хотели оставить неприятелю беззащитные стены и думали лишь о бегстве.
И в самом деле, наряду с другими свойствами племя кельтов отличается своеволием и нежеланием слушать советы; оно никогда не придерживается ни дисциплины, ни военной науки. Во время боя гнев рычит в них, и все они — рядовые воины и предводители — делаются неукротимыми, врываясь во вражескую фалангу. Они неудержимы, если только их противник хоть немного дрогнет, но если неприятель устроит засады но правилам военной науки и искусно будет с ними бороться, их отвага переходит в другую крайность. В общем первый натиск кельтов неудержим, но затем их очень легко одолеть из-за их тяжелого оружия и бешеного, безрассудного нрава.
Вот почему самодержец, не имея достаточных сил для борьбы с таким множеством врагов и будучи не в состоянии изменить нрав кельтов или добрым советом склонить их к разумным действиям, решил не двигаться дальше, дабы, спеша на помощь Антиохии, не потерять и самого Константинополя. Алексей опасался, что его настигнут несметные полчища турок и тогда жители окрестностей Филомилия станут жертвой варварских мечей, поэтому он решил повсюду объявить о нашествии агарян; тотчас же было объявлено, чтобы все мужчины {305} и женщины ушли до нашествия врагов, спасая жизнь за добро, которое можно унести с собой.
