Иосиф Крашевский - Король холопов
Перед ним оказалась не легкомысленная женщина, какой он себе ее представлял, но строгая, суровая, умевшая держать от себя на почтительном расстоянии; он даже не умел с ней говорить. Спрятав обратно подарок, он стоял сконфуженный. Наконец, после некоторого размышления он начал:
- Меня незаслуженным образом заподозрили злые люди и обвинили перед королем. Я хотел вас просить, чтобы вы за меня заступились.
- Я не в какие дела не вмешиваюсь, - ответила Эсфирь, - об этом вы можете узнать от других...
- Но говорят, что вы обо всем знаете! - ехидно сказал староста.
- Как видите, я плохо осведомлена, - прервала она его, - потому что у нас ходили слухи, будто вы в большой дружбе были с бранденбургцами, а это должно быть страшная ложь, ибо иначе вы не прибыли бы на поклон к королю.
Услышав неожиданно эти смелые слова, Боркович онемел от изумления и стоял покрасневший и гневный.
- Итак, милостивый государь, вы в защитнике уже больше не нуждаетесь, - прибавила Эсфирь.
От волнения Мацек дергал себя за бороду. Девушка на него смотрела, как бы стараясь проникнуть в него и прочесть на его лице.
- И это должно быть ложь, - сказала она, заметив насмешливую улыбку, появившуюся в ответ на ее слова, - будто вы в хороших отношениях с невестой короля, силезской княжной.
Тайна, которая казалась ему скрытой от всех, и которую он считал никому неизвестной, была так смело высказана ему Эсфирью, что от изумления с его уст сорвалось несколько проклятий.
- Конечно, я бывал в Глогове! - воскликнул он гневно и раздражительно. - Я и не думаю этого отрицать. На турнирах мне несколько раз повезло, и я имел счастье танцевать с княжной...
Эсфирь внимательно слушала.
- Злые люди в состоянии и в этом увидеть что-нибудь предосудительное и сочинить небылицу, - продолжал он, волнуясь. - Поэтому я не даром просил вас о защите.
- Вы сами сумеете себя защитить, - произнесла она холодно.
Боркович оправился от изумления, и к нему возвратилась его обычная смелость.
- И вам, вероятно, новая королева не особенно по вкусу, - произнес он со смехом. - Вам придется делить с ней любовь короля, а она, ей Богу, красива, молода, восхитительна, очаровательна...
Эсфирь покраснела.
- Я уезжаю из Кракова, - сказала она.
Боркович рассмеялся.
- И вы не будете питать никакой злобы против короля? - спросил он.
- Никакой обиды и никакого гнева я не чувствую! - спокойно ответила Эсфирь. - Королю нужен сын, и дай Бог, чтобы этот брак оправдал его надежды.
Мацек слушал и ушам своим не верил. Чувствуя, что он потерял полную неудачу и что ему не о чем больше говорить, он насупился и попрощался, сказав:
- Будьте же ко мне милостивы!
Эсфирь ничего не ответила.
Староста ушел от Эсфири очень огорченный и, находясь под впечатлением этого посещения, он вечером, встретившись у Неоржи со своими приятелями, высказал им свое удивление.
- Кто из вас видел эту еврейку? - воскликнул он. - Мало того, что она красива, хотя лицом то отцвела, но она бой-баба, и себя в обиду не даст. Я предложил ей в подарок ожерелье, за которое заплатил много денег, и оно было бы под-стать поднести даже невесте... а она не приняла. Разговаривала со мною, как будто в действительности была королевой, а не любовницей и дочерью еврея из Опочна... Она говорит, будто уедет из Кракова.
Присутствовавшие громко запротестовали, закричав:
- Что вы? Как же? Разве король расстанется с ней? Разве он может день прожить без нее? Ведь он ежедневно прокрадывается к ней и у нее отдыхает. Она его, вероятно, напоила каким-то зельем, а они ведь мастерицы околдовывать. Не освободиться ему из ее сетей. Боркович в задумчивости проговорил:
- Тем лучше!
Однако, он весь вечер не мог успокоиться и, рассказывая каждому о еврейке, хотя и был зол на нее, восхищался ее ловкостью и умом.
Существовавшее вначале сильное возбуждение против Эсфири теперь значительно улеглось; духовенство надеялось, что она будет вытеснена молодой королевой... К тому же, как это обыкновенно случается, первое впечатление, самое сильное, понемногу сглаживается, и люди постепенно привыкли к этой любовной связи короля и не придавали ей большого значения. Многих же Эсфирь обезоружила тем, что никогда не чванилась счастьем и не злоупотребляла им.
Постройка дома в Лобзове была закончена еще до бракосочетания короля. Эсфирь в крытом экипаже поехала его осмотреть и, найдя в нем множество подарков короля, на которые не надеялась, не могла скрыть своей радости. Дом был обширнее и с большими удобствами, чем ее собственный в городе; само его устройство и меблировка указывали на то, что король и не думает ее бросить. В доме было отдельное помещение, предназначенное для короля, а комнаты, отведенные Эсфири, были устроены с комфортом, роскошью и вполне подходили для приема такого гостя...
Возвратившись к себе после осмотра дома, Эсфирь сделала все приготовления к переезду, отослала туда вещи, слуг и перевезла своего больного сына.
- Тайна недолго осталась скрытой и через несколько дней в городе уже знали о пребывании Эсфири в Лобзове; различным образом объясняли это переселение.
Лишь только Эсфирь переехала и успела разложить вещи, как вечером у ворот раздался звук рожка, возвещавший о приезде короля, который возвращался с охоты возле Тенчина.
Эсфирь радостно встретила его и, упав к ногам его, благодарила за помещение, превзошедшее все ее ожидания.
- Я не достойна его, - говорила она, - и не следует меня так баловать. Я тут буду чувствовать себя совсем, как в раю, лишь бы время от времени слышать звук этого рожка, который только что раздался у ворот.
Король смеялся и радовался, оглядывая знакомые комнаты, объясняя, для какой цели они предназначены, и почему он велел их так расположить. Он был доволен садом и указал ей на высокую ограду кругом, сделанную по его приказанию, которая защищала обитателей дома от любопытных глаз прохожих.
Эсфири пришлось увеличить количество слуг, и Казимир даже настаивал на том, чтобы в ее распоряжении, безопаности ради, была небольшая вооруженная стража. Хотя на небольшом расстоянии от дома находились другие королевские помещения, но в окрестностях столицы всегда бродило много воров и грабителей, а потому надо было их остерегаться.
Совершенно иную жизнь вела теперь Эсфирь, чувствуя себя гораздо свободнее; ей нечего было тут бояться навязчивых, любопытных людей, которые в городе следили за каждым ее шагом...
Помимо своей воли она тут стала более важной барыней, чем была в Кракове; здесь ей понадобились и крытые экипажи, и кучера, которых у нее в городе не было, и слуги, для исполнения разных поручений, которых приходилось посылать в город.
До сих пор она пользовалась лишь услугами евреев и евреек, потому что церковные уставы строго запрещали евреям держать у себя слуг, кормилиц и сторожей христиан. Теперь же, так как король намеревался часто приезжать сюда, то в доме была помещена челядь, присланная из королевского дворца, которая должна была ему услуживать, а вместе с тем услуживала и Эсфири.
В доме увеличилась роскошь и пышность, и Эсфирь, зная вкусы Казимира, его любовь к изящному, старалась во всем ему угодить.
Малый Пелка был болезненный, слабый ребенок, а потому и королевский врач ежедневно приезжал в Лобзов. Туда старались проникнуть под разными предлогами придворные, все еще надеясь, что, прислуживая ей, добьются ее расположения, а через нее и милости короля. Но она оставалась непреклонна в своем решении никогда не затруднять короля никакими просьбами и не служить посредницей для других.
Приближалось время, назначенное для свадьбы Казимира, и к ней делали большие приготовления. Напрасно королева Елизавета посылала брату письма одно за другим, в которых советовала ему не жениться и пугала его разными неприятностями в будущем. Все ее сторонники при польском дворе тоже были против нового брака короля и тщетно прибегали к всевозможным средствам, чтобы его расстроить. Духовенство во главе с архиепископом, даже Бодзанта, стояли за брак; на их стороне была значительная часть дворян, не прельстившаяся обещаниями привилегий, данных Людовиком венгерским, и не перешедшая на его сторону.
Во дворце все уже было готово к свадьбе и назначен день, как вдруг доверенный Елизаветы, венгерец Алмаза, прибыл к королю с секретным поручением, которое она боялась изложить на бумаге, и он должен был его устно передать.
Но все эти старания и хлопоты производили на Казимира совершенно противоположное впечатление; они раздражали его и, вместо того, чтобы отвлечь от этого брака, вызывали в нем желание поступить наперекор. Поэтому он очень неохотно принял посла Елизаветы.
Сам вид его и несколько вступительных фраз, сказанных им с большим смущением, указали королю на то, что речь будет об очень щекотливом деле. Ловкий и хитрый венгерец начал с торжественного уверения, что королева Елизавета руководится только желанием добра своему брату и заботами о его счастье. Это именно и заставило ее самым тщательным образом разузнать обо всем, касающимся княжны Ядвиги. Алмаза продолжал, что к великому своему неудовольствию и огорчению он должен от имени Елизаветы сообщить королю, что все сведения, почерпнутые из самых достоверных источников, выставляют будущую королеву в невыгодном для нее свете: девушка очень легкомысленна, страшно любит веселиться, проводить время в обществе мужчин и слишком смела в обхождении как со стариками, так и с молодыми. Королева Елизавета велела передать брату, что в числе других, находящихся при силезском дворе и бывших в близких отношениях с его невестой, был и Боркович, посылавший ей подарки через старую воспитательницу, которая ему устраивала тайные свидания с княжной Ядвигой и т.д.
