Маремьяна Голубкова - Мать Печора (Трилогия)
- Вот, товарищи, пришла мне веселая бумага. Зимой расписал я про свою огородную работу да в институт растениеводства послал. Вася... виноват, наш колхозный агроном Василий Ефимович Кисляков присоветовал. Десять лет я огородничал да целый месяц про то писал. А вот нынче и ответ пришел.
Читает Матвей нам письмо, а сам такой довольный, будто его большой наградой наградили:
"Высылаем вам просимый семенной материал. (Это я цветную капусту просил.) Благодарю за присылку статьи о выращивании овощей в Светлозерье. Прошу и в дальнейшем поддерживать с нами связь и сообщать результаты вашей работы по продвижению овощеводства в печорском Заполярье.
С товарищеским приветом
д и р е к т о р и н с т и т у т а".
Все рыбаки были в сборе. И всем Матвеева радость не чужая.
- Недаром ты у нас первый пахарь да сеяльщик, - говорит Анна Егоровна.
- Ты у нас и швец, и жнец, и на дуде игрец, - смеется Прохор Иванович.
- Все мы с вами пахари - говорит Матвей с гордостью, - немалое у нас поле раскорчевано - глазом не окинешь. Это ведь не первое такое письмо. Наш агроном Василий Ефимович от академиков письма получает. Наука интересуется печорской пшеницей. Говорят: "Ваши посевы пшеницы не с опытной, а с производственной целью в районе Печоры продвинуты так далеко на север лишь впервые". А мы и сами знаем, что впервые. Полярный круг как раз по нашим полям проходит. До советской поры на Печоре своей мы, светлозерцы, пахать и не думали. У прадедов наших да и у ровни моей о прежнюю пору земля наша неродимой считалась. Что ни посеешь - все морозом вызнобит, заливным дождем вымочит, громом побьет.
Слушали рыбаки своего бригадира, и, наверно, каждый согласен с ним был: правильно сказано - новинка старинку гонит.
3
Издалека по воде катится веселая рыбацкая песня, как волной несет:
Ой, вы, ветры-ветерочки,
Ветерочки-сиверочки,
Вы подуйте-потяните,
Сине море всколыхните!
У нас на море погода,
Вот погода, вот погода,
Погодушка немалая,
Немалая, волновая!
Ничего в волнах не видно,
Одни парусы белеют,
На гребцах шляпы чернеют,
Веселышки зеленеют.
На корме сидит хозяин,
Наш хозяин во наряде:
Во коричневом кафтане,
Во матерчатой жилетке,
В тонкой беленькой рубашке,
Во пуховой новой шляпе.
Воспромолвил наш хозяин:
- Пригребите-ко, ребята,
Ко крутому бережочку,
Ко желтому ко песочку.
Рыба шла полным ходом. В лодках ее насыпано до полубортов. Между ровными, отборными сигами, между горбатыми чирами, как плахи, лежали пудовые белоглазые нельмы.
В лодки можно было и не смотреть. Стоило взглянуть на Анну Егоровну и все ее звено, - удача себя не таила. Забегали рыбаки с ящиками, тащат с берега - пустые - на лодки, с лодок - полные - на катер. Бегают, ног под собой не знают, тяжести на плечах не чувствуют, шутят да балагурят.
- Наша молодая! - кричит Федор Поздеев. - Комсомольцы вчера ко ставным ездили - и половины не привезли.
- Завтра вдвое против нашего добудут, - откликается Анна Егоровна.
- Не худо бы так-то, - говорит Матвей, оглаживая бороду.
- Дай бог, дай бог! - твердит Трифон Окулович, и улыбается, и суетится на разборке.
- Семга-то еще не идет? - спрашиваю я Матвея.
- Задержалась, не пошла еще, - смеется Матвей. - Нос-то уж видно, а хвост никак не может доволокчи.
Красильщиков допоздна слушал и записывал от Ивана какую-то длинную сказку с мудреным названием - "Франциль Венециан". Ну а нам было не до сказок.
Снова у берега весельный перестук ловцов и моторный стукоток у рыбаков-поставушников. И снова с желтых песков подымаются чайки, летят за лодками вдоль быстрой реки и ждут: не удастся ли что урвать из рыбацкой добычи?
Заехал к нам заместитель председателя окрисполкома Иван Петрович Сядэй. Он выехал на путину из Нарьян-Мара уже давно, и все время ездит с тони на тоню, проверяет, как идет лов. Заглянул он и к светлозерцам.
- Хоть вы, - говорит, - и не нашего округа, да мимо вас не проедешь: впереди всех идете.
Приехал он вечером, дело уже к ночи было. Вот Красильщиков и повернул разговор на сказки.
- Слыхал я по тундре их немало, - проговорился Сядэй, да и сам не рад стал: Красильщиков не отставал до той поры, пока своего не добился.
Рассказал ему Иван Петрович сказку "Выя Тэта".
Младший из четырех братьев, Выя Тэта, уснул крепким сном. Проспал он десять лет. Когда братья разбудили его, оказалось, что вот уже десять лет, как пропал их отец: поехал в соседнюю тундру и не вернулся.
Долго тянулась сказка, и до самого конца полно в ней крови: до той поры Выя Тэта не успокоился, пока не убил всех врагов своих, погубивших отца, а заодно и тех, кого за врагов по ошибке сосчитал.
- Старая сказка! - машет рукой Иван Петрович. - К чему она тебе?
- Да, товарищ Красильщиков, - сочувствует Матвей, - это сказка-перестарка...
Фольклористу на месте не сидится, хочется что-то сказать, а Матвей ему наперебой Ивана Петровича спрашивает:
- К вам в Нарьян-Мар, кажется, гости с Сахалина приезжали?
- Эвенки-то? Как же, гостили!
И рассказал Иван Петрович, как ненцы-колхозники пригласили к себе в гости бывших своих недругов (по-старому их тунгусами звали). Приехали эвенки из оленеводческого колхоза на Сахалине. Провели они в ненецких тундрах не одну неделю. Узнали ненцы, как эвенки в оленях хозяйствуют, и сами гостей многому научили. Пригласили эвенки ненцев на Сахалин отгащивать.
- Вот оно! - говорит Матвей. - Прежде люди и в семье-то ладу не знали, а тут вся родина моя - родная семья, семья нераздельная, родня однокровная.
- Одного кремня искры, - говорит Трифон Окулович.
- Одного гнезда птенцы, - говорит Анна Егоровна.
- У нас народ с народом делами перекликаются! - говорит Верочка.
Иван Петрович слушал, слушал да вдруг и повернулся к Матвею:
- А вы что же не перекликаетесь?
- Как это не перекликаемся? - обиделся Матвей. - В Юшино-то разве не был? На красной доске...
- Видел, видел, - перебил Сядэй. - Видел, что весь свой план вы успели белой рыбой выполнить. Наши-то нижнепечорцы еще до половины не дотянули.
- А и мы не считаем, что выполнили, - говорит Матвей. - Весной-то нам повезло: рыбу как ковшиком черпали. Комсомольского звена тогда еще не было, вместе брали. Так вот, чтобы не путаться, я ту рыбу в счет не беру.
- Внутри у себя ваше дело считаться. А вот мне бы знать хотелось: с кем вы соревнуетесь?
- Да вот комсомольцы с нами, стариками, тягаться взялись. Приотстали они чуток, а духа не теряют, догнать грозятся.
- Я про всю бригаду спрашиваю, - говорит Иван Петрович, а сам смотрит неласково. - С кем вы, светлозерцы, соревнуетесь? С кем делами перекликаетесь?
Обвел Матвей глазами свою бригаду, точно поддержать попросил, а те и рады бы, да поддержать-то нечем. И прячут они глаза.
- Как это вы так проглядели? - удивляется Сядэй. - Крепка работа соревнованием: один другого вперед ведет. А вы приехали, да как на безлюдном острове поселились. Ведь кругом соседей полно. А вы вперед выскочили и оглянуться не хотите. Слов нет, передовики, всем нашим ненецким рыбакам пример. А коли людям вас не видно да не слышно, - кого да чему ваш пример научит? Задорные вы люди, все это знают. А с кем вы своим задором делитесь? Столько у вас пылу да жару, головы и руки горячие. Да вам только клич кликнуть, такой костер разгорится - по всей Печорской губе дело закипит...
4
Невесел, нерадостен ходит товарищ Красильщиков. Ехал он сюда со своим рюкзаком, с байковым одеялом, с надувной резиновой подушкой-думкой и даже ночные туфли с собой захватил, собирался прогостить здесь все лето.
Судя по его речам, думал он здесь найти в каждой девушке плачею или ворожею, в каждой пожилой рыбачке - бабку-знахарку.
А приехал он в рыбацкое становье и увидел, что люди здесь другое поют, другое слушают. В свободные часы рыбаки слушали московские радиопередачи - про новости в колхозе, на Печоре, по всей стране.
Как-то вечером рыбаки залегли на ночлег раньше времени. Не спали только Красильщиков, я, да Матвей, да Верочка. Вот и завели мы вчетвером полуночный разговор.
- Скучаете у нас, товарищ Красильщиков? - спрашивает Матвей.
- Да, признаться, я ждал, что у вас повеселее, - не отрекается тот.
- Какого же веселья вы ждали? - поддерживает Матвея Верочка.
- Известно, - говорит фольклорист, - для каждого веселье в его работе.
- Отчего же вас работа ваша не радует? - спрашиваю я.
Покрутился наш гость да и высказал все, что у него болью наболело. По его словам выходило, что не видит он от нас, рыбаков, той поддержки, какой ждал.
- В чем тут дело? - ото всей души спрашивает Красильщиков. - Отчего вы мою науку чужой считаете?
- Науку вашу мы и не считали бы чужой, - говорит Верочка, - да сами-то вы какой-то чужеватый. Вы на старинку набросились, а мы новинкой живем.
Вовсе худо стало фольклористу с приездом Пети Канева, работника районной газеты. И небольшое ученье было у этого парня, - усть-цилемская десятилетка да газетные курсы, зато умная была посажена на плечи голова. Услышал он про наши шутейные похороны, заинтересовался, просит Красильщикова: