Олег Хлевнюк - Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы, были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД.
ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих расстрелу, равно как и количество подлежащих высылке»[797].
Как ясно следует из этой директивы, первоначально целью первой массовой операции были «кулаки» и уголовники. Однако в последующие дни руководство страны приняло решение распространить эту операцию на более широкий круг «антисоветских элементов», состоящих на учете в НКВД, фактически провести тотальную чистку всех «подозрительных». В первоначальной форме это намерение было озвучено на совещании начальников управлений НКВД республик и областей, которое созвали в Москве 16 июля. Судя по свидетельствам участников этого совещания, которые по деталям собраны исследователями (стенограмма совещания не велась), Ежов не только дал указания об активизации подготовки операции против кулаков, но ориентировал на массовые аресты и других категорий «подозрительных». Установка делалась на тотальную чистку, проводимую широким фронтом без соблюдения элементарных процессуальных норм. Как свидетельствовали участники совещания, Ежов заявил, что «в связи с разгромом врагов будет уничтожена и некоторая часть невинных людей, но это неизбежно», что «если во время этой операции будет расстреляна лишняя тысяча людей — беды в этом особой нет». На этом же совещании руководителям местных органов НКВД фактически было дано официальное разрешение применять пытки[798].
Указания, данные на совещании 16 июля, вряд ли были индивидуальной инициативой Ежова. Скорее всего, они отражали настроения Сталина, который в эти дни продумывал план сплошной чистки «учетных категорий». Свидетельством эскалации террора в направлении именно такой чистки являлись решения, принятые параллельно с подготовкой операции против «кулаков». Так, 24 июля 1937 г. было издано директивное указание НКВД о специальной чистке личного состава водопроводных станций, бактериологических станций, научно-исследовательских институтов и лабораторий, занимающихся микробиологией. Немедленному аресту подлежали следующие категории сотрудников этих учреждений: все иностранные подданные, бывшие иностранцы, принявшие советское гражданство, лица, связанные с заграницей, «активные антисоветские элементы»[799] По инициативе Сталина 25 июля 1937 г. Ежов подписал оперативный приказ наркома внутренних дел СССР № 00439, в котором намечалось проведение арестов граждан Германии, работающих (или работавших ранее) на советских оборонных предприятиях и на железнодорожном транспорте[800].
Решающим документом, определившим поворот к политике тотального уничтожения или изоляции «раз и на всегда» всех «антисоветских элементов» был приказ наркома внутренних дел № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и др. антисоветских элементов», утвержденный Политбюро 30 июля 1937 г. От директивы 2 июля, которая дала старт подготовке этого приказа, он отличался рядом принципиально новых позиций, отражавших эволюцию планов высшего советского руководства в предшествующие несколько недель. Если директива от 2 июля нацеливала на выявление, расстрелы и высылку только «кулаков» и уголовников, то в приказе № 00447 речь шла о расстрелах и арестах самого широкого круга «учетных категорий». Соответственно менялись и санкции — вместо расстрелов и высылки приказ предусматривал расстрелы и заключения в лагеря. Сталинская политика профилактических чисток достигла своего апогея, государственный террор, никогда не бывший «малым» стал по настоящему «большим».
Массовые операции
Приказ № 00447 был представлен на утверждение Политбюро 30 июля 1937 г. заместителем Ежова по НКВД М. П. Фриновским, назначенным ответственным за проведение операции[801]. В зависимости от региона, операцию предписывалось начать с 5-15 августа и закончить в четырехмесячный срок. Прежде всего в приказе определялись «контингенты, подлежащие репрессии». Фактически речь шла обо всех, кто в разное время боролся с советской властью или был жертвой предыдущих репрессий: кулаки, отбывшие срок или бежавшие из ссылки, бывшие члены противостоящих большевикам партий (эсеров, грузинских меньшевиков, муссаватистов, дашнаков и т. д.), бывшие белогвардейцы, уцелевшие царские чиновники, арестованные, проходившие по делам о терроризме и шпионско-диверсионной деятельности, политические заключенные, содержащиеся в лагерях и ссыльные, ведущие в местах заключения и ссылки «активную антисоветскую подрывную работу» т. д. На одном из последних мест в этом списке шли уголовники.
Все репрессируемые разбивались на две категории: первая — подлежащие немедленному аресту и расстрелу, вторая — подлежащие заключению в лагеря или в тюрьмы на срок от 8 до 10 лет. Всем областям, краям и республикам в приказе доводились лимиты на репрессии по каждой из двух категорий. Всего было предписано арестовать 268 950 человек, из них 72 950 расстрелять (в том числе 10 тыс. заключенных в лагерях). При этом важно подчеркнуть, что в приказе был заложен механизм эскалации террора, так как предусматривалось, что местные руководители имели право запрашивать у Москвы дополнительные лимиты на аресты и расстрелы. Выносить приговоры в рамках утвержденных в Москве лимитов должны были специальные «тройки». Как правило, в их число входили нарком или начальник управления НКВД, секретарь соответствующей региональной партийной организации и прокурор республики, области или края. «Тройки» получили чрезвычайные права: бесконтрольно выносили приговоры и отдавали приказ о приведении их в исполнение, включая расстрел.
9 августа 1937 г., Политбюро утвердило еще один приказ НКВД СССР — «О ликвидации польских диверсионно-шпионских групп»[802]. Этот приказ определял порядок репрессий против так называемых «контрреволюционных национальных контингентов». Всего было проведено более десятка таких операций — против поляков, немцев, румын, латышей, эстонцев, финнов, греков, афганцев, иранцев, китайцев, болгар, македонцев. Особая операция проводилась против так называемых харбинцев (бывших работников Китайско-Восточной железной дороги, вернувшихся в СССР после продажи КВЖД в 1935 г.). Все эти категории населения рассматривались сталинским руководством как питательная среда для шпионажа и коллаборационизма. По поводу процедуры проведения национальных операций, важно отметить, что они не предусматривали какие-либо ограничения на аресты и расстрелы. Однако центр осуществлял своего рода «мягкий» контроль за этими операциями при помощи процедуры утверждения сводок приговоров, так называемых «альбомов», которые присылались в Москву за подписью начальника регионального управления НКВД и прокурора[803].
Как свидетельствуют документы, после получения из Москвы лимитов на аресты и расстрелы по операции против «кулаков» и «антисоветских элементов» в областных и краевых управлениях созывались совещания начальников городских и районных отделов НКВД, на которых определялись конкретные задания. Первоначально для составления списков на аресты и расстрелы использовались картотеки учета «антисоветского элемента», о которых говорилось выше, или другие материалы. После ареста проводилось следствие, главной целью которого считалось выявление «контрреволюционных связей» арестованного и «контрреволюционных организаций»[804]. Нужные следствию «показания» добывались разными методами, но чаще всего при помощи пыток. На основании полученных под пытками «показаний» производились новые аресты. Арестованные этой «второй волны» под пытками называли новые имена и т. д. Карательные операции, организованные таким образом, могли в принципе продолжаться до бесконечности и захватить в перспективе большинство населения страны.
Одновременно с массовыми операциями, составлявшими суть «большого террора», в 1937–1938 гг. продолжалась начавшаяся на предыдущих этапах чистка пограничных районов. Самой крупной была депортация более чем 170 тыс. корейцев с Дальнего Востока в Казахстан и Узбекистан, осуществленная в сентябре-октябре 1937 г.[805]
По мере выполнения планов, первоначально утвержденных Политбюро, местные управления НКВД, как и предусматривал приказ № 00447, начали запрашивать в Москве дополнительные лимиты на аресты и расстрелы, и, как правило, получали согласие[806]. В результате к началу 1938 г. по приказу № 00447 было осуждено более 500 тыс. человек[807]. Эти цифры значительно превышали предварительные лимиты, намеченные в приказе № 00447 (269 тыс.). Кроме того, закончился четырехмесячный срок, отведенные этим же приказом на проведение операции. Казалось, существовали все предпосылки для завершения массовых операций.
