Всеволод Вихнович - Царь Ирод Великий. Воплощение невозможного (Рим, Иудея, эллины)
Курс обучения продолжался 6 лет, до 17 года до н.э., и за это время братья в полной мере восприняли культуру столицы и приобрели много связей. Как можно судить по последующим событиям, воспитание в столице тогдашнего культурного мира своеобразным образом отразилось на характере молодых принцев. Следует напомнить, что их семье ещё великим Юлием Цезарем было даровано римское гражданство и, более того, по обычаям римского права они получили родовое имя самой семьи императора — Юлии. Поскольку их отец Ирод к тому же носил почетное имя «друга и союзника римского народа», то его сыновья, несомненно, сразу же попали в круг аристократической молодежи. Как и дети высших сословий, они посещали римскую школу для аристократических отпрысков, а до этого, еще на родине, прошли, как и в римской школе, младший курс изучения греческого и, вероятно, латинского языков, а также начала арифметики. Поэтому они обучались в Риме по программе средней римской школы — школы грамматики, в которой обучались приблизительно с 12–13 по 16–17 лет. Главным предметом обучения было чтение и толкование латинских и греческих поэтов, а также письменные упражнения и сочинения на обоих языках, причем во времена Августа предпочтение отдавалось греческому языку. Из греческих поэтов с особым вниманием изучали Гомера, Эзопа, избранные места из лириков, латинские переложения Ливия Андроника «Одиссеи», Плавта, Теренция и других авторов. Иногда ученики знакомились и с творчеством поэтов эпохи Августа — Горация (65–8 до н.э.), Виргилия (70–19 гг. до н.э.), Овидия (43 г. до н.э. — 17 г. н.э.). В ходе учёбы занимались составлением письменных упражнений на различные темы. Поощрялось и ораторское искусство. В школах поддерживалась строгая дисциплина, причём в отношении нерадивых учеников учителя даже применяли телесные наказания, но, разумеется, отпрысков аристократических фамилий это касалось в малой степени. Как это ни странно, мало уделялось внимания естественным и математическим наукам. Одним словом, молодые аристократы готовились как гуманитарно образованные люди, что, как показали дальнейшие события, усвоили и сыновья Ирода, особенно Александр. Однако, если Ирод полагал, что сыновья, познакомившись с римским искусством управления миром и воинскими добродетелями, станут верными продолжателями его дела, то он сильно ошибался. Получилось так, что молодые принцы, завязав тесные дружеские отношения с молодыми сверстниками из римской аристократии, прежде всего восприняли их образ жизни и пороки. Блистательный знаток римского общества той эпохи Буасье, разбирая творчество самого популярного тогда поэта Овидия, аристократа по рождению и автора поэмы «Искусство любви», отмечал: «Изучение римского общества по произведениям этого поэта ясно показывает нам, насколько оно не похоже на его обычные изображения. В большинстве случаев к нему относятся с жалостью, так как оно потеряло свою свободу. Эта потеря несомненно велика, но общество переносило довольно легко. Так как оно видело последние несчастные битвы ради защиты свободы или её уничтожения, то можно сказать, что римское общество страдало из-за свободы, не зная её. Оно никогда о ней не сожалело. Это общество целиком принадлежало настоящему; подобно Овидию, оно не переживало тревожных воспоминаний, которые всегда вносят некоторую горечь в удовольствия текущие. Место общественных дел, которыми римляне перестали заниматься, заняли другие предметы развлечения, более для них приятные. Интерес к жизни переменился. Он уже не сосредоточивался, как некогда, на завоевании политического влияния, на управлении партиями и народными страстями; теперь люди стремились блистать в благовоспитанном обществе, распространять в нем славу о своем уме или молву о своих похождениях… тысячи важных пустяков, составляющих светскую жизнь, отнимали у них досуг и не давали времени сожалеть о гражданской деятельности, которую они утратили»{239}. И далее: «Надо предоставить каждому причитающуюся ему долю ответственности, не только империя создавала тогдашнее общество, но и общество создавало империю. Август далеко не был единственным виновником той моральной слабости характеров, которая в конце концов испугала его самого. По-видимому, всеобщая трусость, забвение собственного достоинства, беспомощность общества должны были увеличивать прочность его власти, но все это ужаснуло его….Несомненно, ему приятна была общая склонность к удовольствиям: абсолютная власть от этого всегда выигрывает. Но он увидел, наконец, что страна, где удовольствия являются самым важным занятием, не может дать более ни граждан, ни солдат»{240}.
Разумеется, речь идёт о высшем слое общества, в среде которого воспитывались дети Ирода. Впрочем, положение усугублялось паразитизмом не только аристократии, но и основной массы римских граждан, живших в столице империи, получавших бесплатно от Цезаря «хлеб и зрелища». Жизнь языческой столицы — античного мегаполиса с населением почти миллион человек со всего мира, где сказочная роскошь соседствовала с нищетой и бесправием, хорошо описана в исследованиях о нравах античного мира{241}. В частности, римский историк Светоний отмечает, что главному ревнителю восстановления древней нравственности Августу самыми строгими мерами и законами не удалось добиться успеха даже в своей семье. За недостойное поведение он был вынужден сослать дочь и внучку, их обеих звали Юлия. Дело дошло до того, что при их упоминании, он цитировал фразу из Илиады: «Лучше бы мне и безбрачному жить и бездетному сгинуть». Впрочем, и сам блюститель общественной нравственности не был безгрешен, несмотря на специальные законы, направленные против прелюбодеяний и разврата. Тот же Светоний пишет: «Что он жил с чужими женами, не отрицают даже его друзья; но они оправдывают его тем, что он шёл на это не из похоти, а по расчёту, чтобы через женщин легче выведывать замыслы противников»{242}.
Несомненно, что вместе со своими друзьями — молодыми аристократами братья вполне наслаждались всеми «удовольствиями», который предоставляла им жизнь в языческом Риме. Разумеется дети Ирода участвовали в пиршествах и языческих празднованиях аристократической молодежи, которые нередко переходили в оргии, немыслимые для юношей традиционного иудейского воспитания. Этому способствовало и то, что сексуальная мораль подчинялась социальному фактору. Как пишет исследователь нравов той эпохи, «юные римляне с четырнадцати лет старались заявить о своей мужественности: сексуальная активность доказывала их зрелость»{243}. Немаловажно отметить, что тогдашнее римское общество было бисексуальным, то есть был широко распространен гомосексуализм. Хотя в иудаизме это считалось смертным грехом, последующие события показали, что принцы, во всяком случае Александр, явно обладали соответствующим опытом.
Столь долгое предисловие необходимо для того, чтобы показать неизбежность принявшего трагический характер конфликта Ирода с сыновьями. Александр и Аристобул в дальнейшем показали себя заносчивыми аристократами, презирающими плебейское, по их мнению, происхождение отца и его родственников. Видимо, рассчитывая на связи с друзьями по «развлечениям» из знатных римских семей, они даже не находили нужным скрывать свои чувства и мысли. Последующие события показали, что они никак не могли быть верными помощниками отцу в его трудах по сохранению и повышению процветания Иудеи и всей иудейской диаспоры в сложных условиях господства языческой римской державы. Все претензии этих образованных в римско-эллинистическом отношении юношей сводились к стремлению получить право быть наследниками Ирода.
Однако тогда, в 17 году до н.э., Ирод этого не подозревал. Он посетил Рим для встречи с Августом, намереваясь забрать сыновей в Иерусалим. Это было его вторым посещением столицы мира после 40 года до н.э. Он, несомненно, искренне уважал римлян за их умению решать сложные вопросы управления мировой империей, военной организации, их инженерное искусство и трезвую коммерческую хватку. Однако, также несомненно, что глубоко ценивший эллинистическую культуру, он все же считал римлян в сущности грубоватыми мужланами, неспособными в полной мере на истинное понимание эллинской поэзии, философии и художественного творчества. Чего стоят только их грубые удовольствия вроде публичного зрелища убийства мужчин, женщин на аренах амфитеатров и цирков. С другой стороны, как иудей он не мог принять недоступность их пониманию Единого Бога, призвавшего в Священном Писании соблюдать 10 заповедей Моисея. Но при этом он, конечно, искренне уважал императора Августа, разумно управлявшего делами огромного государства, и не мог не оценить того, как за годы его правления Рим из «кирпичного» превращался в «мраморный», то есть украшался великолепными сооружениями храмов, цирков, театров, дворцов, водопроводов и рынков, хотя иногда им явно не хватало вкуса эллинских зодчих.
