Андрей Хорошевский - Тайны советской империи
Интересно, что из Москвы рекомендовать Киселева приехал Кирилл Мазуров, до недавних пор возглавлявший белорусский ЦК, а в 1965-м перешедший на должность первого заместителя Председателя Совета Министров СССР. И именно Мазуров, как свидетельствуют хорошо знавшие ситуацию в Белоруссии люди, был главным инициатором избрания Машерова первым секретарем. Тайная, но очень действенная агитация Кирилла Трофимовича принесла свои плоды. Вообще же Мазурова можно смело назвать добрым гением Петра Машерова. Возглавляя республику, он выделил Машерова из числа других секретарей обкомов, перевел его в Минск. Успехи Машерова, основы того самого «белорусского чуда», прославившие Петра Мироновича, были заложены еще Мазуровым.
Машеров принял Белоруссию в марте 1965 года. Для человека реформаторского склада, пришедшего во власть не только ради самой власти, это время было весьма удачным. Во-первых, середина 1960-х – время, которое иногда даже считают «второй оттепелью». Так называемые «реформы Косыгина» (Алексей Косыгин в 1964 возглавил Совет Министров СССР) должны были, с одной стороны, покончить с хрущевскими экспериментами с системой управления народным хозяйством, особенно больно ударившими по сельскому хозяйству, а с другой – дать новые импульсы развитию плановой социалистической экономики. На первых порах курс реформ поддерживал тогда еще энергичный и деятельный генсек Леонид Брежнев. И не просто поддерживал, а готов был даже отстаивать их в весьма нелегкой борьбе со своими «соратниками» по политбюро.
На декабрьском Пленуме ЦК КПСС 1969 года Брежнев выступил с большой речью по проблемам управления и развития экономики страны, главным лейтмотивом которой была поддержка реформ. Как стало известно немного позже, эта речь была подготовлена в секретариате генсека без согласования с аппаратом главного идеолога страны Михаила Суслова. Это, а также достаточно резкая критика методов управления страной вызвали неудовольствие со стороны «серого кардинала». При поддержке некоторых членов политбюро он подготовил записку для ЦК, в которой доклад Брежнева квалифицировался как «политически ошибочное действие». Эту записку и споры по ней предполагалось вынести на обсуждение очередного, мартовского 1970 года Пленума ЦК КПСС. Более того, не исключена была и постановка «кадрового вопроса», то есть, называя вещи своими именами, вполне вероятной была попытка смещения генсека со своего поста.
В сложившейся ситуации Брежневу пришлось действовать весьма решительно. Поначалу ему удалось затянуть созыв пленума, а затем он, без сопровождения кого-либо из членов политбюро, выехал в Белоруссию, где тогда под руководством министра обороны маршала Гречко Советская армия проводила широкомасштабные учения. Стало ясно, что армия на стороне генсека, и Суслов «с компанией» были вынуждены отозвать свою записку.
В этих разборках советских политических тяжеловесов молодой белорусский первый секретарь ЦК еще не мог играть заметной роли, его поддержка той или иной стороны, по большому счету, ни на что не влияла. Но Машеров фактически занял позицию Брежнева, и это не могло быть не замечено. Возможно, генсек даже простил Петру Мироновичу (как, в общем-то, и всей верхушке белорусского руководства) ту неприятную ситуацию с его избранием на пост руководителя Белоруссии и предоставил Машерову определенный карт-бланш в проведении «мягких реформ». Впрочем, на этот счет есть и другие мнения.
К отношениям между Леонидом Брежневым и Петром Машеровым мы еще вернемся, сейчас же поговорим о том, что же представляла собой «машеровская республика» – Белоруссия в период с 1960 по 1980 год.
* * *Во многих публикациях и документальных фильмах, посвященных Петру Машерову, Белоруссия 1960—1970-х представлена неким «социалистическим раем», где все жили хорошо и счастливо и не было почти никаких проблем. На самом деле все было несколько иначе. Не стоит преувеличивать и выдавать желаемое за действительное. Белоруссия была одной из советских республик и по уровню жизни не дотягивала до Прибалтики (которая так и не стала по-настоящему советской) и уж тем более ей было далеко до «загнивающего Запада».
Однако среди остальных советских республик Белоруссия действительно отличалась в выгодную сторону. При Машерове были построены или существенно модернизированы предприятия машиностроительной, нефтехимической, электротехнической и других отраслей промышленности, которые и поныне составляют основу белорусской экономики. По некоторым данным, за годы, когда у руля Белоруссии стоял Петр Машеров, национальный доход БССР вырос в три раза. Дефицит и, как следствие, огромные очереди, в белорусских городах ощущались не так заметно, как в других регионах СССР. В Белоруссии не было перебоев с продуктами и товарами первой необходимости, лучше была обеспечена республика и тем, что в советское время было принято относить к предметам роскоши, – автомобилями, различной домашней техникой и т. д. Тем более что многое выпускалось в самой Белоруссии – телевизоры «Витязь» и «Горизонт», холодильники «Минск» были гордостью республики, своего рода ее визитной карточкой, знаком качества. То же можно сказать и о продукции машиностроения – тракторах «Беларусь», грузовиках МАЗ и огромных карьерных самосвалах БелАЗ и др. Естественно, что главная заслуга в этом принадлежала белорусскому народу, но неоспорима и роль Петра Мироновича как организатора и управленца.
Экономические и социальные успехи (пусть, еще раз повторимся, и относительные, но на общем советском фоне все же весьма заметные) были только одним из слагаемых огромной популярности Петра Машерова среди простых белорусов. Петр Миронович был едва ли не единственным советским руководителем, заботившимся о своей популярности. До того момента, как в постсоветском политическом сленге появилось слово «пиар», оставалось еще два десятка лет, но Машеров, казалось, строго следует законам этого самого пиара. Ему действительно было не все равно, что о нем говорят и думают в народе.
В значительной степени это было обусловлено характером Петра Мироновича. Вот что вспоминал Валентин Сазонкин, полковник КГБ, долгое время являвшийся начальником охраны Машерова (незадолго до смерти Машерова он был переведен в Москву в центральный аппарат КГБ): «Служебный кабинет и бумажные дела – не его стихия. Как только начинались полевые работы, сенокос и уборочная страда, он больше времени проводил в автомашине, самолете, вертолете. Выделяемый 9-м управлением КГБ вертолет использовался на всю мощь. Посадки совершались в самых различных точках – там, где трудились люди: на полях, сенокосах, около токов и т. п. Где бы ни приземлялся вертолет, моментально собиралась вся округа и начиналась оживленная беседа с тружениками села». От себя добавим, что в большинстве случаев все эти инспекционные облеты были абсолютно неожиданными для местного руководства. В общем, эта схема классична – из столицы приезжает «добрый начальник» и устраивает разнос, а иногда даже увольняет нелюбимого народом начальника. При этом, в отличие от «классического сценария», Машеров корректен, он редко срывается на крик и не использует ненормативную лексику. Он живо интересуется проблемами людей, оказывает помощь, заставляет своих помощников проконтролировать, как выполняются его поручения и распоряжения. И естественно, что такие «хождения в народ» нравятся простым белорусам. Плюс к этому Машеров практически не пьет (это, кроме прочего, обусловлено и состоянием здоровья – у него больные почки), живет достаточно скромно. В первые годы перестройки, когда прессу буквально захлестнули публикации о невероятном размахе коррупции среди советских партийных боссов (особенно этим «отличались» руководители среднеазиатских и кавказских республик), были попытки найти компромат и на Машерова. Но все они оказались безуспешными – скромность и честность Петра Мироновича в финансовых вопросах были безупречны.
Помимо экономических и социальных вопросов, первый секретарь любого республиканского ЦК должен был уделять внимание и идеологии. Здесь Машерову приходилось считаться с тем, что в Москве рассматривали Белоруссию как некий полигон для апробации тезиса о постепенном отмирании наций и признаков национальной идентичности при социализме, возможно, из-за культурной и исторической близости белорусов и русских. Супруга Машерова Полина Андреевна вспоминала: «Дома и на работе муж разговаривал на русском языке. Как правило, на нем и выступал. Политбюро ЦК КПСС требовало, чтобы члены и кандидаты придерживались, точнее – проводили линию на сближение народов через русификацию. В Москве критиковали Машерова за белорусский акцент. Поэтому он часто репетировал дома со старшей дочерью, как правильно по-русски сказать то или иное выражение. Привычка все равно давала о себе знать. Ему делали замечания. При этом почему-то не обращали внимания на национальный акцент в речи Рашидова, Кунаева, Шеварднадзе и др.».
