Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах
23 мая 1909 года на Знаменской площади столицы, перед Николаевским вокзалом, был открыт конный памятник Александру III – редкий образец сатиры в монументальной скульптуре: грузная фигура царя с тяжелым взглядом тайного алкоголика, каким, и может быть не без оснований, считали его современники, на откормленном тучном битюге, как бы пригвожденном к гробовидному пьедесталу. Почти сразу разразился скандал. Верноподданная часть петербургского общества требовала немедленно убрать позорную для монархии статую. Демократическая общественность, напротив, приветствовала произведение такой обличительной силы. В спор включилась Городская дума. И только автор памятника Паоло Трубецкой, итальянский подданный, воспитывавшийся вдали от «всевидящего ока» и «всеслышащих ушей», оставался невозмутимым и отшучивался: «Политикой не занимаюсь, я просто изобразил одно животное на другом».
Существует легенда, что памятник Александру III, казавшийся в архитектурной среде Петербурга таким грубым, на самом деле будто бы был предназначен для установки на Урале, «на границе Азии и Европы», высоко в горах. Смотреть на него предполагалось из окон движущегося по транссибирской магистрали поезда. При таком ракурсе и на большом расстоянии фигуры коня и всадника не казались бы такими массивными и неуклюжими.
Паоло Трубецкой приехал в Россию в 1897 году преподавать в Московском училище живописи, ваяния и зодчества и сразу принял участие в конкурсе на проект памятника умершему за несколько лет до того царю. Одержав победу на этом конкурсе, скульптор приступил к работе. Он сделал четырнадцать вариантов памятника, однако ни один не удовлетворил официальную комиссию. Легенда гласит, что, только услышав, как Мария Федоровна, вдова покойного императора, подойдя к одному из проектов, радостно воскликнула: «Вылитый Сашенька!» – члены высокого жюри, переглянувшись и удивленно пожав плечами, остановили наконец свой выбор на этом варианте.
Судьба монумента оказалась печальной. В 1937 году памятник был снят с пьедестала и долгое время хранился во дворе Русского музея. Во время блокады Ленинграда он едва не погиб от снаряда. В 1994 году его временно, как утверждали тогда, поставили на низкий пьедестал и установили во дворе Мраморного дворца. К тому времени пьедестал, принадлежавший ему, бесследно исчез, а законное его место на площади Восстания, бывшей Знаменской, оказалось занятым.
В мае 1908 года по проекту скульптора В. А. Беклемишева на Выборгской стороне установили памятник знаменитому врачу, ученому и общественному деятелю Сергею Петровичу Боткину. Это, кажется, первая монументальная скульптура на правом берегу Невы. В прошлом Выборгская сторона вблизи так называемой «слободы для инвалидов», или Военно-медицинского госпиталя, не жаловалась обитателями центральной части города. Ни один извозчик «ни за какие деньги не соглашался везти седока далее Литейного проспекта». Говорили, что студенты-медики «подкарауливают ночью проезжих и душат их для того, чтобы иметь тело для опытов».
В одной из клиник бывшего госпиталя, который стал к тому времени Военно-медицинской академией, с 1861 по 1889 год Боткин работал. Сохранилась легенда о том, как Городская дума, гласным которой долгое время состоял Сергей Петрович, обратилась к вдове ученого с вопросом, где бы мог стоять памятник ее мужу. «На Исаакиевской площади», – не задумываясь, ответила она. «Но это место уже занято», – возразили смущенные думцы. «Тогда – у Академии, но спиной к городу». Так он и поставлен. Чуть сутулая бронзовая фигура ученого с заложенными за спину руками и задумчиво склоненной головой обращена к центральному входу в Академию и стоит так близко от него, что, кажется, ученый вот-вот войдет в дверь и скроется за нею.
Одним из самых драматичных в русской истории начала XX века стал 1905 год, который отмечен кровавыми событиями на улицах Петербурга 9 января и продолжился разгромом русской армии под Мукденом и флота – при Цусиме. Петербургская мифология обозначила начало этого тревожного года еще раньше. 8 января, накануне трагического воскресенья, многие, как об этом пишет Максимилиан Волошин, «в один голос вспоминали» о «тройном солнце» над Петербургом. Подобное знамение, согласно фольклору, было и в Париже перед Великой французской революцией. Что же касается русско-японской войны, то, несмотря на то, что юридически она завершилась Портсмутским мирным договором в 1905 году, ее фактический конец в Петербурге признали только в 1911 году, когда в построенном мемориальном храме-памятнике Христа Спасителя на Английской набережной установили бронзовые доски с именами всех двенадцати тысяч погибших в той войне моряков. Подробнее об этом храме мы будем говорить позже. Здесь же хочется отметить, что Комитет по увековечению памяти погибших моряков возглавляла греческая королева Ольга Константиновна и, согласно преданию, именно она предложила возвести храм по типу знаменитой древнерусской церкви Покрова Богородицы на Нерли.
В том же 1911 году, 26 апреля, на территории Александровского парка был открыт памятник миноносцу «Стерегущий». Памятник исполнен по модели скульптора К. В. Изенберга и архитектора А. И. фон Гогена. В феврале 1904 года во время русско-японской войны «Стерегущий» вступил в неравный бой с неприятельскими кораблями. Почти весь экипаж погиб. Двое оставшихся в живых моряков, если верить легенде, открыли кингстоны и героически погибли вместе с кораблем, не сдавшись на милость победителя. Как утверждают, эта легенда появилась благодаря непроверенным газетным сообщениям. Желаемое приняли за действительное.
На самом деле, на основе изучения чертежей и документов, предоставленных японской стороной, а также в результате опроса оставшихся в живых участников боя, в Морском генеральном штабе пришли к выводу, что миноносец затонул от полученных в бою повреждений. Тем более, что никаких кингстонов в машинном отделении корабля не было. Разумеется, это никоим образом не умаляет значения подвига команды «Стерегущего» во главе с А. С. Сергеевым, из которой в живых остались только четыре человека. Более того. Легенда, отлитая в бронзе, придает этому подвигу особый символический смысл.
Надо сказать, что элемент некоторой курьезности всего, что происходило с историей появления памятника «Стерегущему», в известной степени характерен для отношения фольклора к событиям той войны. Бездарно начатая и трагически закончившаяся русско-японская война 1904–1905 годов требовала своего осмысления. Официальная историография того времени доверием не пользовалась. Она либо откровенно лгала, либо искажала правду, либо просто сохраняла фигуру умолчания. На таком фоне фольклор выдвигал свои версии событий. Как правило, это были легенды, по жанру очень близкие к анекдоту. Это давало возможность оценки виновников трагедии. Вот, например, легенда об одном из эпизодов Цусимского сражения. Один из наших кораблей вышел на выигрышную позицию. Прямо перед прицелом находился японский крейсер, по силуэту напоминавший нашу «Аврору». «Бить по вражескому кораблю типа крейсера „Аврора“!» – скомандовал артиллерийский офицер. А старшина решил, что за какие-то провинности ему приказывают утопить свой же крейсер. Переспросил. Снова ничего не понял. Переспросил еще раз. А когда с помощью офицера разобрался наконец в смысле команды, японский крейсер изменил курс и ушел из зоны видимости. А вот как реагировала столица на результат Цусимского сражения. Когда Николаю II принесли телеграмму о поражении русского флота, он играл в теннис. Царь прочитал телеграмму, положил ее в карман и тихо произнес: «Кто-нибудь хочет сыграть еще один сэт?»
Все было не так просто. Общество раздирали неразрешимые противоречия. Фактически оно было расколото и, как никогда, готово к гражданской войне. О прокуроре Военного суда Владимире Дмитриевиче Философове рассказывали, что, когда он в своем кабинете подписывал очередной смертный приговор государственному преступнику, его жена в соседней комнате «прятала шифры и передавала посылки политическим каторжникам».
Впрочем, до трагической развязки было еще далеко.
В 1916 году на Каменном острове архитектор И. А. Фомин возводит загородный дом сенатора А. А. Половцова, ставший практически последним выдающимся памятником неоклассицизма в Петербурге. В вестибюле особняка Половцова, декорированном ионическими мраморными пилястрами, находится скульптурная композиция: уродливый сатир бросает на красавицу нимфу снизу вверх сладострастный взгляд, а она стыдливо отводит глаза. Современные хозяева особняка рассказывают сентиментальную легенду. У владельца дома была дочь, которая полюбила одного юношу. Узнав об этом, отец пригрозил: «А если я велю изобразить тебя голой бесстыдницей, а его чертиком с рожками и поставлю это изображение здесь?» И она, бедная, сгорая от стыда, надела свое свадебное платье, бросилась с третьего этажа в колодец и утонула. Колодец находился в вестибюле. Его потом засыпали, а на его месте установили эту статую.