Революция и семья Романовых - Иоффе Генрих Зиновьевич

Примерно в это же время находившаяся в Киеве группа монархистов из бывшего царского окружения (Г. Лейхтенбергский, А. Мосолов и др.) разработала собственный план освобождения Романовых. По рассказу Мосолова, предполагалось зафрахтовать 2 парохода и направить их с доверенными офицерами вверх по Волге и Каме. В 60 верстах от Екатеринбурга они должны были создать «базу» и затем действовать по обстановке. Мосолов утверждает, что в Екатеринбург уже были посланы разведчики, которым вменялось в обязанность «войти в сношение с немецкими эмиссарами» из числа военнопленных, находившихся в городе. В срыве этого плана Мосолов винит германского посла в Киеве Мумма, который будто бы «был поражен, узнав, что военная власть обещала нам свою помощь», и не согласился с тем, «что для Германии важен вопрос о спасении царя» [725]. Трудно определить, насколько достоверно это сообщение. Другой участник плана, названный Мосоловым, Г. Лейхтенбергский, также оставивший свои воспоминания, ничего не говорит о «мосоловском плане». Неизвестно о нем было и Булыгину – по крайней мере, он его не упоминает…

Приехав в Москву в конце мая или начале июня, Булыгин установил связь с указанными Шульгиным лицами. «Я сказал им, – пишет Булыгин, – что я был не один, что нас много, что мы хотим действовать и рассчитываем на то, что центр, несравненно лучше зная обстановку, даст совет, полезный в обстоятельствах, которые возникнут при попытке спасти императора». Он, в частности, хотел выяснить, когда и где его группа должна начать действовать, и просил финансовой поддержки. Ему ответили, что его намерения одобряются, деньги он получит, но все конкретные вопросы должны быть решены после соответствующей рекогносцировки на месте [726].

«Экспедиция» готовилась в течение июня. Разработанный план состоял в том, чтобы под видом мешочников перебросить группу офицеров в Котельничи. «Правый центр» имел в своем распоряжении в Москве немалую вооруженную силу – офицерский отряд. Возможно, что «мешочники», отправлявшиеся в Котельничи, рекрутировались из этого отряда. Расчет строился на то, что в виду всё усиливавшейся угрозы Екатеринбургу со стороны наступавших белогвардейцев и белочехов Романовых будут вывозить с Урала. По предположениям Булыгина и его шефов, они должны были остановиться в Котельничах. Намечалось организовать нападение на дом, где должны были находиться Романовы [727]. Заранее хотели подготовить катера, на которых царскую семью со всеми предосторожностями должны были доставить к Архангельску.

Этот, по выражению Булыгина, «шальной план» так и остался в умах его творцов. Переброски Романовых в Котельничи не произошло, и, напрасно прождав здесь до начала июля, Булыгин направился в Екатеринбург. Здесь он был арестован, но каким-то образом сумел «выкрутиться» и уехать в Петроград, откуда через Украину вернулся в Добровольческую армию.

Между тем в связи с продолжавшимся ухудшением положения на Восточном фронте и контрреволюционными мятежами в тылу рабочие массы Екатеринбурга и Урала проявляли все большее беспокойство ситуацией вокруг Николая Романова и его семьи. Редактор «Уральского рабочего» В. Воробьев писал, что в редакцию поступали многочисленные письма рабочих, полные тревоги: «Достаточно ли надежна охрана царской семьи, не случилось бы беды – как бы не удрал Николай. Все чаще в письмах выражались требования немедленного расстрела Николая. Об этом же говорили и на рабочих собраниях и митингах…» [728] Эти настроения пытались использовать левые эсеры, влияние которых в Уралоблсовете было весьма ощутимым, а к лету 1918 г. даже несколько возросло [729]. Стремясь произвести впечатление на массы своей «ультрареволюционностью», они требовали немедленной казни бывшего царя и демагогически обвиняли большевиков в непоследовательности, в «сохранении» Романовых «в угоду» империализму.

Активизировались и анархисты, руководимые «Революционным штабом анархических групп Урала». В конце мая – начале июня 1918 г. газета «Уральский рабочий» опубликовала серию статей, направленных против них. 26 июня газета в статье «Анархизм и коммунизм» писала: «Они (анархисты. – Г.И.) хотели казаться крайними революционерами, стоящими левее большевиков-коммунистов, недовольными «буржуазностью» Советской власти. На деле в наиболее критический момент революции они оказались слепым орудием в руках контрреволюции…» В Екатеринбурге, по свидетельству А. Авдеева, группа анархистов пыталась провести резолюцию о том, «чтобы бывший царь был немедленно казнен и чтобы в 24 часа ликвидировать всех арестованных и проч. и проч.» [730]

Левые эсеры и анархисты не ограничивались одними лишь требованиями и резолюциями. В июне их «боевики» пытались организовать нападение на дом Ипатьева и ликвидировать Романовых [731]. Отзвуки этого находим и в дневнике Николая. 13 июня он записал: «Пришел Авдеев и долго разговаривал с Евгением Сергеевичем (Боткиным. – Г.И.). По его словам, он и областной Совет опасаются выступлений анархистов и поэтому, может быть, нам предстоит скорый отъезд – вероятно, в Москву. Он просил подготовиться к отбытию. Немедленно начали укладываться, но тихо, чтобы не привлекать внимания членов караула по особой просьбе Авдеева. Около 11 часов вечера он вернулся и сказал, что еще останемся несколько дней. Поэтому и на 1 июня (здесь по старому стилю. – Г.И.) мы остались по бивуачному, ничего не раскладывая… Наконец после ужина Авдеев… объявил Боткину, что анархисты схвачены и что опасность миновала и наш отъезд отменен!» [732] На другой день Александра Федоровна записала: «Теперь они говорят, что мы останемся здесь, т. к. они успели захватить главаря анархистов, их типографию и всю группу» [733].

Провокационные слухи о самосуде над Николаем и вообще над Романовыми распространялись не только на Урале. В Екатеринбург поступали тревожные запросы. Так, 20 июня из Москвы запрашивали: «В Москве распространились сведения, что будто бы убит бывший император Николай II. Сообщите имеющиеся у вас сведения. Управляющий делами Совнаркома В. Бонч-Бруевич» [734]. В соответствии с этим запросом командующий североуральской группой советских войск Берзин совместно с военным комиссаром Уральского военного округа Голощекиным и другими официальными лицами произвел проверку Ипатьевского дома. В телеграммах, направленных в Совнарком, ВЦИК и Наркомвоен, он сообщал, что «все члены семьи и сам Николай II живы и все сведения о его убийстве и т. д. – провокация». Берзин доносил также, что Романовы содержатся и охраняются хорошо [735]. На основании полученных ответов советская печать несколько раз опровергала циркулировавшие слухи, а также сообщения буржуазных и мелкобуржуазных газет о казни Романовых в Екатеринбурге [736].

Так жарким летом 1918 г. в Ипатьевском особняке в далеком пропыленном Екатеринбурге скрещивались стремления и страсти различных политических сил. Правые, монархические элементы, как могли, пытались вырвать Романовых из «дома особого назначения» в расчете на консолидацию, рост и активизацию монархического лагеря российской контрреволюции. «Ультралевые», напротив, требовали без промедления «ликвидировать дом Ипатьева» и тем самым бросить вызов «мировому империализму». Ожесточенная борьба вокруг «дома особого назначения», сколь незначительной бы она ни казалась на фоне уже полыхавшего по всей стране пожара гражданской войны и интервенции, сама по себе была его отражением. На V съезде Советов Я. М. Свердлов говорил: «Во всей нашей работе нам приходилось выдерживать крайне жестокие нападки с различных сторон… Эти нападки имели место не только со стороны безусловно враждебных Советской власти групп и партий, но и со стороны советской партии, левых эсеров» [737]. Забвение или игнорирование этого факта не даст возможности даже приблизиться к истинному пониманию екатеринбургской трагедии…