Сергей Павлюченков - Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа
Союзы, несомненно, сыграли большую роль в развертывании масштабного крестьянского восстания, но, как сетовали тамбовские эсеры, оно «подпало под руководство называющего себя „независимым с-р.“ Антонова»[572].
Первоначальные надежды тамбовских властей и командования войск внутренней охраны (ВОХР) быстро расправиться с мятежом не оправдались. В течение второй половины 1920 года «антоновщина» продолжала разрастаться. Неутешительное для большевиков развитие событий на Тамбовщине во многом зависело от неустойчивого состояния в самих воинских частях, брошенных на подавление крестьян. В этот период наиболее отчетливо слабость Советской власти перед новой волной крестьянского недовольства проявилась в рядах Красной армии, которой большевизм был более всего обязан своим историческим триумфом. Красноармейцы вынуждены были возвращаться с западных и южных рубежей республики в центр России не на отдых, не в бессрочный отпуск, а в неприятном для них качестве усмирителей крестьянских волнений.
«Надо сказать, что мы сейчас выполняем работу по усмирению антоновского восстания, — писал Ленину в феврале 1921 г. политрук 5-й роты 88-го полка 10-й стрелковой дивизии Александров, коммунист из Рогожско-Симоновского района Москвы, — и наталкиваемся на факты, которые не поддаются описанию, а именно, не крестьянство восстало, а их втягивали в восстание продовольственные агенты, которые, огребая дочиста взятое взаймы и перезанятое жито и другое имущество крестьянина, оставляя ему записки без подписи и печати, приговаривали: „Вы разве не видите, к чему мы вас толкаем, или нам вас надо совершенно задушить, чтобы вы поняли“! Да, это подлинное выражение одного из агентов рабоче-крестьянской власти на местах, и это не единственный пример»[573].
Да, случаи сознательного провоцирования крестьян на восстание были не редкостью, и не только в Тамбовской губернии, но не всегда за этим следует однозначный вывод о наличии контрреволюционной агентуры в органах власти. Как сообщал в ЦК РКП (б) другой политрук 3-й роты 506-го стрелкового полка о своем разговоре с секретарем Шадринского укома Екатеринбургской губернии, мол, в декабре 1920 года он предупреждал: не восстановите против себя крестьянство. «На эти слова мне Пыхтин ответил, что пусть, мы этого и добиваемся, тогда весь хлеб разыщут, спрятанный кулаками. Их желание исполнилось — восстание вспыхнуло»[574].
В течение 1920 года, по мере усиления нажима на крестьянство и роста крестьянского недовольства, в его особенной части, называемой Красной армией, под влиянием писем из дома синхронно зрели аналогичные настроения. Печальные весточки родных производили «удручающее действие на красноармейские массы», на что особенно указывал отдел военной цензуры ВЧК[575]. Пересылая заявление красноармейца 81-го отдельного стрелкового батальона войск ВОХР о том, что его семью в Орловской губернии оставили совсем без хлеба, комиссар батальона подчеркивал, что такие заявления сыплятся массами, что совершенно разлагающе действует на дисциплину в батальоне[576].
Традиционно наиболее остро и болезненно реагировали на сообщения из дома в кавалерии. Несмотря на прогремевший в свое время призыв Троцкого, пролетарий в седле оказался слаб против донцов и кубанцев. Основу знаменитых конармий Буденного и Миронова составили те же казаки в основном из северных наиболее бедных округов Донобласти. Они же после своих побед на деникинском и польском фронтах с большой обидой реагировали на слухи о «чудовищных безобразиях в тылу», как писал в ЦК 10 сентября начальник политотдела 1-й Конной армии И. В. Вардин. «Положение скверное. Слухи о безобразиях в тылу усиливаются с каждым днем… Недавно помощник командира 1-й бригады тов. Грицик получил извещение из дома, что его отец и семья подверглись гнусному оскорблению со стороны продагентов, хлеб и скот почти весь забран. Тов. Грицик имеет орден Красного Знамени, в рядах находится с первых дней революции. Можно представить, что творится в душе этого героя после получения из дому письма с такими печальными вестями. Но он, как человек сознательный и сдержанный, махнул на все рукой и сказал, что это сделали хулиганы. Но не все таковы, как тов. Грицик, а таких извещений очень много. И можно сказать, что никакая агитация среди армии, никакие культпросветы, ни отдельные личности и политкурсы вместе с комячейками не приведут нас к желанным результатам, если творимые безобразия на Дону и Кубани не будут в самый короткий срок ликвидированы» [577].
Складывающаяся напряженная ситуация в армии осенью 1920 года вылилась в два показательных случая, которые привлекли внимание и вызвали острую реакцию в Москве. Связаны они были все с теми же беспартийными конференциями, изменившийся характер которых большевики не сумели во время разглядеть и которые со второй половины года вместо средства наведения мостов между властью и населением превратились в организованную демонстрацию антиправительственных настроений. 28–31 октября в Вологде состоялась организованная губкомом конференция, на которой большинство составили красноармейцы гарнизона. Красноармейцы провели в президиум конференции своих беспартийных делегатов, с удовольствием предоставивших полную свободу слова ораторам. Содержание выступлений поразительно напомнило 1917 года и канун краха Керенского: говорили, что война расстраивает крестьянское хозяйство, что народ против своего желания брошен на фронт, война надоела, война нужна тем, кто находится в тылу, тыловиков на фронт и т. д. и т. п.
Проект резолюции, предложенной коммунистами, о полном одобрении политики советского правительства был отвергнут. Однако не получил одобрения и проект, выработанный президиумом конференции, где говорилось об отказе от войны, привлечении к ответственности ее, виновников, об объединении сил демократии против «комиссародержавия». Большинство конференции предпочло более умеренную резолюцию, предложенную красноармейцем Клещиным, в которой все же признавалась необходимость покончить с Врангелем, для чего следовало:
«а) отправить на фронт т.т. коммунистов и сочувствующих им;
б) всех уклоняющихся в тылу и способных защищать революцию якобы незаменимых работников, а также комиссаров и милиционеров, которые желают войны до бесконечности».
Конференция решила «указать правительству на невозможно тяжелые жизненные условия населения и невозможность в дальнейшем ведения войны». Звучало требование немедленного созыва беспартийной конференции во всероссийском масштабе. Весь этот набор замыкала странная пара лозунгов: «Да здравствует рабоче-крестьянское правительство!», «Да здравствует тоже голодная, оборванная геройская Красная армия!»[578].
В губкоме реакция на итоги конференции свелась к подозрениям на эсеров и, по-видимому, общему мнению, что не следует на конференциях злоупотреблять свободой слова[579]. В ЦК к инциденту отнеслись серьезнее и поставили на вид ПУРу РВСР необходимость начать серьезную политическую работу в Вологде[580].
По приблизительному сценарию развивались события в частях Запасной армии, расположенных в Нижнем Новгороде. Еще в начале октября там отмечалось, что настроение в гарнизоне неудовлетворительное, проявляющееся на митингах при отправке эшелонов на фронт. Для поддержки дисциплины командиры ввели наказания, муштровали солдат в строю по восемь часов в сутки. На одном из таких занятий 3-й и 6-й батальоны 27-го полка отказались подчиняться и устроили митингование с криками «Долой войну!», «Тащи их сюда, что они нас обманывают!»[581]
В течение октября ситуация еще более осложнилась, в 27-м полку создалось «ужасное» настроение, по ряду причин развивался сильнейший антисемитизм. Чтобы поговорить, успокоить солдат губком, командование пошли на созыв общегородской беспартийной конференции. Она открылась 31 октября, в тот день, когда Троцкий издал свое «Письмо к реввоенсоветам фронтов, армий и ко всем ответственным работникам Красной армии и Красного флота», где потребовал, чтобы в коммунистической стране для всех членов общества существовали бы одинаковые условия жизни независимо от должности и различия в способностях. В своих выступлениях красноармейцы говорили о том же, слушать докладчиков горкома о необходимости победы над Врангелем отказались. Раздавались знакомые призывы против РКП, коммунистов, комиссаров, крики разойтись по домам. При пении «Интернационала» сидели в шапках[582]. В этом случае Москва не ограничилась бумажным указанием, была прислана полномочная комиссия во главе с Данишевским, которая провела чистку среди комсостава Запармии.
