Анна Антоновская - Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)
Не в силах оставаться в комнате, Керим поднялся на среднюю башню, откуда были видны двор и улица.
Легкий, душистый дымок кальяна плыл вокруг светильника, сливаясь с разноцветными лучами... Разбросанные фрукты свидетельствовали о бурной расправе с ними.
- Дальше, хан, - твоя история о плутовстве женщин поистине поучительна!
Баиндур приподнялся, не выпуская упругого локтя гречанки, затянулся кальяном и засмеялся.
- Бисмиллах! Как седьмое небо терпит?! Даже ангелов совращают обманщицы! Случилось это в Багдаде - обители мира. Было два ангела: Арот и Марот. Ниспослал их аллах на землю - очистить путь к взаимному согласию правоверных. В один из дней не в меру прекрасная ханум пришла к ангелам и пожелала, чтобы они сняли пыль несогласия между ней и мужем. Стремясь склонить судей на свою сторону, она пригласила Арота и Марота попировать с нею в ночь полной луны. Скучающие ангелы забыли спросить совета аллаха. И когда сели под кипарисом, не в меру прекрасная вместе с шербетом и кошабом принесла вино. Сначала Арот и Марот решительно прикрыли крыльями невинные уста. Но просьба обольстительницы распахнула их крылья. Лишь только соблазненные прикоснулись к чашам, как стали пить, подобно жеребцам на водопое. И сказали: Арот: "Да благоухают розы оживления!" Марот: "Да продлится отрадное пиршество в саду желаний!" Красавица: "Да утолится жажда питьем наслаждения!" Распаленные вином ангелы захотели приподнять подол запрета. Не в меру прекрасная согласилась разделить с ними ложе, но поставила условием, чтобы до блаженства один из них открыл ей дорогу, по которой они сошли с неба, а другой - по которой они всходят на небо. Ангелы восхитились благоуханием ее предложения и тотчас открыли обе дороги. Но пока Арот и Марот возились со шнурами, соблазнительница поднялась и взбежала на небо. Аллах, увидев красавицу, изумился: из какого мира она появилась? Выслушав, как было дело, аллах, тронутый ее целомудрием, восхотел прославить ее и обратил в Венеру, ибо на земле она была прекраснейшею из прекрасных. Пусть же и на небе станет блистательнейшею из звезд! Призванные аллахом на суд ангелы выслушали справедливый приговор: так как, помимо своего проступка, они во многом предохранили правоверных от нечистоты горестей и вреда печалей, то пусть сами выберут себе наказание между вечным и временным. По собственному желанию Арот и Марот были подвешены на железной цепи за ноги в бездне Бебиль, между Вавилоном и Бесретом, где и должны висеть до страшного суда. И до этого часа обольстительница с высей ехидно подмигивает им, а они - глупые ангелы! - висят, томясь вожделением.
Гречанка восхищалась ловкостью Венеры и не сопротивлялась неловкому хану, опрокинувшему кальян.
И тут как раз толкач ударил в медную притолоку. Хан насторожился. Но гречанка шаловливо подмигнула: наверно, ангелы сорвались с цепи. И потянулась за персиком.
А в ворота уже колотили бешено. И внезапно под окном грохнул выстрел. Вместе с посыпавшимися изразцами раздалась громоподобная брань.
- Муж! - радостно вскрикнула гречанка. Баиндур вскочил и метнулся к выходу.
- Ты с ума сошел, хан! Рискуешь простудиться, возьми свои шаровары!
Баиндур стрелой летел через сад. Завязывая шнуры пояса, хан слышал радостные восклицания гречанки на незнакомом языке и достаточно знакомые звучные поцелуи.
Вот сверкнула зарница, одна, другая. Как долго тянется час! Наконец по двору идет Багир. Сменяется стража у первой башни, у второй... Керим приник к окошку... Сейчас выйдут за ворота, уже сарбазы приготовились... Уже...
И внезапно стремительный цокот коня. Осадив взмыленного скакуна, Али-Баиндур взмахнул нагайкой и наотмашь полоснул обалдело уставившегося на него сарбаза.
Вздрогнул Керим, ощутив острую боль. Ему почудилось, что нагайка врезалась в его плечо, оставив кровавый след и обиду в сердце, как тогда на майдане, в день первой встречи его, бедного каменщика, с могущественным Али-Баиндуром.
Невыразимая тоска сдавила грудь, рухнул воздвигнутый с таким трудом храм спасения. О Мохаммет, как допускаешь ты жестокую несправедливость!
Тупо смотрел Керим на улицу. Где-то надрывался Али-Баиндур. Где-то оправдывался Багир, бежали сарбазы с копьями наперевес, вспыхнули факелы, ярко освещая двор. Зловещие блики дрожали на башнях.
Утро наступало сумрачное. Так казалось Кериму, но в действительности солнце палило нещадно... Что делать? Догадается ли хан? Посланный Керимом на разведку Датико сообщил, что муж гречанки выстрелом испортил все дело. А сейчас там веселье... Если хан заподозрит - не поленится снять с Керима кожу... Аллах да поможет не попасть живым в когти шайтана!.. Керим нащупал за поясом сосудик с индусским ядом и рукоятку кинжала. Нет, в минуту безнадежности да будет защита Керима над любимыми!
Крепость притихла. Али-Баиндур ходил, словно гроза над морем. Он кричал, топал ногами, замахивался саблей.
Допрошенные онбаши клялись: ничего подозрительного в крепости не было. Баиндур не мог отделаться от навязчивой думы, что Керим умышленно выпроводил его из Гулаби. Но зачем? Хан был далек от истины, но ум его лихорадочно работал: неужели знал о возвращении пирата и желал унизить его, Али-Баиндура? Или рассчитывал, что хан вступит в неразумную битву с неучтивым мужем и до алмазного уха шаха Аббаса ветер донесет о безрассудстве начальника крепости, и Керим завладеет его местом? Кто из собак донес о его жестоком обращении с пленником? Хан свирепел и уже почти верил своим предположениям. Не напрасно Керим скрывается!
В это мгновение вошел Керим. Он решил печально выразить хану сочувствие, подосадовать на непредвиденный случай. Но, взглянув на свирепо дергающиеся усы, расхохотался громко, неудержимо, до слез.
- Хан, гречанка тут ни при чем, - неизбежно мне послать ей жемчужное ожерелье, браслет тоже. Воспламененная твоей осанкой, она исполнила обещанное и до возвращения дельфина...
- О шайтан из шайтанов! Ты еще осмеливаешься?.. - Баиндур задыхался, изумленно уставился на дерзкого и внезапно сам захохотал.
Простодушно вторил ему Керим. А хан с облегчением думал: "Значит, все происшедшее было лишь глупой случайностью глупой ночи! И "лев из львов" останется в полном неведении".
- Дерзкий, или у тебя шкура из железа? Или на защиту Караджугая надеешься? О безумный, знай...
- Знаю, глубокочтимый хан. Аллах проявил к нам приветливость. Послал в проклятое Гулаби немного смеха. Если не принять облик веселого джинна, от пепла уныния можно незаметно состариться.
- Клянусь Кербелой, ты прав!
- О покровитель возлюбленных! О улыбчивый див! Сердце мое было приведено в восхищение: ты не только стука взбесившегося мужа, но и моего выстрела не услыхал.
- Бисмиллах, это ты осаждал дом?!
- Я сказал себе такие слова: "Не следует подвергать хана одиночному возвращению. Разве мало ослов, любящих ночь легкой наживы? И да избавит аллах каждого от гнева шах-ин-шаха! Лучше скрыть все под щитом забвения".
И Керим пустился в объяснения, как, оставив верного Багира, он поспешил к дому, где хан раскинул свой стан и оставался равнодушным к реву приплывшего дельфина, который так неистово бил хвостом о калитку, что кирпичи вываливались из стены, - кирпичи, но не Али-Баиндур-хан. Тут он, Керим, решил пробудить в хане воспоминания о разъяренном мяснике - ревнивце из притчи времен Харун-ар-Рашида.
Керим вынул из-за пояса пистолет, полученный в подарок от Пьетро делла Валле:
- Вот кто вовремя нарушил блаженство смелого хана.
"Гречанка выбила из меня последние мозги, - думал повеселевший Али-Баиндур, - как мог я заподозрить Керима? Но наградил ли меня аллах вообще мозгами? Ибо, вместо того чтобы предаться усладе из услад, я уподобился Шахразаде и половину ночи хвастал своим умением обольщать женщин разговором".
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Помутневшие воды Куры накатывались на галечник, смывая густо осевшую пыль минувшего зноя. В Крцанисских садах багровели гранаты, желтела айва. Из шиферных ущелий вырывался прохладный ветер, трепал камыши у посиневших от соли озер Лиси и Кодени. Укороченный день нехотя исчезал за обрывами Мтацминда, где гнездились красные куропатки. Багряными листьями устилались извилистые дороги.
Ждали Папуна, но совсем неожиданно прискакал азнаур Датико. Он загнал четырех коней. Чутко дремал он в седле, ибо лес и пустыни не место для снов. И вот ему удалось пролететь пространство на шесть дней раньше обычного.
Как Али-Баиндур разрешил путешествие? Помог Керим. Шах повсюду ищет царицу Тэкле, желая заманить ее обещанием освободить царя Луарсаба. Гулаби набито лазутчиками, как дыня семенами. Керим убедил царя написать царице Мариам письмо, которое отвлечет врагов от Гулаби. Пусть царица разыщет Тэкле в Грузии, писал Луарсаб, и тогда он испросит позволения Караджугай-хана приехать Тэкле в Гулаби хотя бы на короткий срок. Узнав от Керима о письме царя, Али-Баиндур заторопил Датико с отъездом и охотно подписал ферман на свободное путешествие по персидским землям. Кроме письма царице, Датико привез Моурави подробное донесение Керима, переведенное Папуна на грузинский язык. Привез и от царицы Тэкле письмо Трифилию. Снова молила она отправить в Русию посольство к патриарху Филарету.
