Александр Широкорад - Русь и Литва
Флотилии норманнских судов (драккаров) легко передвигались вдоль северного побережья Европы и грабили по пути местное население, а затем через Гибралтарский пролив попадали в Средиземное море. Это был очень длинный, но сравнительно легкий путь. А вот пройти «из варяг в греки» по русским рекам и волокам было гораздо короче, но сделать это с боями было трудно, а, скорее всего, невозможно. Вот и приходилось норманнам ладить с местным населением, особенно в районах волоков. Для славянского населения волок становился промыслом, и жители окрестных поселений углубляли реки, рыли каналы, специально содержали лошадей для волока и др. Естественно, за это норманнам приходилось платить.
По пути «из варяг в греки» к викингам приставали отряды славян, а затем объединенное славяно-норманнское войско шло в Византию или войной, или наниматься на службу к византийскому императору.
Поэтому славяне и называли викингов варягами. Варяг — это искаженное норманнское слово «Vaeriniar», а норманны позаимствовали это слово от греческого «joisegato», означающего «союзники», а точнее — наемные воины-союзники. Замечу, что среди скандинавских племен не было никаких варягов, и ни один народ Западной Европы не называл так норманнов. Итак, слово «варяг» отражает специфику славяно-норманнских отношений.
Разобравшись с варягами, обратимся к личности Рюрика. Ряд историков, включая Б. А. Рыбакова, отождествляет летописного Рюрика с Рёриком Ютландским — мелким датским конугом, владевшим местечком Дорестад во Фрисландии. Где-то в 50-х годах IX века викинги отняли у Рёрика Дорестад. Рёрик неоднократно упоминается в западных хрониках. С 862 г. его имя исчезает из хроник. В 870 г. Рёрик на короткое время появляется в королевстве франков, а затем исчезает вновь. Согласно нашей летописи Рюрик умер в 879 г. С большой степенью вероятности мы можем принять версию, что Рёрик Ютландский принял предложение славян и действительно княжил у них до 879 г.
А вот его братья Синеус и Трувор являются плодом фантазии летописца. Возможно, он имел какой-то документ, славянский или норманнский, где и нашел непонятые слова «синеус» (sine hus — свой род) и «трувор» (thru varing — верная дружина). Видимо, о Рёрике было сказано, что он прибыл со своими родичами и верной дружиной, которых малограмотный летописец превратил в братьев Рюрика. Не имея никаких сведений о деятельности Трувора и Синеуса и об их потомстве, летописец умертвил обоих братьев в 864 г.
Теперь остается последний вопрос, а какую это «русь» привел Рюрик? В книге «Викинги», изданной в Москве в 1995 г. огромным для нынешнего времени тиражом 50 тысяч экземпляров, говорится: «Славяне называли викингов русами, поэтому территория, где расселились русы, получила название Русь (впоследствии — Россия)»{210}. Мягко выражаясь, это буйная фантазия господ Филиппы Уингейт и Энна Миллард, как, впрочем, и иных иностранных и отечественных историков{211}. Дело в том, что в Скандинавии не было не только племени варягов, но и руси. А русью или русами норманнов называли только в Восточной Европе.
Некоторые историки связывают слово «рос» — «рус» с географической и этнической терминологией Поднепровья, Галиции и Волыни и утверждают, что именно там существовал народ рос или русь. Но, увы, эта версия не соответствует ни летописям, ни фактам. Автор придерживается мнения тех историков, которые полагают, что слово «русь» близко к финскому слову «routsi», что означает «гребцы» или «плаванье на гребных судах». Отсюда следует, что русью первоначально называлось не какое-то племя, а двигающаяся по воде дружина. Кстати, и византиец Симеон Логофет писал, что слово «рус» — «русь» происходит от слова «корабль».
Итак, поначалу славяне и византийцы называли русью дружины норманнов и славян, передвигающиеся на гребных судах. Через несколько десятилетий это слово стало ассоциироваться с дружиной киевского князя, а затем — с его владениями и его подданными.
В IX–XI веках на Русь действительно приехали тысячи варягов (норманнов). Кому-то из них наша земля не понравилась, и они, повоевав и поторговав, уехали. А кто-то влюбился в наши бескрайние дремучие леса, полноводные реки{212} и русоволосых красавиц.
Эти варяги остались и вместе со славянами начали строить Великую Русь. Ради нее не жалко было и голову сложить в бою с печенегами, назвать Одина Перуном, а Тора — Дажьбогом. В результате в варяжской семье конуга Ингвара и Хельги родился сын Святослав, у которого была одна родина — Русь, и родной язык — русский. Так что норманны на Руси вроде бы и были, а следов почти не оставили, кроме сотен сопок, где лежат кости, мечи, кольчуги и таблички с руническими надписями.
Невысокий культурный уровень варягов-норманнов и их быстрая ассимиляция дали сильные козыри в руки историкам-антинорманнистам. С последними можно согласиться в том, что варяги практически не оказали никакого влияния на быт, обычаи, культуру, религию и язык славян. Однако в политике и, особенно, в военной истории славян варяги сыграли весьма существенную роль.
К XII веку все земли, входящие в состав Киевского государства, от Перемышля до Курска и от Канева до Белого моря называли однозначно Русью или Русской землей. После фактического распада Киевского государства на отдельные княжества способом обозначения принадлежности населения той или иной «земли» становилось название, производное от названия города, являвшегося административным центром данной «земли» (так называемыеурбанизованные политонимы), — «ростовцы», «новгородцы», «галичане» и т. д. В таких названиях, разумеется, отражалось сознание не этнического, а территориально-политического единства. В пользу именно такого их понимания говорит и то обстоятельство, что население более мелких единиц, входивших в состав «земли» — отдельных уделов или административных округов, обозначалось подобным же образом.
Количество «земель» было сравнительно небольшим — Черниговская, Переяславская, Киевская и Рязанская на юго-востоке; Галицкая и Волынская на юго-западе; Полоцкая, Смоленская, Новгородская на северо-западе; Ростово-Суздальская на северо-востоке. Тем не менее, все эти земли считались русскими.
Вот, к примеру, в договоре 1316 г. галицко-волынских князей Андрея и Льва Юрьевичей с Тевтонским орденом эти князья носят титул «duces totius terre Russiae, Galicie et Ladimirie». Их преемник Болеслав Юрий Тройденович в договоре с Тевтонским орденом 1325 г. именовался «dei graciae dux Russiae». В грамотах Андрея Юрьевича краковским и торунским купцам 1320 г. он фигурирует с титулами «dux ladimiriensis et dominus terrae Russie», «dux Ladimirie et dominus Russie». В договоре 1352 г. между польским королем Казимиром и Литвой сказано: ««городов оу Роускои земли новых не ставити», упоминается «Русь, што Литвы слушаеть» и «Русь, што короля слушаеть», говорится, что делать, «аже побегнет русин а любо руска». В более позднем договоре 1366 г. указывается, что судьи короля должны судить «полянина по польскому закону… а русским судиам судити… и вину взяти по русскому закону».
Таким образом, и власти, и население Галицко-Волынской земли продолжали отождествлять себя с Русью.
Особый интерес представляет «Список русских городов дальних и ближних», составленный около 1396 г. в канцелярии митрополита всея Руси Киприана. Особенность этого памятника состоит в том, что в нем русские города поделены на ряд территориальных комплексов, наделенных особыми названиями.
Примером может служить помещенный в нем перечень «волынских градов». Перечень охватывал территорию Галичины, Волыни и части западной Белоруссии (Пинск, Брест), соответствуя границам Галицко-Волынской Руси второй половины XIII — начала XIV веков. Таким образом, для составителей списка как бы не существовал факт раздела этого политического образования между Великим княжеством Литовским и Польшей.
Русские города в «Списке…» были разделены по географическому принципу, а не по принадлежности к Великому княжеству Литовскому, Польше и Великому княжеству Владимирскому.
Анализ «Списка русских городов» показывает, что еще и в конце XIV века Великое княжество Литовское не воспринималось в кругах близких к митрополии как нечто единое: наряду с «Литовской землей», здесь выделялись земли «Киевская» и «Волынская». Подобные представления были не чужды и составителям летописных сводов, создававшихся на Севере Руси в первой половине XV века, а, вероятно, и их источникам. Так, в Псковской первой летописи читаем, что Ольгерд в 1341 г. привел с собой во Псков «моужии своих литовков и мужии видьблян», под 1343 годом здесь же упоминается «гость псковский в Полтеске или в Литве». Таким образом, даже в рамках «литовских градов» «Списка» северорусские современники отличали собственно «Литву» и русские земли, в состав «Литвы» не входившие.
С этими свидетельствами следует сопоставить запись в Новгородской первой летописи под 1335 годом: «Бысть пожар в Руси: погоре город Москва, Вологда, Витебьско». Здесь Витебск — один из городов «Литовской земли» — рассматривается как часть «Руси», подобно Москве или Вологде. Сходные высказывания можно встретить и позже. Так, автор «Повести о Едигее» отметил, что во время описываемых им событий Витовт владел «всею землею Киевскою и Литовъскою». Во Псковской второй летописи под 1422 г. указывалось, что псковские послы, не застав Витовта в «Литовской земли», поехали «за Киев в Луческ великый».
