Шапи Казиев - Имам Шамиль
"РОЗА КАВКАЗА" В КАЛУГЕ
К середине июля вернулся счастливый Гази-Магомед со своей прекрасной Каримат. Дагестанское начальство не сочло возможным нарушать священные узы брака, жена была возвращена мужу и отправилась с ним в Калугу.
Убедиться в том, что "роза Кавказа" действительно так хороша, как о ней говорила молва, Руновскому не удалось. Каримат почти не выходила из дома, а если и выходила, то Гази-Магомед бдительно охранял ее целомудрие, не позволяя заглянуть под покрывало даже знатным дамам.
Большей же частью в доме говорили, что Каримат больна. Доктора помогали чем могли, но излечить "тоску по родине" так никому и не удалось. Чтобы как-то скрасить затворническое пребывание женщин в Калуге, им было разрешено по вечерам выходить на прогулки в сад и изредка, но также по вечерам, совершать в коляске прогулки по городу.
Каримат любила своего мужа и видела в нем будущего властителя Дагестана. Но в Калугу ехала без особого желания. Привыкшая к свободе, она не хотела превращаться в пленницу, даже если клетка ее будет "золотой". Она уговаривала мужа вернуться на Кавказ, где власти вполне могли сделать его новым главой горцев, хотя и без духовных полномочий. Гази-Магомед и сам подумывал о возвращении на Кавказ, но не мог оставить отца одного. Тогда Каримат приводила в пример его брата Магомед-Шапи, делавшего успешную карьеру в Петербурге. Но и это не убеждало ее мужа. Он обещал вернуться, но позже. Каримат твердила, что позже - будет слишком поздно, чтобы сын смог получить в наследство от отца весь Дагестан, а не только звание сына бывшего имама. Она считала, что раз Шамиль проповедовал свободу, то и сын его волен свободно вернуться на родину. Она убеждала Гази-Магомеда, что остались еще мюриды, готовые к новой борьбе и ждущие лишь искры, чтобы взорвать Кавказ, как бочку с порохом.
НОВОЕ ПОСЕЩЕНИЕ СТОЛИЦЫ
Вскоре в Калуге была получена телеграмма, в которой Шамиль приглашался в Петербург на высочайшую аудиенцию и для встречи с Барятинским. Вскоре прибыл и фельдъегерь с приказом препроводить имама в столицу.
В конце июля Шамиль с сыном и зятьями, в сопровождении Руновского, отправился в Петербург.
До Москвы они ехали в экипажах, а затем пересели на поезд.
На вокзале в Петербурге их встретили Магомед-Шапи и старый знакомый полковник Богуславский. Гости, как и в первый раз, остановились в гостинице "Знаменская" и встретили то же радушие петербургской публики.
В ожидании царской аудиенции Шамиля, на пароходе великого князя Константина, повезли в Петергоф. Там его радушно встретил князь Барятинский, произведенный уже в генерал-фельдмаршалы. Барятинский еще числился в прежних должностях, но война подорвала его здоровье, тяжелые ранения все чаще давали о себе знать, и он вынужден был лечиться.
Своей красотой и невиданным великолепием Петергоф затмил все, что горцы видели прежде в России. Повсюду тут витал дух Петра I, а убранство поражало роскошью.
Начиная с Петра, Петергоф переделывался каждым царем на свой лад. Лучшие архитекторы и скульпторы от Д. Кваренги до П. Клодта трудились над украшением его многочисленных дворцов, павильонов, парков и островов. А братья-мебельщики Гамбсы создавали обитателям Петергофа поистине царский комфорт.
Гостям показывали все - от монументальных дворцов с коринфскими колоннами и "Помпеи" до стилизованной "русской избы" и водяной мельницы. Все так напоминало театральные декорации, что здесь даже представлялся балет "Наяда и рыбак".
Фигура Самсона, раздирающего пасть "шведского" льва, из которой извергалась хрустальной чистоты струя, ослепляла золотом, а над другими фигурами, из которых тоже били фонтаны, горели радуги.
Гости несколько часов гуляли по дворцовому саду, в котором было множество диковинных вещей. Искусственные деревья обдавали их прохладной росой, в густой листве пели чудесные птицы, а в прудах плавали лебеди и игрушечные копии "потешных флотилий" Петра.
Из Петергофа гости прибыли по морю в Кронштадт. Шамиль уже был здесь в свой первый приезд в Петербург, но теперь он увидел, как строятся эти огромные корабли.
На следующий день гости посетили стеклодувную фабрику, где им показали, как из простого песка делается стекло, а из него - прекрасная посуда.
В Петропавловской крепости они посетили могилы Николая I и других царей, а затем отправились на монетный двор, где увидели, как чеканятся серебряные деньги. К полудню их привели к пушке, которая выстрелила ровно в 12 часов и по которой Шамиль проверил свои часы, как это делали все петербуржцы.
Затем гостей привезли в зоопарк, поразивший горцев обилием невиданных зверей, птиц и морских животных. Их особенно развеселил говорящий попугай, которого Магомед-Шали пытался научить аварским словам, говоря, что у его новых друзей это не получается, так, может, хоть попугай что-нибудь выговорит. Но попугай твердил только "Здравствуйте, господа" и "Подайте на пропитание". Гостям показали и огромную змею, которая напомнила Шамилю змею еще большую, с которой ему пришлось схватиться в детстве.
Вечер Шамиль провел у Казем-Бека, работавшего над новой книгой "О значении имама, его власти и достоинстве". Остальные отправились в театр.
ПРИДВОРНЫЙ ХУДОЖНИК ЗИЧИ
В этот приезд гостей сопровождал придворный художник венгр Михай Зичи. РН сменил Тимма, который страдал болезнью глаз и уже подумывал прекратить издание "Художественного листка", чтобы вернуться в Германию. Так он вскоре и сделал. На родине Тимм уже почти не рисовал и только заведовал небольшой керамической фабрикой в Берлине.
Зичи попал в Россию случайно. Талантливый выпускник Венской Академии художеств получил известность своим полотном "Выздоравливающая девушка молится перед образом Богоматери" и был приглашен учителем рисования в семью великой княгини Елены Павловны. Однако что-то там не сладилось, и вскоре Зичи вынужден был стать свободным художником, зарабатывая на жизнь продажей своих рисунков. Чтобы рисунки лучше раскупались, Зичи рискнул изображать весьма непристойные, а порой и откровенно эротические сцены. Ему уже грозила высылка из страны, когда в Россию явился знаменитый писатель Теофиль Готье. Поборник "искусства для искусства" обратил особое внимание на творчество Зичи и даже купил несколько его работ. Это сразу отразилось на карьере художника. Зичи стал придворным художником, создал огромное количество рисунков, отражающих жизнь и развлечения императорского двора, важные государственные события и торжественные церемонии, и был произведен в академики. Среди прочего он оставил несколько рисунков, посвященных Шамилю, его встречам с царствующей семьей, а также ряд кавказских сцен романтического характера и иллюстрации к поэме Лермонтова "Демон". Однако своих эротических пристрастий Зичи не оставил, и эти его произведения, изданные отдельными альбомами за границей, сделали его по-настоящему знаменитым.
В вышедшей позже книге "Путешествие в Россию", которая весьма отличалась от наделавшей шуму книги Кюстина, Готье не забыл упомянуть и о Зичи.
ПРИЕМ В ЦАРСКОМ СЕЛЕ
28 июля в "Знаменскую" прибыл адъютант, пригласивший всех явиться на аудиенцию.
На следующий день Александр II принял Шамиля в Царском Селе. Шамиль подарил императору дорогую саблю, украшенную лучшими горскими мастерами, которую Гази-Магомед привез из Дагестана.
Сабля императору понравилась. Шамиль поздравил царя с великим делом освобождения крестьян и вновь обратился к нему с просьбой отпустить его в Мекку для посещения святых мест и совершения обязательного для мусульман хаджа. Царю эта просьба показалась преждевременной. Он ответил, что исполнит просьбу Шамиля, но "не теперь". Руновского император похвалил, сказав: "Я доволен твоей верной службой".
На следующий день в гостиницу явились посланцы императора. Они вручили гостям дорогие подарки, а их женам и дочерям передали от императрицы драгоценные украшения и золоченых механических птиц, умевших петь на разные голоса.
СМЕНА КАРАУЛА
Дневник Руновского, представленный по начальству, оказался произведением содержательным и интересным. Но многих отношения пристава с военнопленным не устраивали. На Кавказе продолжались восстания, черкесы окончательно не сложили оружия, а решительных указании на этот счет от Шамиля к своим бывшим подданным не поступало.
К тому же отпущенный в Турцию Магомед-Амин опять оказался в сфере интересов Англии и Франции, все еще надеявшихся вытеснить Россию с Кавказа. К Магомед-Амину прибывали делегации и из Черкесии. Они предлагали своему бывшему вождю вернуться на Кавказ и возглавить новое сопротивление, пока черкесов не окончательно вытеснили с родных земель и не выслали в ту же Турцию.
Агент царской разведки в Стамбуле итальянец Франкини, имевший чин полковника, слал в Петербург панические рапорты о возможном возвращении Магомед-Амина на Кавказ. Ставший к тому времени военным министром Милютин велел посольству в Стамбуле всячески удерживать Магомед-Амина, а тем временем приказал разобраться, чем грозит его возвращение. Свои отзывы на этот предмет представили Барятинский, Евдокимов и тифлисский генерал-губернатор Г. Орбелиани. Общее мнение выразил Евдокимов, считавший, что серьезных последствий ожидать не стоит, так как "Магомед-Амин - это не Шамиль, который фактически создал в горах суверенное государство и управлял им в течение 25 лет".
