Деникин. Единая и неделимая - Кисин Сергей Валерьевич
Командовать же войсками в будущих войнах предстоит не ловким прощелыгам-пенсионерам вроде Сухотина, а вдумчивым и упорным военным вроде молодого упрямца Деникина («генштабовская история» показала, что упрямец еще тот).
Летом 1902 года капитан Антон Деникин был переведен на службу в Генеральный штаб с назначением старшим адъютантом при штабе 2-й пехотной дивизии в Брест-Литовске.
В ЭТУ НОЧЬ РЕШИЛИ САМУРАИ
Аукнулась же в начале века России бездарная подготовка Генштаба и его кузницы кадров Николаевской академии. Структура, которая должна была заниматься анализом военного и экономического потенциала всех вероятных (и невероятных) противников, до начала века вообще понятия не имела о возможностях страны Ямато. Достаточного количества шпионов или, если угодно, разведчиков мы не удосужились туда отправить. А те, кто был, за сложностью языка не удосужились его изучить. Сведения черпали лишь из открытых источников, а учитывая природную недоверчивость японцев к иностранцам вообще, получить объективные данные о стране было делом безнадежным. Точно таким же, как создать сеть агентуры из самих японцев, не понимавших, как можно за деньги продавать свою страну.
Как писал Витте, «в отношении Китая, Кореи, Японии наше общество и даже высшие государственные деятели были полные невежды».
Поэтому следует предположить, что российский Генштаб элементарно взял цифры «с потолка», когда посчитал, что при максимальном напряжении сил Япония способна поставить под ружье 348 тысяч человек, а собственно на поля сражений — 253 тысячи. В итоге же японцы выставили в 10 раз больше — 2 727 000, из которых использовано было для войны 1185 000. Не принято было во внимание, что 13 японских резервных бригад получили такую организацию и вооружение, что могли выйти в бой наряду с полевыми дивизиями.
Исходя из этого пагубного заблуждения, Россия держала на Дальнем Востоке всего 108 батальонов, 66 конных сотен и 208 орудий (порядка 100 тысяч штыков и сабель), то есть в те же 10 раз меньше, чем выставили японцы. Заметим, главные силы были на Западе, на Востоке — лишь малобоеспособные и плохо обученные бойцы. Соответственно, время развертывания японцев и русских до штатов военного времени было просто несоразмерно. Войну начинали фактически простые сибирские мужики.
Во флоте ситуация была не столь очевидной, но подготовка комендоров (удовлетворительным результатом считалось, когда из 100 снарядов хотя бы один произведет накрытие цели), устаревшие броненосцы и слабые эсминцы, худшая оптика для прицелов, отсутствие боевого опыта (японцы же неоднократно били китайский флот в недавней войне) делали русский флот заведомо слабее.
Интересно, что еще в 1900 году в Морской академии проводились военно-морские игры с целью моделирования возможной войны на Дальнем Востоке. За японцев «играл» адмирал Андрей Вирениус, за русских — великий князь Александр Михайлович. Как раз он в самом начале учений заявил, что намерен увести нашу эскадру из Владивостока и Порт-Артура на юг, подальше от будущего театра боевых действий, дабы не топить ее в Желтом море, как русский флот образца обороны Севастополя 1854 года, а соединить с подкреплениями из Балтийского, а если удастся — и из Черного морей. Только в этом случае Россия могла бы рассчитывать на успешное противостояние японскому флоту. Однако у нас был адмирал Алексеев, который собирался закидать японцев бескозырками. Итог известен.
Техническое отставание, громадные расстояния, дислокация всей боевой армии России в западных губерниях, слабая пропускная способность Сибирской железной дороги, неприятие войны в обществе, которое оказалось в курсе скандала с деятельностью «алексеевских лесорубов» и пр. Можно сколь угодно перечислять причины поражения империи в той войне, они все будут иметь место. Но воевали простые солдаты и офицеры, у которых никто не спрашивал цены на кубическую сажень леса на реке Ялу и величину их доли в «Русском лесопромышленном товариществе». Они знали, что надо умирать на сопках Маньчжурии «за веру, царя и Отечество», которые страшно далеки были от афер Безобразова и Ко (кстати, на театре военных действий этих деятелей замечено не было). Недаром Витте, отправляя Куропаткина командовать войсками в Маньчжурии, дал ему вполне объяснимый совет:
— Когда приедете в Мукден, первым делом арестуйте Алексеева и в вашем же вагоне отправьте в Петербург, донеся телеграммой государю. А там пусть велит казнить или миловать!
Старшего адъютанта штаба 2-го кавалерийского корпуса капитана Деникина начало войны застало в Варшаве, где известие о нападении японцев на русский флот в Порт-Артуре вызвало злорадство поляков, смешанное с надеждами на то, что поражение России в войне повлияет на положение Польши. По всему городу распространялись подрывные листовки экстремистской «польской социалистической партии», лидер которой бывший «сумасшедший» Юзеф Пилсудский срочно помчался в Токио, где предложил свои услуги японскому Генштабу. Будущий диктатор обещал подрывать мосты в Сибири, пускать под откос военные эшелоны, организовать восстание, если японцы снабдят ППС оружием и деньгами, а после победы поставят империи условие предоставления полякам независимости.
«Буйнопомешанного» вежливо выслушали, дали денег на обратную дорогу (20 тысяч фунтов стерлингов) и посоветовали хорошо отдохнуть. В Токио бредовость идеи оценили по достоинству, но вот в качестве шпиона использовать Пилсудского и его социалистов вполне были не прочь. Вероятно, тогда Деникин и пожалел, что его ротный караул «случайно» не пристрелил «психа» во время охраны варшавской тюрьмы.
Сам капитан бомбардировал штаб рапортами с просьбой отправить его на фронт. В штабе царил традиционный бардак, и рапорты (их была масса) каждый раз теряли. Однажды отыскали, поинтересовались, знает ли тот английский. Капитан оторопел, зачем английский на японском фронте? Ответил, что не знает, но драться будет не хуже знающих. Вскоре все же пришло распоряжение командировать Деникина в Заамурский округ пограничной стражи (пограничником, как и его отец, могучий крепостной Иван) начальником штаба 3-й Заамурской бригады.
На проводах в Варшаве друзья поднесли ему в подарок револьвер, выпили по чарке. Надо бы составить завещание, да завещать капитану нечего, кроме долгов. Попросил друзей «в случае чего» использовать на их покрытие некоторые свои беллетристические произведения, которые не переставал писать со школы и которые уже печатались. На их же попечение оставил мать Айжбету и старую няньку.
Дорога из Москвы до Маньчжурии долгая — 16 дней по «чугунке», с ума можно сойти со скуки. Однако Деникин ехал не один, кроме старых знакомых по Академии в поезде ехали назначенный начальником Забайкальской казачьей дивизии генерал-майор Павел Ренненкампф, в свое время закончивший Академию по первому разряду, и новый командующий Тихоокеанским флотом вице-адмирал Степан Макаров, автор первой в военной истории успешной торпедной атаки (14 января 1878 года потопил в Батумском порту турецкий сторожевик «Интибах»).
В вагоне вместе с Деникиным и Ренненкампфом ехали несколько корреспондентов газет «Биржевые новости», «Новое время», «Русский инвалид». От последней (официозный орган военного министерства) — никому не известный подъесаул Петр Краснов.
С одной стороны, Деникину повезло. Он попал в 3-ю бригаду, которая охраняла от хунхузов (их только в одной провинции Гирин насчитывалось свыше 80 тысяч) железнодорожную ветку от Харбина до Владивостока, то есть была вдали от района боевых действий. С другой, учитывая его желание набраться боевого опыта, никак не соответствовала пылким надеждам 32-летнего офицера, мечтавшего о ратных подвигах.
Однако романтики и здесь хватало: не было дня, чтобы хунхузы не нападали на «чугунку», порой вырезая целые пограничные посты. Китайская армия с ними не могла эффективно бороться, местный дзянь-дзюнь (правитель) просто разводил руками — в хунхузы шли все, кто не мог себя прокормить. Они объединялись в огромные банды и грабили всех подряд, без всяких политических предпочтений. Русских опасались — знали, что армия не дзянь-дзюнь, ответит адекватно.
