Карло Чиполла - Артиллерия и парусный флот
Однако такое положение совершенно не устраивало энергичного Кольбера. В письме, датированном 1666 годом, он писал, что «в высшей степени необходимо быть осмотрительными в покупках. Лучше покупать французские, чем иностранные товары, даже если французские не такие хорошие и чуть дороже. В этом имеется двойное преимущество: государство не теряет ликвидные активы и не нищает, а подданные его величества зарабатывают себе на жизнь и приобретают полезные навыки». В полном соответствии с этими принципами около 1665 года Кольбер разработал и приступил к реализации масштабного плана развития французской индустрии вооружений. Он имел две причины отдавать предпочтение железным орудиям: 1) они были намного дешевле бронзовых; 2) Франция была богата залежами железной руды, в то время как медь и олово ей приходилось импортировать. Вторая причина не показалась бы слишком важной энтузиасту свободной торговли. Кольбер был энтузиастом, но не приверженцем свободной торговли. А ухудшение отношений Франции и Голландии стало для него еще одним основанием для неуклонного претворения в жизнь своего плана. Он был задуман как единое целое для всей страны.[65] Расположение месторождений железной руды и доступность водных путей для транспортировки готового продукта определяли выбор районов: Ангумуа, Перигору и Нивернэ предстояло стать арсеналами на западном побережье, Бургундии, Лиону и Дофинэ – на северном и южном побережье. Самым серьезным препятствием была нехватка технических специалистов – Кольберу пришлось искать их за границей.[66] Он не испытывал доверия к малым предприятиям и поддерживал создание крупных частных концернов, которым оказывал помощь в снабжении железной рудой и найме рабочей силы. Как и все, что он делал, Кольбер претворял в жизнь свой план тщательно и настойчиво,[67] упрямо и с воистину неиссякаемой энергией. Усердно проводя генеральную линию, он не забывал внимательно следить за деталями. В 1670 году он написал сыну, что железные пушки повреждаются бесполезными украшениями, которые к тому же вовсе не украшают, потому что сделаны из железа. Железные пушки должны быть простыми, и при их изготовлении думать следует только о чистоте металла. Кольбер был упорен до тупого упрямства. Когда произведенные пушки стали взрываться при испытаниях, он написал военно-морскому представителю в Дюнкерке: «Я не знаю ничего о качестве или происхождении железных пушек, которые взорвались в Болони, но я знаю, что, когда бы в этом королевстве впервые ни производилось оборудование для флота, наши люди всегда находят его плохим. Часто оно действительно плохое. Но если железные пушки плохо изготовлены, не следует удивляться, потому что трудно сделать хорошую вещь, занимаясь этим впервые. Если продолжить снабжение изготовителей хорошими образцами и помочь исправить ошибки, со временем можно получить изделия, по качеству не уступающие изготовленным за границей». Эти слова были написаны в 1670 году. Но уже на следующий год даже его уверенность была поколеблена. Слишком уж много пушек продолжало взрываться при испытаниях.
Итогом пятнадцатилетних усилий стала некая смесь незначительных успехов и большого числа неудач. Предприятия, созданные в Перигоре и Ангумуа, показали удовлетворительные результаты. К 1680 году они выпускали чугунные пушки, которые «определенно были легче и лучше шведских» и могли производиться в «количестве, достаточном для удовлетворения потребностей портов западного побережья». Но мануфактуры в Нивернэ и Бургундии потерпели неудачу, хотя именно там были приложены максимальные усилия.
Причина необычайно скромных результатов, достигнутых Кольбером, заключается в том, что он слишком опередил свое время. Химики еще не открыли отрицательной роли серы и положительной роли фосфора при литье чугуна. Специалисты эпохи Кольбера не могли знать, что руда Перигора пригодна для современных методов литья, а руда Нивернэ – нет. Хрупкость пушек, отлитых в одном месте, и надежность отлитых в другом оставалась неразгаданной тайной. В экономике и социальной сфере у Кольбера были преданные, умные и очень активные сторонники, но в целом страна за ним не пошла. Аристократия и слышать не желала о техническом прогрессе и достижениях науки. Третье сословие двигалось медленно по заросшим дорогам. Незадолго до смерти великого министра (1683) все, что осталось от его промышленных конструкций, трещало по всем швам. Ситуация продолжала ухудшаться вплоть до 1730 года,[68] и только во второй половине XVIII века Франция сумела изменить ход вещей и построить собственную промышленность, производящую артиллерийское вооружение.
* * *Европейская ситуация в производстве орудий в середине XVII века, в сравнении с XV, изменилась коренным образом. География промышленности стала совсем другой, неизмеримо вырос производственный потенциал; Европа стала намного более внушительной и грозной. В этом процессе сыграли роль разные факторы, самым существенным из которых стало появление эффективных чугунных пушек. Это позволило Европе расширить свой артиллерийский парк, затратив на это сравнительно небольшие средства, а прогресс в технологии и организации дал возможность более эффективно использовать имеющиеся ресурсы.
Любая попытка оценить объем европейского производства в целом будет сопряжена с большой погрешностью, но некоторые оценки, хотя и очень приблизительные, могут быть сделаны, чтобы дать понятие по крайней мере о порядке цифр. В 1650 году Швеция ежегодно производила 1500-2000 метрических тонн чугунных орудий,[69] Англия – менее 1000 тонн.[70] Это были главные производящие регионы. Кроме того, оружие производилось в Бискае, Западной Германии, Туле и Перигоре. У нас имеется отдельная количественная информация только по Тульскому региону. Это 250-300 тонн в год. В любом случае маловероятно, чтобы объем производства всех этих районов превышал суммарное производство Англии и Швеции. Если это так, можно сказать, что общий производственный потенциал Европы составляет около 5000 тонн чугунных орудий в год. К этому следует приплюсовать объем производства бронзовых орудий. Учитывая, что в ведущих европейских флотах после 1650 года доминирующим видом вооружения стали чугунные пушки, которые также широко использовались и на земле (в основном в крепостях), есть все основания полагать, что общий объем производства бронзовых орудий в Европе не превышает 5000 тонн в год. Но это – чистейшей воды спекуляция. Мы чувствуем более твердую почву под ногами, когда пытаемся установить качественные достижения европейской индустрии вооружений. В начале XVII века военно-морские бронзовые пушки достигли такой степени совершенства, что оставались практически неизменными на протяжении следующих полутора веков. К 1650 году военно-морские железные орудия были не столь хороши, как бронзовые, но достигли вполне приемлемой степени эффективности. Полевая артиллерия была слабым местом европейцев, и именно в этом секторе в XVII веке произошли воистину революционные изменения.
В начале XVII века появились так называемые кожаные орудия. Писатели-романтики создали вокруг них славную легенду, но в действительности они никогда не были ни эффективным, ни практичным оружием. Их огневая мощь была заметно ниже, чем у металлических. Да и срок жизни у них был намного меньше. Учитывая эти весьма существенные недостатки, такой вид орудий просуществовал недолго. Наступившие времена были богаты на перемены. В апреле 1629 года в Стокгольме была изготовлена первая 3-фунтовая regementsstycke – пушка, весившая только 123 кг и потому высокомобильная. Она делала три выстрела за время, которое требуется солдату, чтобы произвести один выстрел из мушкета.[71] Таким образом, потребность в эффективной полевой артиллерии, испытываемая военными начиная с XV века, была удовлетворена европейскими специалистами в первой половине XVII века. Немедленные результаты проявились во внутриевропейских конфликтах. Успешная кампания Густава Адольфа не может быть оценена правильно, если не принять во внимание технологические достижения шведских литейщиков. Но это новое оружие вскоре открыло новую страницу и в истории европейской экспансии. С появлением regementsstycke баланс сил сместился в пользу европейцев.
При описании европейской экспансии обычно ссылки на превосходство европейцев в вооружении даются весьма сдержанно. Однако невозможно отрицать тот факт, что после первой волны экспансии, прокатившейся в XV веке, европейский потенциал в производстве вооружения многократно возрос, причем как в количественном, так и в качественном отношении. Это делало любые усилия неевропейцев не слишком эффективными, а их оборону проблематичной, главным образом из-за того, что европейский прогресс в производстве орудий сопровождался аналогичным прогрессом в формировании человека войны, а также развитием кораблестроения.
