Даниэл Дефо - История полковника Джека
"Так вот, - говорит он, - мне сказали, что он пообещал в таможне дать без всяких лишних вопросов и разговоров тридцать фунтов тому, кто вернет ему бумаги. Ты, стало быть, идешь в Длинный зал, эдакий бедный, невинный мальчуган, да такой ты и есть, на это и расчет, и обращаешься прямо к таможенному чиновнику. Ты говоришь ему, что, если господин готов выполнить свое обещание, ты берешься сказать ему, у кого бумаги, и, если они будут хорошо обращаться с тобой и сдержат свое слово, ты обещаешь достать бумажник с векселями и принести им".
Я сказал, что пойду с великим удовольствием. "Только вот что еще, Полковник Джек, - сказал он, - а вдруг все же они тебя схватят и станут угрожать плетьми? Ты меня тогда не выдашь?" - "Нет, - говорю я, - не выдам, даже если они запорют меня до смерти". - "Ну смотри, - говорит он, - вот бумажник, и можешь идти". И он мне дал подробные указания, как действовать и что говорить, но бумажник я с собой не взял, - а что, если они обманут и схватят меня, рассчитывая, что бумажник при мне, и таким образом поймают меня с поличным, поэтому бумажник я оставил у Уилла и на следующее утро, как условились, отправился в таможню; какие указания были мне даны, вы узнаете из дальнейшего, так что пересказывать их здесь я не стану, чтобы не повторяться; задача эта была и впрямь слишком трудной для мальчишки вроде меня, не только юному по годам, но и совсем неопытному в воровстве.
Две мысли засели у меня в голове, укрепляя мою решимость. Первая: этот человек должен получить назад свои бумаги, ибо мне казалось ужасным, что он потеряет такие деньги, а я считал, что он непременно их потеряет, если мы не вернем ему векселя. Вторая: что бы со мной ни случилось, я никогда не выдам моего друга и учителя Уилла. Вооруженный двумя такими залогами честности, - собственно, честность меня тут и заботила, - сердцем мужчина, но разумом еще дитя, я вступил на другое утро в Длинный зал таможни.
Когда я прибыл на место происшествия, я увидел того же чиновника, сидевшего там же, что и в прошлый раз, и вообразил, что он так сидит с тех самых пор; впрочем, мне было все равно, я подошел к его столу и встал по другую сторону перегородки; она была очень высокая, примерно мне по плечо ведь роста я был небольшого.
Пока я там стоял, проходящие мимо толкали меня, и тот чиновник, что сидел за перегородкой, стал ко мне приглядываться, наконец он крикнул:
- Что здесь делает этот мальчишка? Уходи-ка лучше, бездельник! Не из тех ли ты негодяев, что украли в понедельник у одного господина бумажник с векселями? - И, обращая свой рассказ к господину, которому он подписывал бумаги, продолжал: - Был тут в понедельник мистер... как его... и такая беда с ним приключилась, не слышали часом?
- Нет, ничего не слыхал, - ответил тот.
- Да-а, он стоял вот здесь как раз, где вы сейчас, - говорит он, - и чтобы заполнить таможенную декларацию, вынул свой бумажник и положил на стол рядом с собой, как сам потом рассказывал, но пока он тянулся через стол к чернильнице, чтобы обмакнуть перо, кто-то стащил его.
- Подумать только! - воскликнул слушатель. - А были в нем векселя?
- В том-то и дело, - говорит чиновник, - в нем был счет сэра Стивена Ивенса на триста фунтов и еще один вексель на имя ювелира, примерно на двенадцать фунтов, да это бы еще ничего, но там было два иностранных акцептованных векселя на крупную сумму, не знаю в точности какую, один французский вексель, кажется, на тысячу двести крон, и тот господин очень убивался из-за них.
- Но кто же мог украсть? - спрашивает его собеседник.
- Никто не знает, - говорит чиновник. - Правда, один из наших надзирателей говорит, что видел в зале двух жуликоватых подростков, вон вроде того. - Он указал на меня. - Они болтались тут, а потом вдруг исчезли, оба сразу.
- Ах, мошенники! И зачем? Что им делать с такими векселями? Они ими все равно не смогут воспользоваться; надеюсь, тот господин пошел и тут же сделал заявление, чтобы задержать выплату?
- Конечно, - сказал чиновник. - Но жулики оказались проворнее, они опередили его с векселем на меньшую сумму в двенадцать с чем-то фунтов и получили по нему деньги, остальная выплата, само собой, приостановлена, но потерять столько денег, потерпеть такой убыток, неслыханно!
- Что ж, тогда он должен объявить поощрительное вознаграждение тем, кто их прикарманил и теперь вернет их ему. Уверяю вас, они будут даже счастливы вернуть их.
- Он вывесил на дверях таможни объявление, что даст за них тридцать фунтов.
- Да-а, только он должен был прибавить, что обещает не задерживать того, кто принесет векселя, и не причинять ему неприятностей.
- И это он сделал, - говорит чиновник, - но, боюсь, они не решатся из страха, что он не сдержит своего слова.
- Пожалуй, это резонно, он может нарушить свое слово, хотя и не следовало бы, иначе ни один жулик больше не рискнет вернуть краденое. Это была бы дурная услуга всем, кто пострадает после него.
- Смею думать, это его не очень-то беспокоит.
В таком духе они продолжали свою беседу, а потом заговорили о другом; я слышал все, но долго не знал, как мне поступить; наконец я увидел, что господин отошел от стола, и бросился за ним следом, в надежде заговорить и сразу все ему выложить, однако он быстро прошел в комнату, смежную с длинным залом, где было полно людей, из нее - в другую, и, когда я собрался последовать за ним, привратник не впустил меня, сказав, что туда нельзя; я вернулся и долго бродил по залу неподалеку от стола, за которым сидел тот чиновник; я слонялся вокруг, пока часы не пробили двенадцать и зал начал понемногу пустеть; чиновник что-то писал, перед ним уже не было ни души, не то что утром, тогда я подошел поближе и опять остановился у самого его стола; он оторвался от бумаг, поднял на меня глаза и сказал:
- Все утро ты тут околачиваешься, бездельник, чего тебе надо? Ох, боюсь, на уме у тебя что-то недоброе.
- Нет, что вы, сэр, - говорю я.
- Что ж, хорошо, коли нет, - говорит он. - А какое у тебя может быть дело в таможне, ты ведь не купец.
- Мне надо с вами поговорить, - говорю я.
- Со мной? - говорит он. - А что ты хочешь сказать мне?
- Кое-что, - говорю я, - только, если вы мне за это ничего плохого не сделаете.
- Плохого? А что плохого я могу тебе сделать, а? - спросил он ласково.
- Вправду не сделаете, сэр? - говорю я.
- Право же, мальчуган! Ничего плохого я тебе не сделаю. Ну, так о чем речь? Ты что-нибудь знаешь про бумажник того господина?
Я ответил, но так тихо, что он не расслышал, тогда он пересел на соседнее место, открыл дверцу в перегородке и подозвал меня к себе; я вошел.
Он опять спросил, знаю ли я что-нибудь о бумажнике.
Я таким же тихим голосом ответил, что нас могут услышать.
Тогда он, понизив голос почти до шепота, еще раз спросил о бумажнике.
Я ответил ему, что, по-моему, кое-что знаю о нем, только у меня его нет и в этом деле я посторонний, а что находятся бумаги у одного парня, который хотел их сжечь и сжег бы, если бы не я, и что вот только что я услышал, будто бы тот господин рад получить их назад и даст за них, то есть за те бумаги, много денег.
- Да, да, я говорил это, - сказал чиновник, - и если ты сможешь вернуть их, он тебя щедро вознаградит, не меньше тридцати фунтов даст, как обещал.
- И еще вы сказали, сэр, другому господину, вот только сейчас, говорю я, - что он ничего худого не сделает тому, кто их принесет.
Чиновник. Нет, нет, тебе и вправду ничего не грозит, могу ручаться.
Мальчик. А другим из-за меня не попадет?
Чиновник. Нет, тебя даже не спросят, кто они такие и как их зовут.
Мальчик. Ведь я просто нищий, и я всей душой хотел бы, чтобы тот господин получил назад свои бумаги, и клянусь, я сам не брал их и нет их у меня сейчас.
Чиновник. Ну скажи, а как же этот господин тогда их получит?
Мальчик. Если я сумею их достать, я принесу их вам завтра утром.
Чиновник. А сегодня вечером нельзя?
Мальчик. Постараюсь, только где я вас найду?
Чиновник. Приходи ко мне домой, мальчуган.
Мальчик. А где вы живете, я не знаю.
Чиновник. Пойдем сейчас со мной, и я тебе покажу.
Он повел меня на Тауэр-стрит, показал свой дом и назначил прийти к пяти часам вечера, что я, само собой, сделал, прихватив и бумажник.
Когда я пришел, чиновник спросил меня, принес ли я книжку, как он выразился.
- Какая же это книжка? - сказал я.
- Неважно, пусть бумажник, это все равно, - говорит он.
- Помните, - сказал я, - вы обещали не трогать меня. - И я начал всхлипывать.
- Тебе нечего бояться, малыш, - говорит он, - я не трону тебя, бедный мальчик! Никто тебя не тронет.
- Тогда вот он, - сказал я и вытащил бумажник.
Тут он пригласил еще одного господина, судя по всему, владельца этого бумажника, и спросил, тот ли это бумажник, и господин ответил: "Да".
И спросил меня, все ли векселя там.
Я ответил, что как будто одного не хватает, но думаю, что остальные целы.
- А почему ты так думаешь? - спросил он.
- Потому что я слышал, как один малый, который, по-моему, и украл их, говорил, что они чересчур крупные, чтобы ему путаться с ними.
