Вольфганг Акунов - Берсерки
В эпоху язычества, до принятия Скандинавией христианства, викинги считались обладающими сверхъестественной силой, шторой наделил их бог Один. Саги отмечают, что в сражении они «бросались вперед без вооружения бешено, как волки, были сильны, как медведи или вепри, и убивали людей с одного удара, причем ни огонь, ни железо не могли поразить их». Это и называлось берсеркским неистовством. Отсюда возникло выражение «разъяренный (бешеный), как берсерк». В реальности это было состояние, вызванное возможно, как уже говорилось, употреблением некоторых галлюциногенных веществ. В любом случае это состояние мало поддается изучению. Одно из исследований рассказывает о двенадцати братьях-берсерках, которые в припадке ярости могли «выворачивать огромные деревья и камни и даже убивать своих друзей». Сага повествует о том, что Сжмунд и его сын превращались в волков и выли во время сражения, а в легенде о Хрольфе Жердинке берсерк превращался в медведя. Именно с этими животными — медведями и волками — ассоциировались оборотни, и берсерков нередко называли «волчья шкура». Вероятно, само слово berserkir все же изначально означало «медвежья шкура» (bear), а не «голая шкура» (bare), как нередко предполагают.
«Храфнсмал» («Речи Храфна») описывает берсерков как людей великой доблести, которые не дрогнут ни в каком сражении. Эти качества и благоволение к ним Одина часто делало их воинами личной охраны королей, обычно состоявшей из двенадцати человек. Берсерки воевали на передовой в сухопутных и морских сражениях. В «Саге о Харальде Светловолосом (Прекрасноволосом)» говорится, что берсерки располагались на носу и в средней части корабля под королевским знаменем. Их отличали сила, храбрость, ловкость и все лучшие качества воина. Снорри Стурлуссон описывает, как в битве при Сволдре в 1000 г. некоторые люди короля Олафа в ярости забыли, что они сражаются не на суше, «бешено бросались на врага, падали за борт и тонули». Позже, в христианской Исландии, берсерки стали считаться разбойниками, извергами, саги изображали их бессмысленными задирами, достойными унижения. Возможно, такое отношение впоследствии переняла вся христианская Скандинавия.
На рисунке современника, отображающем тогдашнее общее представление о берсерке, изображенном на гобелене IX в. из Осеберга, изображен воин, одетый в меха, вооруженный копьем и щитом (вероятно, шлем воина скрыт под меховым колпаком). На пластине, украшающей шлем VII в., изображен воин, предшественник викингов. Это человек в волчьей шкуре, называемый «ульвхедин»[9] (ulfhedin), т. е. буквально «волчеголовый» (множественная форма — «ульвхеднар»[10], ulfhednar). Обнаженный воин рядом с ним, — видимо, один из героев дружины Одина, einheijar — энхерий (один из войска, принадлежащий к войску); рогатый шлем, как тот, который на нем, никогда не носили в эпоху викингов, его можно увидеть только на изображениях богов и, возможно, языческих жрецов.
Изначально армии викингов, скорее всего, имели военные знамена (gunnefanes) с изображением клыкастых и крылатых чудовищ. Известно, что даже христианский король Олаф имел белый штандарт с изображением змея. Но на большинстве знамен викингов был изображен именно ворон. К» примеру, на знамени Кнута в сражении при Аингдоне в 1016 г., сделанном из белого шелка, был вышит ворон. Штандарт с вороном описан в англосаксонской хронике еще в 878 г. Развевающееся знамя означало победу викингов, опушенное — поражение. Особые магические свойства приписывались знамени Сигурда. Ворон на нем был вышит матерью Сигурда, которая, по предположениям, была колдуньей.
Приведем для иллюстрации описанного выше отрывки из трех средневековых саг, в которых говорится о берсерках.
САГА О БИТВЕ НА ПУСТОШИ
Жил человек по имени Торбьерн, по прозвищу Торбьерн Дышло. Он жил во Фьорде Дышла. Они со Стюром долгое время враждовали, и Опор не отомстил Торбьерну так, как ему хотелось. Теперь ему кажется, что настал удобный случай использовать для этого берсерков и этим завоевать их расположение. Он сообщает им о своем замысле, а им только того и надо.
Они приезжают к хутору ночью и стучатся в дверь, но так как все спали, никто к двери не подошел. Тогда Спор велит сорвать дверь, и берсерки так и делают. Торбьерн спал в горнице; он просыпается от грохота и спрашивает, кто это так грубо ломится к людям в дом по ночам. Стюр называет себя и говорит, что с ним сейчас люди, которые не побоятся взглянуть на Торбьерна и теперь-то он поквитается с ним за все оскорбления; долго они сходили Торбьерну с рук, но сейчас час настал.
Торбьерн отвечает, что не станет бежать или просить пощады. Он говорит, что быстро подымется на ноги; пусть они делают, что могут, а он намерен биться до последнего. Торбьерн спал за очень крепкой загородью. Он соскакивает с постели, хватает висевший рядом меч и защищается.
Стюр вовсю подстрекает берсерков; от этого они приходят в ярость, ломают загорода» и при этом поносят Спора за то, что он подстрекает других, а сам не смеет подойти ближе. Тогда Стюр бросается вперед и наступает на Торбьерна, и кончается тем, что Стюр наносит тому удар в живот, так что Торбьерн пал.
Вот теперь берсеркам по душе отвага Стюра, и они говорят, что охотно пойдут за столь доблестным хевдингом (вождем. — В.А.). Они отъезжают прочь и объявляют об убийстве. В саге упоминается о том, где они провели ночь. Всего их было четверо, а четвертый был с Лесистых Склонов.
Они приезжают к себе домой в Лавовую Пустошь, и все довольны друг другом. Стюр кажется им хорошим и храбрым вождем. Страх перед ним не пошел после этого убийства на убыль, и враги Стюра сочли, что он теперь неодолим. Так проходит зима.
У Стюра была дочка на выданье, по имени Асдис. У Лейкнира, младшего из берсерков, вошло в привычку разговаривать с ней и просиживать подолгу за шашками. Люди понемногу начали сплетничать, и это дошло до Стюра, но он сказал, что это пустяки, и повел себя так, словно ничего не знал, хотя все отлично видел.
Некоторое время спустя Стюр заговаривает с берсерками и спрашивает, как им живется у него. Они отвечает, что по ним он — вождь что надо. Слово за слово, и вот Стюр спрашивает, не хотят ли они подыскать себе место для жилья и жениться. Лейкнир отвечает, что это было бы не худо. Стюр спрашивает, есть ли у него кто-нибудь на примете. Лейкнир отвечает, что это больше зависит от самого Стюра. Стюр говорит, что хотя они не во всем ровня друг другу, Лейкнир ему вполне по душе, но все же лучше подыскать то, что больше подойдет тому. Стюр спрашивает также и Халли, не лежит ли у него душа к какой-нибудь девушке. Халли говорит, что так и есть.
Стюр спрашивает:
— Кто же это?
Халли говорит, что здесь слово за Вермундом, а его согласия добиться нетрудно, если Стюр поедет с ним вместе. Стюр не отверг и это, и тут разговор кончается. Вскоре Лейкнир заводит ту же самую речь. Стюр сказал:
— Нрав твой меня устраивает, но все же не забывай, что тебе нечего выставить в заклад.
Лейкнир отвечает:
— Хоть я и человек неимущий, может статься, я сделаю для тебя по твоему слову такую работу, с которой другие не справятся, и это освобождает меня от заклада и делает меня и брата моего Халли тебе ровней. У тебя множество противников, и поэтому нужны верные люди; так что все-таки подыщи мне место для жилья.
Стюр сказал, что это правда, и он очень полагается на их мужество, но прежде хочет устроить им какое-нибудь испытание. Теперь берсеркам кажется, что надежды их не напрасны.
Весной Стюр едет к Святой Горе встречаться со Снорри: большая дружба была между ними. Снорри встретил его на пути, и они беседовали весь день; ни один человек не знал, о чем они говорили и какие новости Стюр сообщил Снорри.
Берсерки же очень заняты мыслями о женитьбе, а более всего — Лейкнир. Стюр говорит, что подыскал ему кое-какой подвиг. Лейкнир готов к этому и спрашивает, что это.
Стюр отвечает:
— Здесь, у моего двора, есть непроезжая Лавовая Пустошь. Я часто подумывал расчистить ее и проложить здесь дорогу, но мне недоставало крепких рук. Теперь я хочу, чтоб это сделал ты.
Лейкнир говорит, что это не кажется ему столь трудным, если ему поможет его брат Халли. Стюр сказал, что тот может заняться этим вместе с Лейкниром. Вечером берсерки принимаются расчищать пустошь, и этим они заняты всю ночь. Они своротили целые скалы, там где это было нужно, и оттащили их прочь, а кое-где закопали громадные глыбы в землю; а поверху разровняли. Их обуяло тогда крайнее бешенство. К утру они закончили, и это один из величайших подвигов, какие знают люди, и дорога эта будет стоять вечно, пока существует Исландия. Теперь они должны ставить ограду и кончить работу до завтрака. В это время Спор предлагает им баню, после того как они кончат с оградой, а днем должна быть свадьба Лейкнира.
Баня была устроена так, что внизу был сделан подпол, а над ним было окошко, в которое заливали воду. Баня была вырыта в земле, двери там на мощных столбах, и вся постройка срублена из нового и самого что ни на есть крепкого леса. От двери наверх вели ступеньки.
