Михаил Никитин - Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904-1920 гг.)
Мне, И. Б. Резникову, старому большевику С, И. Канатчикову и другим были известны уклончивые выступления Н. А. Рожкова в годы столыпинской реакции. В условиях того времени мы могли тормозить его попытку по изданию газеты, но тогда он мог опереться на меньшевиков. Чтобы не допустить этого, мы, большевики, сами помогли организовать газету и приняли участие в ее работе и редактировании, тем не менее отдельные соглашатели, меньшевики примазывались к Рожкову и использовались им.
Помимо работы в «Голосе Сибири», мы не оставляли самостоятельную работу и в массах. Надвигалась экономическая разруха, вызванная войной. В городе с каждым днем все острее ощущался недостаток хлеба и мяса. Рабочие и их семьи голодали. Перед магазинами выстраивались очереди женщин и детей. В то же время на станциях лежали в ожидании подачи вагонов большие запасы заготовленных на вывоз из Сибири мяса, хлеба и других продуктов сельского хозяйства.
К концу 1916 года в Новониколаевске вновь начались массовые выступления мобилизованных. Заволновались солдатки, они требовали хлеба, громили продовольственные лавки. Усиливались организованные протесты рабочих и служащих; активизировалась и учащаяся молодежь.
Перед февральской революцией купить хлеба в Новониколаевске было просто невозможно. В то же время прибыль некоторых мукомольных предприятий увеличилась за войну в 15 раз. Новониколаевские дельцы от хлебных операций наживались. Например, известный по Новониколаевску крупный скупщик хлеба Коган за счет хлебных операций перед революцией купил за 500.000 рублей у руководителя синдиката «Алтайские мукомолы» Туркина находившуюся в Новониколаевске мельницу. Туркин являлся одним из руководителей биржевого, военно-промышленного комитетов и членом городской думы, т. е. одним из вершителей хозяйственных и общественных судеб города.
Городская дума, биржевой комитет, военно-промышленный комитет — это три центра, в которых действовали мукомолы, руководители банков и цензовики-домовладельцы. «Общественные деятели» разделялись на две группы: так называемых прогрессистов и членов единственной открыто существовавшей политической черносотенной организации «Союза русского народа». Во главе тех и других стояли мукомолы, владельцы крупных торговых предприятий и руководители местных отделений банков. В городской думе, биржевом и военно-промышленном комитетах эти дельцы держались такой тактики, что трудно было определить между ними какое-либо различие. Прогрессисты составляли большинство, но они всегда шли на соглашение с черносотенцами.
Первые телеграфные известия о революции получила местная власть. Февральская революция застала нас врасплох, так как сношений с центральными партийными органами мы не имели. Жандармерия готовила ордера на обыски и аресты, в первую очередь членов редакции «Голоса Сибири» и наших активистов. Но на этот раз планы жандармерии расстроились, телеграммы о революции начали поступать также и в редакцию «Голоса Сибири»; о них узнавало быстро население.
Жандармерия, не успевшая развернуть против нас свои операции, растерялась и струсила. Растерялись и вожди новониколаевской либеральной буржуазии. Они собирались на бирже, в городской управе, читали и обсуждали телеграммы.
Вот как описал первые дни революции соглашатель Г. Г. Сушкин, работавший при военно-промышленном комитете: «2-е марта (ст. ст.) в 12 часов дня я зашел в военно-промышленный комитет. Там проходило какое-то заседание. Через несколько минут туда же пришел полицмейстер. Он пошептался с некоторыми из членов комитета, в результате чего был объявлен перерыв заседания, а президиум комитета уединился с полицмейстером… Минут через десять стало известно, что в Питере крупные волнения. Скоро у меня в руках очутилась телеграмма, которую принес полицмейстер. Я не помню сейчас ее дословного содержания, помню, что говорилось в ней о крупных волнениях, носящих характер восстания. Слова „революции“ в телеграмме не было. Но оно блеснуло у меня в сознании, когда я читал ее.
Поступали все новые и новые телеграммы, сообщавшие о совершившемся перевороте, об отречении Николая II и проч. На бирже, в военно-промышленном комитете общая растерянность. Что это такое? — спрашивал председатель биржевого комитета. Что-то серьезное, — ответил кто-то».
В городе проходили массовые митинги и собрания. О Временном правительстве, Учредительном собрании говорили много, горячо, до поздней ночи. Кроме проведения митингов, нам, членам РСДРП, приходилось выступать на предприятиях и в учреждениях.
В городской думе шло заседание, собралось 25 гласных и много горожан. Меньшевик Каменский уговаривал председателя военно-промышленного комитета — директора Новониколаевского отделения Русско-Азиатского банка Пименова, — чтобы тот «возглавил новониколаевскую революцию».
Читали телеграммы от Председателя Временного Комитета Государственной думы и аплодировали. Городской голова Беседин говорил о необходимости спокойствия и о достойной встрече событий. Принимали обращение к населению и текст телеграммы Петроградской городской думы о присоединении к новому правительству. В 11-м часу вечера в зал заседания явилась многочисленная публика из военно-промышленного комитета. Городской голова уже успел закрыть заседание, и все начали расходиться. Но здесь вновь принял энергичные меры Герман Каменский, призвав руководителей городского самоуправления «возглавить революцию». Все члены думы с городским головой возвратились на совместное объединенное заседание с прибывшими участниками митинга в биржевом комитете. Председателем избрали Пименова, товарищем председателя — Жернакова (служащего Русско-Азиатского банка) и секретарем — Стечника — плехановца. Заслушав информацию Пименова, председатель огласил текст телеграммы на имя Чхеидзе. Заседание проходило оживленно. Речи прерывались аплодисментами горожан.
На объединенное заседание явился полицмейстер и на поставленный перед ним вопрос, с кем он, заявил: «Буду служить, подчиняясь новой власти». Он театрально опустился перед столом на одно колено и сдал свою шашку. Присутствующие заявление полицмейстера встретили тоже бурными аплодисментами.
На другой день, 3 марта, на заседание сформировавшегося органа Временого буржуазного правительства — Комитета общественного порядка и безопасности, вбежал возбужденный полицмейстер с телеграммой в поднятой руке, крича: «Получил, получил телеграмму от губернатора с приказанием подчиниться новой власти!» Выходило, что свое ночное заявление в городской управе полицмейстер до получения губернаторской телеграммы считал далеко не твердым. В этот же день под давлением масс он был подвергнут домашнему аресту, а потом и отправлен на фронт в действующую армию.
3 марта происходили выборы отдельно в Советы рабочих и солдатских депутатов, объединившихся позднее в Совет рабочих и военных депутатов, а в апреле он переименовался в Совет рабочих и солдатских депутатов. От большевиков в Совет прошли А. А. Черепанов, я, Ф. И. Горбань и другие товарищи. И хотя председателем Совета был меньшевик Герман Каменский, а большевики в нем составляли небольшую группу, часто в решающие моменты по важнейшим вопросам мы получали большинство. Работа в Совете организовывалась по секциям.
4 марта состоялся торжественный парад войск, заявивших свою преданность Временному правительству. Жандармы были арестованы, провокатор Крутиков скрылся.
В Новониколаевске создается легальная объединенная социал-демократическая организация. «Голос Сибири» стал официальной ее газетой. Меня избрали секретарем первого легального партийного комитета в Новониколаевске.
На партийном организационном собрании, состоявшемся 6 марта 1917 года, присутствовало всего 18 старых партийцев-подпольщиков из 27, но уже в апреле в партийной организации состояло до 300 человек, в большинстве рабочих. Эсеры же в это время, широко вербуя в свою партию интеллигенцию, солдат и всех без разбора обывателей, насчитывали в организации тысячи человек. Кроме социал-демократов и эсеров, в Новониколаевске народились еще две партийные организации — это социалисты-федералисты (небольшая интеллигентская группа крайних оборонцев и сибирских областников), которые выпускали свою газету «Алтайское дело», и республиканцев-демократов (недавние буржуазные монархисты, кадеты).
На апрельских выборах в Городское народное собрание эсеры получили 68 мест из 80. Офицерство шло за эсерами, увлекая за собой солдат. Лозунги эсеров о земле поддерживало большинство солдат гарнизона, слабо еще разбиравшихся в текущих событиях. Влияние эсеров стало преобладающим в Совете рабочих и солдатских депутатов и в возникшем отдельно Совете крестьянских депутатов.
До апрельской Сибирской конференции, созванной в Красноярске, в лозунгах у нас была путаница.
