Ю Данилов - Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел Князе Михаиле Александровиче
Я не думаю, чтобы почин в вопросе об отречении мог иметь какое либо решающее значение, ибо мысль о неизбежности такового отречения зарождалась у массы людей, и притом у части их - задолго даже до возникновения сейчас описываемых событий. Вытекала же она из оценки ими реальной обстановки того времени И если я счел необходимым остановить на данном обстоятельстве внимание моих читателей, то лишь в интересах исторической точности хода событий.
Важно, наоборот, отметить, что уже к ночи на 2-ое марта, эта мысль созрела и в Петрограде и в Ставке окончательно и что она стала обсуждаться громко, но не в качестве принудительного революционного "Действа", а как лояльный акт, долженствовавший исходить сверху и казавшийся наиболее безболезненным выходом из создавшегося тупика.
В такой постановке вопрос подвергся обсуждению и во Временном Комитете членов Государственной Думы, причем этот Комитет" пришел к выводу о желательности доведения его заключения до сведения Государя. Точно также было поступлено и Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего, равно Главнокомандующими всеми фронтами, представившими честно и откровенно свои мнения на Высочайшее воззрение. Здесь не было потому ни "измены", ни тем более "предательства".
Эти слова, найденные впоследствии в дневнике отрекшегося Императора, должны были быть отнесены конечно не к тем, кто брал на себя {235} решимость высказываться в столь трудное время о возможных выходах из положения, но скорее к тем, кто, горой стоя за устаревшие формы самодержавия в дни "силы" последнего, - исчез с лица земли в решительную минуту и оставил Царя, как жертву и искупление за упрямое безумие его прежних советников!
Для выполнения ответственной задачи по осведомлению Императора Николая II о том, что Комитет Государственной Думы находит единственным выходом из создавшегося положения его отречение, в пользу сына Императора и для доставления, в случае согласия Государя с этим мнением, соответствующего манифеста, добровольно вызвались выехать во Псков А. И. Гучков и В. В. Шульгин.
Оба эти лица, принадлежа к монархическим партиям, насколько мне это известно, полагали, что передача акта об отречении Императора Николая II, в пользу его сына, через них не будет знаменовать окончательного крушения в России Монархии вообще и династии в частности.
Правда, А. И. Гучков был из числа тех общественных деятелей, которых особенно не любили при Дворе, считая их лидерами оппозиции и врагами "святого старца", но там, при Дворе, простодушно полагали вообще, что всякая оппозиция вредна и непременно несет в себе зародыши революционности. Во всяком случае совсем иначе могло быть истолковано дело отречения, если бы в поездке к Царю приняли участие представители левых партий, как об этом одно время шли разговоры в Таврическом Дворце.
- Я отлично понимаю, почему я еду, говорить в своих воспоминаниях В. В. Шульгин. Я чувствовал, что невозможно поставить Государя лицом к лицу с "Чхеидзе". Отречение должно быть передано в руки монархистов и ради спасения монархии!..
Так ставился вопрос в то время лояльными кругами...
***
Около 10 часов веч. 2-го марта к концу длинной платформы ст. Псков подошел поезд, доставивший из столицы депутатов. - Поезд собственно состоял из паровоза и только одного вагона. Половину последнего, как доложил впоследствии Комендант станции, занимал салон; другая же половина была подразделена на несколько отделений, с длинными поперечными диванами в каждом из них.
Генерал Рузский и я, думая, что приехавшие, согласно переданной им просьбе, зайдут предварительно к нам, стали поджидать депутатов в вагоне Главнокомандующего; но прошло несколько минут и никто не появлялся. - Я вышел тогда на платформу узнать в чем дело и издали увидел в темноте прихрамывающую фигуру А. И. Гучкова в теплой шапке и пальто с барашковым воротником; рядом с ним шел В. В. Шульгин. - Оба они были окружены, словно конвоем, несколькими железнодорожниками, вышедшими по обязанности службы встречать столичных гостей; впереди же двигавшейся к царскому поезду группы шел дежурный флигель-адъютант, кажется Полковник Мордвинов или Герцог Лейхтенбергский.
Я понял, что из царского поезда последовало депутатам приглашение проследовать непосредственно к Государю; поэтому, пропустив {236} мимо себя шедших, я вернулся в вагон и поделился своим выводом с Генералом Русским.
- Ну что же, сказал последний, у нас нет никаких тайных соображений, чтобы пытаться изменить установленный сверху порядок встречи. Я думаю, что для дела было бы полезнее предварительно обсудить создавшуюся обстановку до приема Государем Гучкова и Шульгина. - Теперь же подождешь здесь, пока за нами пришлют.
***
Через некоторое время мы - не помню теперь через кого - получили приглашение Государя пройти к нему в вагон.
В прихожей вагона на вешалке висели два как будто мне уже знакомых штатских пальто; почему то резким пятном они бросились мне в глаза.
- Они уже там, мелькнуло у меня в мозгу!..
И действительно! - В хорошо знакомом мне зеленоватом салоне за небольшим четырехугольным столом, придвинутым к стене, сидели с одной стороны Государь, а по другую сторону лицом ко входу А. И. Гучков и В. В. Шульгин.
Тут же, если не ошибаюсь, сидел или стоял, точно призрак в тумане, 78-милетний старик - граф Фредерикс...
На Государе был все тот же серый бешмет и сбоку на ремне висел длинный кинжал.
Депутаты были одеты по дорожному: в пиджаках и имели "помятый" вид... Очевидно, на них отразились предыдущие бессонные ночи, путешествие и волнения... Особенно устало выглядел Шульгин, к тому же, как казалось, менее владевший собою... Воспаленные глаза, плохо выбритые щеки, съехавший несколько на сторону галстук, вокруг измятого в дороге воротника...
Генерал Рузский и я, при входе, молча поклонились. - Главнокомандующий присел у стола, а я поместился поодаль - на угловом диване.
Вся мебель гостиной была сдвинута со своих обычных мест к стенам вагона и посредине образовалось свободное пространство.
Кончал говорить Гучков. - Его ровный мягкий голос произносил тихо, но отчетливо роковые слова, выражавшие мысль о неизбежности отречения Государя в пользу Цесаревича Алексея, при регентстве Вел. Кн. Михаила Александровича...
- К чему эти повторения, подумал я, упустив из виду, что депутатам неизвестно решение Государя, уже принятое днем, за много часов до их приезда...
В это время плавная речь Гучкова как бы перебилась голосом Государя.
- Сегодня в 3 часа дня я уже принял решение о собственном отречении, которое и остается неизменным. - Вначале я полагал передать престол моему сыну Алексею, но затем, обдумав положение, переменил свое решение и ныне отрекаюсь за себя и своего сына, в пользу моего брата - Михаила... Я желал бы сохранить сына при себе и вы конечно {237} поймете, - произнес он волнуясь, - те чувства, которые мною руководят в данном желании...
Содержание последних слов было для Генерала Рузского и меня полною неожиданностью! Мы переглянулись, но очевидно, ни он, ни тем более я не могли вмешаться в разговор, который велся между Государем и членами законодательных палат и при котором мы лишь присутствовали, в качестве свидетелей.
К немалому моему удивлению, против решения, объявленного Государем, не протестовали ни Гучков, ни Шульгин...
Государь, несколько помолчав, встал, намереваясь пройти в свой вагон. Поднялись со своих мест и все мы, молча и почтительно проводив Императора взглядами...
***
А. И. Гучков и В. В. Шульгин отошли в угол вагона и стали о чем то в полголоса совещаться.
Выждав несколько, я подошел к Гучкову, которого знал довольно близко по предшествовавшей совместной работе в комиссии обороны Государственной Думы. - А. И. долго был Председателем этой Комиссии, я же часто ее посещал, в качестве представителя Главного управления Генерального Штаба, по различным вопросам военного характера.
- Скажите, Александр Иванович, спросил я, насколько решение Императора Николая II отречься от престола не только за себя, но и за сына является согласованным с нашими основными законами?.. Не вызовет ли такое решение в будущем тяжелых последствий?
Не думаю, ответил мой собеседник, но если вопрос этот Вас интересует более глубоко, обратитесь с ним к В. В. Шульгину, который у нас является специалистом по такого рода государственно-юридическим вопросам. - И тут же Гучков познакомил меня с Шульгиным, с которым я до того времени знаком не был.
- Видите ли, сказал В. В., выслушав меня; несомненно здесь юридическая неправильность. - Но с точки зрения практической, которая сейчас должна превалировать, я должен высказаться в пользу принятого решения. - При воцарении Цесаревича Алексея будет весьма трудно изолировать его от влияния отца и, главное, матери, столь ненавидимой в России.
- При таких условиях останутся прежние влияния и самый отход от власти родителей малолетнего Императора станет фиктивным; едва ли таким решением удовлетворится страна. - Если же отстранить отца и мать совсем от ребенка, то этим будет косвенно еще более подорвано слабое здоровье Цесаревича Алексея, не говоря уже о том, что его воспитание явится ненормальным. Терновым венком страданий будут увенчаны головы всех троих!..
