Наталья Будур - Инквизиция: Гении и злодеи
Словом, инквизиторы действовали по принципу «цель оправдывает средства» и не останавливались не перед совершением подлого, ни перед подлостью или предательством.
Существование ведьм предполагалось повсюду — в каждом доме, в каждой семье. Требовалось только их распознать, выследить, уличить и арестовать.
Странствующий инквизитор или «комиссар ведьм» переходил с одного места в другое и везде старался собирать сведения о ведьмах — на основании допросов, доносов и слухов.
Кроме того он вывешивал объявления на дверях церкви или ратуши, в котором каждый обязывался, под страхом отлучения от церкви или уголовного наказания, в течение 12 дней доносить на всех, кто чем либо вызывал подозрение в причастности к колдовству. Как мы уже говорили, доказательства в действительном ведовстве не требовались — было бы желание навредить ближнему, оговорить невинного, захватить имущество богатого. Доносчику обещалось благословение неба и денежное вознаграждение и гарантировалось, что имя его будет держаться в секрете.
В некоторых селениях дело в церквях даже имелись особые ящики с отверстиями посредине, куда можно было бросать анонимные доносы.
Чаще всего обвинение основывалось на факте вреда, будто бы причиненного подсудимой свидетелю лично или его имуществу. Причинную связь находили в таких случаях удивительно легко. Если у крестьянина заболевало дитя или скот, если урожай пострадал от града, и ведьма под пыткой сознавалась, что она с помощью дьявола нанесла порчу дитяти, скоту или производила град, то все было ясно. Причинная связь между фактом порчи и сознанием ведьмы не подлежала никакому сомнению, и участь ведьмы была решена. Раз существовало подозрение, все считалось знаком виновности.
Даже самые нелепые обвинения признавались истинными. Если вы трудно встаете по утрам — то дело вовсе не в ваших «биологических часах», а в пристрастии к колдовству. Наверняка ночью вы успели слетать на шабаш и повеселиться там с сатаной и другими ведьмами и оборотнями. Чушь, скажете вы? Глупости? Может, оно и так, да только в Средние века вялость по утрам могла стать причиной для отправления человека на костер. Даже родимое пятно необычной формы на теле расценивалось как знак дьявола, с которым подозреваемое лицо было в сношениях.
Если подсудимая была испугана при ее задержании, то это служило явным признаком ее вины. Если же, напротив, она сохраняла присутствие духа, то вина ее была еще более налицо, потому что никто, кроме дьявола, не мог дать ведьме присутствие духа.
Но самой опасной уликой, объясняющей, каким образом один процесс вел за собою обыкновенно сотни других процессов, было показание пытаемых о соучастниках. Судье недостаточно было получить признание подсудимой, ему было еще необходимо выяснить, кого ведьма видела на шабаше и кто ее научил предаться дьяволу. Доведенная до отчаяния пыткой и невыносимыми страданиями в тюрьме, полной безысходностью и всяким отсутствием надежду на избавление, подсудимая называет первые попавшиеся имена или имена, подсказываемые ей судьею. Часто также злоба и гнев руководят обвиняемой, и она под муками пыток в отчаянии вымещает свою злобу, называя имена своих воображаемых врагов или тех, по чьей вине она считает себя, невинную, преданной суду.
Получатся «ведьмовской» заколдованный круг. Одни из страха или зависти предают своих соседей, которые, под пытками, в свою очередь, оговаривают других соседей или своих обидчиков.
Обыкновенно по правилам судопроизводства обвиняемый считается оправданным, если он выдерживал пытку в продолжение целого часа, не сознавшись в приписываемом ему преступлении. Но когда дело касалось колдовства, то подобных ограничений не было. Закон обходили тем, что возобновление мучений называлось не «повторением», но «продолжением» пытки. Правда, для повторения пытки требовались новые доказательства ее вины; но мы можем представить, как легко подобные доказательства находились при этих процессах! То, наконец, что пытаемая могла выдержать пытку, считалось новым знаком ее виновности, доказательством того, что ей помогал дьявол.
Обыкновенно не довольствовавшись двумя, тремя степенями пытки; пытали вплоть до получения сознания. В 1591 году в немецком городе Нордлингене одну девушку пытали двадцать два раза. Только при двадцать третьем разе она созналась. В Баден-Бадене одну женщину пытали 12 раз и оставили ее сидеть после последней пытки в продолжение 52 часов на так называемом «стуле ведьм» (особом пыточном кресле)..
Как это ни удивительно, но были и такие, кто геройски выдерживали все пытки и судьям не удавалось вырвать от них признания. Это объясняется как невероятной силой воли, так и общим состоянием организма, который «отказывался» чувствовать боль.
Значительное число пытаемых умирало под пыткой или непосредственно после пытки. Это являлось только подтверждением подозрения: было ясно, что дьявол их умертвил, чтобы помешать им сознаться, — и их закапывают под виселицей.
В тех редких случаях, когда заключенные, выдержавшие всевозможные мучения, не сознавшись, были выпускаемы на свободу, они должны были присягать, что они не будут мстить членам и слугам суда за вытерпленные муки.
Конечною целью всех допросов, угроз и пыток было признание. Суду нужно было во что бы то ни стало добиться от подсудимых сознания во всех возведенных на них обвинениях. К этому сводилось все судебное следствие и в этом заключалась главная задача суда.
Содержанием этих признаний служили ответы на вопрпосы инквизиторов.
«Молот ведьм» рекомендует, чтобы в первую очередь спросили у подозреваемой, верит ли она в то, что существуют ведьмы? Если она, отвечает отрицательно, то это уже высшая ересь и она должна быть осуждена. После этого общего вопроса приступали к другим вопросам, касающимся отдельных пунктов обвинения.
Вот содержание первых шести вопросов:
1) Почему заключенная отрицает, что она ведьма?
2) Как давно она находится под проклятой властью колдовства?
3) Что ее к этому побудило?
4) Под каким образом явился к ней впервые дьявол и в какое время — утром, днем, вечером или ночью?
5) Что он с нею говорил, делал и о чем уговорился?
6) Чего он от нее затем требовал и почему она согласилась? Потом следует длинный ряд вопросов об осквернении церкви, о полетах на шабаш, о вырывания детей из могил, о плотской связи с дьяволом, и т. д.
Эти вопросы в виде общей схемы должны были касаться всех видов колдовства, которые знали за ведьмами и составляли вопросный лист генеральной инквизиции, который потом с ответами подсудимой на каждый вопрос («да» или «нет») приобщался к протоколу судебного заседания и давал материал для обвинительного акта и основанного на нем мотивированного приговора. Так как при первом допросе обвиняемые отвечали большею частью на прелагаемые вопросы отрицательно, а лишь потом под пыткой признавали свою вину, то ответы в вопросном листе менялись и отрицательные ответы постепенно заменялись положительными — до тех пор, пока весь лист не заполнялся соответственно желанию судей.
Часто пытаемые признавались в таких фактах, которые тут же на суде с очевидностью оказывались ложными, нелепыми, плодом фантазии. Так, одна женщина из города Фульд призналась, что убила колдовством своих детей и также одного чужого ребенка. Между тем, оказалось, что все трое живы. Но суд такими нелепицами не смущался и принимал самые невероятные факты как истину, объясняя, что признание очевиднее, чем сама очевидность.
Часто случалось, что признавшаяся при вторичном допросе отрицала свою вину и отказывалась от вырванного пытками признания. Тогда следовали новые мучения и новое признание. Признание было единственным исходом для этих несчастных. Оно, по крайней мере, сокращало страдания и приближало к тому, что было неизбежно, — к костру.
Недели, месяцы, а часто и годы заключения в отвратительнейших тюрьмах, страшные муки, жестокое и унизительное обращение с несчастными и полностью деморализованными жертвами обращение судей и палачей часто доводили заключенных до умопомрачения — иногда временного, а иногда и настоящего. От боли и потрясения заключенные были готовы признать все, что угодно, а потом и сами начинали верить в совершенные преступления. Они рассказывали о себе удивительные вещи с такими подробностями, точно все это происходило в действительности. Они действительно думали, что они виновны в возводимых на них обвинениях, и искренно обвиняли себя и других, умоляли спасти их души, признавали себя недостойными жить, просили скорее сжечь их на костре, чтобы освободиться от власти дьявола и возвратиться к Богу. Многие из них в этом состоянии решались на самоубийство.
Суд легко добивался от заключенных нужных ответов, заставляя повторять их вновь и вновь — в результате обвиняемые могли рассказывать только то, что служило утвердительным ответом на поставленные им вопросы. У них вырабатывался своего рода рефлекс — только так затуманенный болью разум мог прекратить мучения тела.
