Григорий Чухрай - Моя война
- Милый мой! - сказал Михаил Ильич с чувством.- Ну нельзя так.- И, огорченный, отошел в сторону.
Помню, что тогда нам всем было жалко Ромма, но мы восхищались им: он не мог ни обидеть, ни оскорбить старика. Впрочем, Ромм не был ни благостным, ни добреньким. Часто, когда это было необходимо, он был тверд и бескомпромиссен.
Помню рассказ о случае, который произошел еще на картине "Тринадцать". Картина снималась в пустыне, в очень трудных условиях, и, по общему согласию, был там введен "сухой закон". Однажды, еще в начале съемок, Михаил Ильич заметил, что актер, исполнитель одной из главных ролей, явился на съемочную площадку в нетрезвом виде. Ромм сделал актеру серьезное замечание и обещал, что, если подобное повторится, тот будет немедленно отправлен в Москву. Актер только улыбнулся:
- Теперь не отправишь. Я уже снялся в нескольких сценах. Не переснимать же все заново. Придется тебе терпеть меня до конца!
Михаил Ильич ничего не ответил.
На следующий день актер опять вышел на съемку навеселе. Михаил Ильич помрачнел. А молодой человек, довольный своей неуязвимостью, нахально вошел в кадр. Его забавляла беспомощность Ромма. Другие артисты тоже посмеивались. "Сухой закон" и авторитет Ромма в этой ситуации сильно пошатнулись.
Внезапно в разгаре съемки, когда все увлеклись игрой, Ромм крикнул актеру:
- Басмачи стреляют! Падай!
Актер ловко упал на песок.
- Стоп! - скомандовал Ромм и строго сказал: - Теперь ты убит и можешь ехать в Москву. Твоя роль закончилась.
Это был хороший актер, и роль у него должна была быть большая. Но Ромм пожертвовал и тем и другим, понимая, что без железной дисциплины он не снимет фильм, и поступил со всей принципиальной строгостью. Пригодился военный опыт - Ромм был командиром Красной Армии во время гражданской войны.
...Оставалось снять всего одну небольшую сцену фильма "Адмирал Ушаков" здесь, а затем переезжать в другой город. Но случилось так, что артист, на которого рассчитывала группа, утренним поездом не приехал. Решили ждать. Прождали несколько часов, но и следующим поездом он не прибыл. Тогда решено было направить ассистента Тасю Цветкову в Симферополь, чтобы она нашла и привезла на съемку местного актера. Тася разыскала такого человека и возвратилась вместе с ним в Ялту. Когда они приехали, было уже далеко за полдень. В своем театре этот артист занимал одно из ведущих мест. Но в кино он никогда не снимался и был смущен тем, что его на ходу схватили, посадили в машину, привезли на съемочную площадку, даже не разъяснив толком, что предстоит играть.
- Это так неожиданно,- говорил он смущенно.- Я просто растерян...
Михаил Ильич поспешил успокоить его:
- Что поделаешь? И на театре бывают срочные вводы в роль...- Ромм указал на баржу, на которой размещалась декорация палубы флагманского корабля.- Эта посудина уходит от нас ночью. Если мы не снимем сегодня сцену, мы уже никогда не сможем ее снять. Вот мы и обратились к вам за помощью.
- Но я даже сценария не читал.
- От вас потребуется очень немного. Вы - курьер, прибывший к Ушакову от царя Павла. Вы подниметесь по этому трапу на палубу, изысканно поклонитесь Ушакову - его играет артист Переверзев,- произнесете несколько слов приветствия и подадите пакет адмиралу. Вот и все.
Актер, как мне показалось, был несколько разочарован простотой задачи, сказал, что ему все ясно, взял текст приветствия и отправился на грим.
Солнце быстро катилось к закату, съемочного времени оставалось мало. Чтобы выиграть время, мне было поручено организовать действия матросов и офицеров на втором плане. Наконец появился артист в костюме и гриме. Михаил Ильич осмотрел его и остался доволен. Началась последняя репетиция перед съемкой. Артист проделал все, что от него требовалось, изящно и даже с блеском. Только текст он помнил нетвердо, и Ромму пришлось в одном месте поправить его.
- Съемка!
Зашипели и зажглись осветительные приборы, пиротехники пустили в ход свои дымовые шашки.
- Аппаратная, мотор!
Подбежала какая-то девушка и щелкнула у самого носа актера хлопушкой.
- Начали!
Но тот оставался на месте - он растерялся.
- Стоп! - скомандовал Ромм и мягко спросил актера: - Вас, вероятно, выбила из состояния наша специфика?
- Да, Михаил Ильич, очень непривычно...- Актер смущенно показал на хлопушку.
- Хорошо, мы хлопнем в конце съемки,- согласился Ромм.- Нашим актерам она не мешает. Многие даже не могут без хлопушки играть. Она мобилизует. Вы готовы?
- Да.
- Аппаратная, мотор!.. Начали!
Актер поднялся по трапу на палубу, изысканно поклонился Ушакову, помолчал, потом повернулся к Ромму:
- Ради бога, простите! Я забыл текст.
- Ничего. Не смущайтесь, это бывает. Помогите актеру!
Режиссер-практикант Катя Народицкая поднесла листок с текстом. Актер принялся повторять его, шевеля губами. Ромм терпеливо ждал.
- Я готов,- сказал наконец актер.
Начали снимать. И опять все шло хорошо до злополучной фразы приветствия. Здесь актер опять смешался и назвал Ушакова "императорским величеством". Кто-то в массовке хихикнул. Актер смутился и побледнел.
Потом повторили еще несколько дублей, но ни в одном он не мог произнести без ошибки злополучную фразу. Чем дальше, тем безнадежнее были его попытки. Он стыдился своей беспомощности и негодовал на себя. А между тем съемочное время приближалось к концу - солнце скатывалось к горизонту и грозило окрасить сцену в красный цвет. Оператор нервничал. Положение казалось безнадежным.
Среди тех, кто играл на втором плане, был опытный кинематографист, который считал, что эту роль сделал бы быстро и хорошо. Когда он сказал мне об этом, я даже удивился, как это раньше не пришло никому в голову. Его даже гримировать не надо было - просто переодеть в костюм, и сцена была бы снята.
С этим предложением я обратился к Ромму. Но Ромм с удивлением посмотрел на меня.
- А как же тот актер? Нет, так нельзя! - Он недовольно нахмурился.
Я что-то пролепетал: мол, время уходит, а он все равно ничего не сделает. Ромм помолчал, потом решительно сказал мне:
- Вот что: возвращайтесь на свое место и не обижайтесь, если я неожиданно стану вас ругать.
Я возвратился на место, а Ромм объявил съемку. Но едва актер начал действовать, Ромм крикнул: "Стоп!" - и набросился на меня с упреками:
- Ну что вы там творите, Гриша? Как у вас работает второй план? Почему вы не выполняете то, что вам говорят?! Вы же срываете мне съемку!
Группа опешила. Никто не видел Ромма в таком гневе. Все подавленно молчали. Я помнил о предупреждении, но голос Михаила Ильича звучал столь убедительно, а очки так грозно блестели, что я подумал, что и в самом деле он недоволен мной, и стал оправдываться. Ромм только отмахнулся.
- Не надо мне ваших оправданий! Съемка!
Включили камеру, и актер проиграл всю сцену до конца, ни разу не запнувшись, не перепутав текста.
- Стоп! У вас все в порядке?
- Да, Михаил Ильич,- ответил оператор.
- Спасибо! Съемка закончена!
- Как? Уже? - удивился актер.
- Вы прекрасно все сыграли,- похвалил его Ромм.
Актер с облегчением вздохнул:
- Это я, Михаил Ильич, с испугу...
За ужином Ромм весело подтрунивал надо мной, очень похоже показывая, какой у меня был вид, когда он набросился на меня с упреками. Потом серьезно сказал:
- Есть люди, которые считают, что ради хорошего фильма можно идти на всевозможные издержки и компромиссы, даже на компромисс с собственной совестью. Я так не считаю. Никакой фильм не стоит того, чтобы обижать человека, не считаться с его здоровьем, тем более с его человеческим достоинством. Вообще работа актера в кино - тяжкий, опасный труд, многие не понимают этого и совершено не считаются с актерами. В кино артист очень беззащитен, он зависит от всех: от дирекции, от оператора, от своего партнера, от случая, от сценария. Хорошо еще если режиссер попадется хороший, а если дурак, самодур?.. На театре легче. Театральный актер зависит от режиссера только до поднятия занавеса, а начался спектакль - и он может играть так, как считает нужным: там есть объективный судья публика. Наш актер лишен такой возможности. Начнет играть по-своему, не так, как сказал ему режиссер, тот остановит камеру - и все. Если режиссер глуп и бездарен, ничто не поможет актеру; ни мастерство, ни талант, ни опыт,- будут выбраны не те дубли, будут приняты не те интонации, и роль, а с ней и артист будут погублены. Нет ничего отвратительнее режиссера-хама. Один такой хвастался...- Ромм преображается и удивительно точно показывает знакомого режиссера.- "Метод Станиславского, метод Станиславского. У каждого свой метод. У вас свой, у меня свой... А что делать, если актер не играет? Все, лишь бы играл!.. Снимаю я сцену. Замысел гениальный. Бал, все танцуют, всем весело, героиня тоже танцует, а на глазах слезы. Блеск!.. Начинаю снимать - ничего не получается, актриса не тянет. Роскошная внешность и все такое, но слез ни в одном глазу! Объясняю, упрашиваю, сам чуть не плачу, но толку чуть. Ну, думаю, дубина ты этакая, я тебя сейчас раскачаю, ты у меня заплачешь!.. Даю команду приготовиться к съемке, подхожу к ней и, знаете, даю оплеуху. "Метод физических действий"! Она смотрит на меня, хочет что-то сказать. Вдруг подбородочек задрожал - и слезы! Полные глаза слез! Кричу: "Камера!" Снимаем. Блеск!"
