Лев Прозоров - Кавказская Русь. «Где кровь Русская пролилась, там и Земля Русская»
Впрочем, что отдельные воины славянских дружин бросались в битву не то что без кольчуг, но даже без рубах и плащей – об этом определенно пишут византийские авторы, к примеру, Прокопий Кесарийский: «иные не носят ни рубашек, ни плащей (остальные славяне, очевидно, все это носили. – О. В.), а одни только штаны, подтянутые широким поясом на бедрах, и в таком виде идут на сражение с врагами». Только это происходило не от бедности этих воинов и не от неумения славян делать доспехи, а по совершенно другой причине – у славян, так же как у других европейских варваров – норманнов, германцев и кельтов, – были, по всей видимости, воины, шедшие в бой без одежды. В скандинавской «Саге об Инглингах» говорится, что такие одержимые бойцы «бросались в бой без кольчуги, ярились, как бешеные собаки или волки, кусали свои щиты и были сильными, как медведи или быки. Они убивали людей, и ни огонь, ни железо не причиняли им вреда. Такие воины назывались берсерками». Слово это одни переводят с норманнского как «медвежья рубашка» – от «бер», медведь (отсюда же наше «берлога») и «серк», рубашка (наше «сорочка» того же происхождения). Другие считают, что это слово обозначает «без рубашки». Римские авторы говорят об обычае отборных кельтских бойцов атаковать врага в одной боевой раскраске. Следы подобного рода веры в одержимость «звериным духом» и воинскую неуязвимость обильно сохранились в славянских былинах, преданиях, поверьях, заклятиях. В частности, отсюда же, предполагают исследователи, легенды о неуязвимых для обычного, незаговоренного, оружия оборотнях. Украинские казаки-запорожцы называли таких бойцов «характерниками». Среди «характерников» был и знаменитый кошевой атаман Иван Сiрко, (то есть «Серый», украинское прозвище волка), и полковник Семен Палий («хто у водi врiвнi з водою, хто у травi врiвнi з травою, хто у лiсi врiвень з лiсом, перевертень (оборотень) в лiсi бiсом? То Палiй!», – восклицает украинская песня), и сотник Захария Чепига – лица вполне исторические. Между прочим, вера в людей, способных «заговорить» себя или других от вражеского оружия, на Руси держалась очень долго – еще Павел I в своем уставе грозит карами подобным умельцам.
Поневоле приходит в голову «еретическая» мысль: а ведь во всем этом что-то есть, не может не быть. Иначе безумцы, верившие в чары, дарующие неуязвимость, вместе со своей верой сгинули бы в первом же сражении – война пустых иллюзий не терпит. А тут они сохраняются с первых упоминаний о славянах и до нового времени, пережив и Киевскую Русь, и Господин Великий Новгород, и Великое княжество Московское, а там – и Московское же царство.
Мечи у славян, скорее всего, тоже были, хотя и немного. Ведь сказал же примерно в те времена вождь дунайских славян Лаврита послам аваров, требовавших от его народа дани: «Родился ли и согревается ли Солнцем тот человек, что покорит землю нашу? Не отдавать свою землю, а владычествовать над чужою привыкли мы, и в этом мы уверены, пока есть на свете война и МЕЧИ». Чуть позже поляне выплатили дошедшим до них хазарам дань «по мечу от дыма» – в раннее Средневековье вполне обычное дело, вспомнить хотя бы короля Кнуда, бравшего с Дании дань боевыми секирами, или варинов-варягов, плативших королю остготов Теодориху дань мечами. Хотя, конечно, нельзя упускать из виду еще одной возможной трактовки летописной легенды. Согласно ей, «меч от дыма» надо понимать в том же смысле, в каком нынче говорят – отряд в сто штыков или, скажем, в двадцать сабель. В таком случае, можно представить, что полян обязали выставлять по воину-мечнику от дыма – родовой общины. Так стало бы гораздо понятней, откуда в войске каган-бека под Партавой славянская речь. Но была ли полянская дань хазарам символической или нет – с мечами они, судя по этому преданию, были знакомы. Вот только были ли эти мечи трофейными или произведением своих, славянских, ремесленников – на это пока нет ответа. И вооружены ими, скорее всего, были далеко не все. Гораздо большему числу воинов в ближнем бою приходилось полагаться на длинные боевые ножи, топоры и дубинки. И это не было такой уж дикостью – например, татаро-монголы еще в XIII веке, через шесть веков, были, вопреки фильмам и рисункам, в которых орда орущих кочевников поголовно размахивает над косматыми шапками кривыми клинками, в основной массе вооружены… дубинками, в лучшем случае – легкими топориками-чеканами. Сабли могли себе позволить лишь знатные и состоятельные люди, что, как известно, ничуть не помешало монголам побеждать вражеские армии.
Вот еще вопрос – как воевали славяне? Судя по всему, славяне использовали несколько способов ведения войны. Особенную сноровку, по отзывам византийцев, они проявляли в том, что мы бы назвали партизанской войной – нападения из искусно подготовленных засад, стремительные маневры, диверсии. За век до Партавы, во время войны с готами в Италии, полководец восточно-римского императора Юстиниана I, прославленный Велизарий, когда ему потребовался пленник, способный рассказать о планах противника, вынужден был вызвать к себе одного из воевавших в его армии славян. И тот сумел, миновав часовых, проникнуть в глубь вражеского лагеря, выкрасть одного из знатных готов – человека наверняка не хилого и не робкого десятка – и доставить пленника к Велизарию. Это, так сказать, первый описанный историками «пластун» – как позднее русские казаки называли своих искусных разведчиков, вполне способных вот так вот выкрасть из вражьего лагеря татарского мурзу или польского полковника.
Вскоре славяне стали вступать в открытые сражения, в том числе и с численно превосходящим, отлично вооруженным противником, как мы видели это на примере Асбада. Более того, к VII веку они обучились брать штурмом города (эта опасность серьезно угрожала Фессалонике, будущей родине просветителей славянства Кирилла и Мефодия) – так что Партаве угрожала нешуточная опасность. Еще за век до ее осады Иоанн Эфесский замечал, что славяне «научились воевать лучше, чем римляне». «Римлянами», ромеями называл себя народ, который позднейшие авторы называли и называют византийцами. На самом деле Византией или Византием именовалась столица Восточной Римской империи, иначе известная как Константинополь, а славянам – и как Царьград – Царь городов, Город царей…
Описанное Маврикием вооружение, в особенности «труднопереносимый» щит, наводит на мысль либо о конниках, либо о крепком строе. Славяне, конечно, сражаться верхом умели – не скандинавы все-таки, для которых бьющийся верхом соотечественник (выучившийся этому в рыцарской Европе) выглядел еще и в XIV веке каким-то страшным чудом. Вот только конников, как и мечников, у славян было немного, и большинства они в войске не составляли ни тогда, ни три века спустя, во времена походов киевских князей Игоря Старого и Святослава Храброго. Именно поэтому славяне часто выступали вместе с конными кочевыми племенами, и если славяне под Партавой выглядят вполне равноправными союзниками, то их сородичи, славяне-«бефульчи», в Аварском каганате того времени были, что называется, «пушечным мясом», которое гнали впереди себя на укрепления ромеев или франков надменные завоеватели-авары. Каган Байан цинично хвастал: «Я таких людей пошлю на Римскую империю, потеря которых не будет для меня чувствительна, хотя бы они совсем погибли». Впрочем, аварский каганат со временем пал, а отношения славян с кочевниками уже в Х веке приняли прямо противоположный характер: Великий князь Киевский Игорь Старый во время похода на греков «повеле» степнякам разорять Болгарскую землю (болгары предали Игоря, сообщив грекам во время предыдущего похода о передвижениях русского войска), а араб ибн Хаукаль, которому предстоит еще появиться на наших страницах, называет печенегов «острием в руках русов, которое они (русы. – О. В.) поворачивают против своих врагов».
Поэтому вернее, мне кажется, вспомнить про другие примеры «труднопереносимых щитов» в комплекте с копьями: у эллинских гоплитов, римских легионеров и зулусов короля Чаки. Такой щит ясно говорит об умении биться в плотном пешем строю – фаланге, когорте, – ибо вне строя становится обузой для своего хозяина, обузой часто смертельной, зато в плотно сомкнутой линии это фактически подвижная крепость, способная дать достойный ответ даже конному противнику. Кстати, в последнее время часто стали встречаться заявления, что русская «стена щитов» – изобретение викингов и от них пришло к нам вместе с варягами. Тут все перепутано. Викинги – это не нация, это – занятие, викингами называли и природных скандинавов, и славян-вендов из Южной Прибалтики, и балтов с эстонцами, но с легкой руки Голливуда это слово почему-то стало обозначением раннесредневекового скандинава, пошли бессмысленные разговоры про «жилища викингов», «религию викингов», «женщин викингов»[13]. Во-вторых, варяги – это как раз не занятие и не какие-то сбродные дружины. Все источники, упоминавшие варягов, будь то саги норманнов, наши летописи, указы императоров Второго Рима или сочинения мусульманских географов, указывают их в ряду НАРОДОВ, говорят про «варяжский язык» и «варяжскую землю» – в то время как до ХХ века нигде нет словосочетаний типа «язык викингов» или «страна викингов». Летописи: «вои многи, варяги, и русь, и словене, и чудь, и мерю», византийские грамоты: «варанги, россы, сарацины, франки», скандинавские саги: «у норманнов и верингов»… Да, уважаемый читатель, «норманнов и верингов» – это РАЗНЫЕ народы. Местопребывание варягов на южном побережье Балтики яснее ясного обозначено целым рядом источников, об этом просто нет сейчас места говорить. Ну и, наконец, норманнские викинги как раз «стеной» щитов выстраивались только в обороне. Атаковали они клином – если вообще давали себе труд удерживать в бою хоть какой-то строй. Тот же Маврикий весьма скептически отзывается о способности северных белокурых народов к сколь-нибудь согласованному поведению в бою. Это прекрасно проявилось через четыре века после Маврикия, в битве при Стамфорд-Бридж, в Англии, где Харальд Гардрада, конунг-поэт, зять Ярослава Мудрого, пал смертью глупых (да простят меня поклонники скандинавов, но назвать по-иному поведение бывалого воина, умудрившегося ЗАБЫТЬ кольчугу в ладье при высадке на враждебный берег и не способного навести порядок в собственном войске, я не могу). При первом наступлении англичан дружинники Харальда сомкнули эту самую «стену щитов», но как только разбившиеся о пресловутую стену отряды англов стали отступать – норманны сломали строй и кинулись вдогонку.
