Дмитрий Гаврилов - Древние боги славян
При этом все календарные события, хотя они тесно связаны с мифологией и, соответственно, с пантеоном, могут смещаться у разных народов. Часть таковых смещений есть следствие влияния господствующих религий (хотя и здесь наблюдается порою удивительное сходство), а часть зависит от местных климато-географических особенностей, широты и долготы, рельефа, образа жизни населения. Будут разниться в частностях и обрядовые формы — при сходстве обрядового минимума.
Никому сегодня не под силу воссоздать вот так «запросто», на любой основе, научной или метафизической, архаический пантеон, который устроил бы решительно всех, если не положить в его основу некие универсальные принципы, прежде всего — диалектические, являющиеся мощным инструментом философского познания (Гегель, 1997; Гегель, 1977). Пантеон необходимо изучать в диалектическом развитии, сочетая это с историческим подходом.
Многим покажется странным, что этими так называемыми «универсалиями» являются как раз вещи настолько самоочевидные, что они с рождения кажутся нам простыми и понятными (Куликов, Гаврилов, 2009). Боги древних мифологий, как и любая вещь, процесс или мысль во Вселенной, подчиняются по меньшей мере пяти-шести универсальным законам, или, иначе говоря, обладают универсалиями бытия (есть), небытия (нет), рождения, исчезновения, времени и сохранения. Именно они определяют контекст мироздания в самом общем виде для всего Сущего и Несущего. Эти универсалии неотъемлемы от каждой вещи при любых условиях: скажем, если бог и есть, то это отнюдь не отменяет его противоположной универсальной способности «не быть», отсутствовать (это вопрос точки зрения, времени и пространства). Скорее, предполагает! То же самое относится и к рождению с уничтожением (тоже, кстати, противоположности). Рождение предполагает уничтожение. Более того, рождение чего-то всегда есть уничтожение небытия этого чего-то. И наоборот. А небытие чего угодно — всегда и бытие этого же самого небытия. Словом, наличие противоположных универсалий у всего во Вселенной само является универсалией. Это, кстати, и есть один из законов диалектики. Универсалии на поверку вообще оказываются категориями диалектики.
Ещё одним путём выстраивания пантеона ныне может являться широко используемая в физике теория симметрий. Здесь имена богов оказываются операторами симметрии, а их действия — преобразованием симметрии начала начал Мира. Понимание симметрии здесь, однако, самое общее (переход чего-то одного во что-то другое).
Ярким примером вездесущей симметрии в пантеонах и вообще традиционной культуре индоевропейцев являются противопоставления мужского и женского, Жизни и Смерти, Неба и Земли, Солнца и Луны и т. д., более общо называемые бинарными оппозициями.
Исследование смысловых связей и самого содержания ключевых образов традиционной культуры, которые являются её основой — инвариантом, архетипом, универсалией, — вызывает особый интерес у вдумчивых исследователей. Это вполне понятно, ведь именно такие смысловые связи позволяют этносу на «бессознательном уровне» сохранять и свой культурный, творческий, созидательный потенциал и расширять его, что иным образом осуществить просто невозможно.
В семиотике — разделе науки, изучающем появление, строение и работу различных знаковых систем (в первую очередь хранение и передачу информации), — определён особый тип отношений. В их рамках знак приобретает своё значение и смысл только через взаимодействие со знаком, стоящим к нему в оппозиции. По большому счёту, это представление восходит к диалектическому закону единства и борьбы противоположностей, т. е. носит универсальный характер. Например, утверждение — отрицание, вопрос — ответ, добро — зло, правое — левое…
Разумеется, помимо оппозиционных отношений между знаками существует отношение и переходного типа — посредник между крайностями, например:
рождение — жизнь — смерть, тезис — синтезис — антитезис, будущее — настоящее — прошлое, молодость — зрелость — старость и т. д.
Смысловые противоположности, «сталкиваясь» в прямом (или обратном) порядке, порождают «третье», вбирающее в себя черты от обеих крайностей. Так возникают «триады» (в случае с богами это своего рода Тримурти).
Если у Мира лишь одно Начало, то едины в представлении человека и Мировые Силы, появившиеся в начале начал и творящие Всё. Но мы именуем их на разных языках и обращаемся лишь к некоторым в силу исторически сложившегося восприятия. Вот почему всё-таки уместно говорить о «русских», «славянских», «индоевропейских» богах как о родных, близких нашему мировосприятию и образу мыслей.
«Рационалистические представления о природе, производственных процессах, общественных отношениях переплетались, а порою сливались с представлениями фантастическими, в которых миром, судьбами людей и вещей управляли грозные, могущественные и многообразные силы. Мифология и языческие верования народов Балтики далеко не в полном объеме дошли до нас. По существу своему эти представления не очень различались у разных племен; божества и другие сакральные силы славян и скандинавов, балтов и финнов оказываются вполне сопоставимыми» (Славяне и скандинавы, 1986).
Нас часто спрашивают: что это вы всё об индоевропейцах да славянах? Уж не расисты ли вы, не националисты ли? Есть суждения и противоположного толка, что мы-де за «интернационал». И то и другое — свидетельства нелепой, но старательно годами и даже веками вбиваемой людям в голову привычки действовать и судить по принципу «кто не с нами, тот против нас», перенесённой и в область современного мышления.
Представьте себе световой или звуковой спектр. У него есть видимая и невидимая, слышимая и неслышимая части. Причём если в плане физики слепота или орлиное зрение, глухота или острый слух — это крайние положения, не совпадающие с возможностями большинства людей, в отношении этнической культуры дело обстоит несколько иначе. Вспомним Редьярда Киплинга:
О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут,
Пока не предстанет Небо с Землёй на Страшный Господень суд.
Точно так же есть Север, а есть Юг. Менталитет индоевропейской общности сложился до её распада в одних условиях, менталитет тюркской — в других и т. д. И если ещё можно находить что-то общее с последователями верховенства Рудры и священности «Ригведы», те же кришнаизм и видоизменённый на американский лад тантризм уже принадлежат чуждой для потомков индоевропейцев культуре.
По большому счёту, язычество есть следование правилу разумного, сознательного самоограничения, рамки которого определяются сложившимися природными условиями существования того или иного человека, рода, народа, исповедующего язычество. Эти рамки были, есть и будут различными для жителя гор, равнин, приморья, Севера, Юга, Востока, Запада, но они были, есть и будут. И потому охотнику-северянину, чтущему бога Леса, и его потомкам или земледельцам лесостепи архетипически будут чужды вера, образ мысли и действия бродяги, согбенного пред бескрайним Небом и палящим Солнцем пустыни — здесь господствуют свои архетипы, вполне уместные в конкретных условиях.
Что касается единого общеславянского пантеона, то, видимо, таковой все жё никогда не существовал — разве что короткое в историческом смысле время на ранних этапах формирования (вычленения) праславянской общности из индоевропейской. Каждое племя по мере исторического развития (если не каждый отдельный род) представляло и называло богов по-своему. Условно можно говорить о Северной (северо-западной) Традиции и Южной Традиции его построения. Южную в нашем понимании отличает то, что во главе сонма богов оказывается Громовержец (как, например, в Древней Греции и Древнем Риме), а Северную — то, что Громовержец лишь один из многих и он менее значим, нежели бог знания, магии и Дикого мира.
«Анализируя религиозную ситуацию в дохристианской Руси, нельзя не учитывать, что по основным структурным характеристикам восточнославянский политеизм был идентичен политеистическим верованиям финно-угорских народов Восточной Европы. Распределение богов по их принадлежности к „верхнему“ или „нижнему миру“, их связь с теми или иными сферами хозяйственной и общественной жизни четко прослеживается в религиозно-мифологических традициях поволжско-финских или прибалтийско-финских народностей. <…> Много типологических параллелей с традиционной обрядностью и магическими верованиями славянских народов можно найти в аграрных и семейных ритуалах финно-угров» (Карпов, 2008, с. 46).
Сложности с письменными источниками приводят зачастую даже к отказу славянским богам в «праве на существование», а дошедшие до нас свидетельства о вере в них рассматриваются как поздние домыслы, эдакая литературная игра. Исследователи порою полагают, что славяне «не дозрели» до тех уровней абстракции, которые присущи, допустим, мифологии греков или римлян. Но достаточно ли у нас данных, чтобы судить об этом? Едва ли. Если так, то ни одна точка зрения не может быть признана правильной.
