Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Том 1. От возникновения Руси до правления Князя Ярослава I 1054 г.
Во времена Гомера греческие корабли не смели еще плавать по Черному морю, тогда смотрели на это море, как на Океан, границу обитаемой земли, считали его самым большим из всех морей и потому дали ему название Понта, моря по преимуществу. Долго берега Понта считались негостеприимными по дикости их народонаселения, и море слыло аксинос (негостеприимным), пока ионические колонии (750 л. до р.х.) не заставили переменить это имя на приятно звучащее евксинос (гостеприимное). Во времена Гезиода сведения греков распространились: северные берега Понта выдвинулись в отдалении, покрытые туманами, представлявшими воображению древних странные образы – то была баснословная область, хранилище драгоценностей, обитель существ необыкновенных. Как естественно было ожидать, поэты овладели чудесною страною и перенесли туда мифы, сценою которых считались прежде берега морей ближайших. Один из них, Аристей, сам захотел посетить таинственный берег, и его поэмы, или по крайней мере выдаваемые под его именем, распространили географические сведения древних. По Аристею, на берегах Понта жили киммерияне, к северу от них – скифы, за скифами – исседоны, до которых он доходил. Потом о дальнейших странах начинались рассказы детски легковерных путешественников, купцов, подобных нашему новгородцу Гуряте Роговичу; за исседонами к северу жили аримаспы, одноглазые люди; далее за аримаспами грифы стерегли золото, и еще далее на север жили блаженные гипербореи. Встречаем древние, темные предания о нашествиях киммериян и скифов на Азию, вернее, хотя не во всех подробностях, известие о походе персидского царя Дария Гистаспа против скифов в 513 году до р. х. Между тем северные берега Понта остаются по-прежнему любимою страною поэтов: известия об них встречаем у Эсхила, Софокла и Еврипида. Возможность получать об них сведения увеличили обширная торговля колоний и множество рабов, приводимых в Грецию с северных берегов Понта и потому носивших имя скифов, но понятно, какою верностью и точностью должны были отличаться известия, почерпаемые из таких источников. Вот почему так драгоценны для нас сведения, сообщаемые Геродотом, особенно там, где он говорит как очевидец. Геродотовы известия точнее относительно страны, обитаемой скифами, но о странах, лежащих к северу от последних, он столько же знает, сколько и его предшественники, т. е. и после Геродота эта страна остается страною вымыслов. Аристотель упрекает афинян за то, что они целые дни проводят на площади, слушая волшебные повести и рассказы людей, возвратившихся с Фазиса (Риона) и Борисфена (Днепра). Говоря о севере и северо-востоке, обыкновенно прибавляли, что там обитают скифы; после Дария Гистаспа с ними вошел во враждебные столкновения Филипп Македонский: он поразил скифского царя Атеаса и вывел в Македонию большой полон – 20000 человек мужчин и женщин; завоевания Александра Македонского, оказавшие такие важные услуги географии открытием новых стран и путей в южную Азию, не касались описываемых нами стран: с европейской стороны македонские завоевания не простирались далее Дуная. Больше сделано при наследниках Александра: Тимэй подробно говорил о скифах и Северном океане; Клеарх, ученик Аристотеля, написал сочинение о скифах; все, что до сих пор было известно о севере, собрал Эратосфен.
В таком виде греки передали римлянам свои географические познания о северных берегах Черного моря. Война с Македониею указала римлянам берега Дуная, война с Митридатом открыла путь к северным берегам Понта. Митридат в своих отчаянных попытках против римского могущества старался вооружить на Италию всех диких жителей степей от Дуная до Азовского моря. Во время Цезаря Беребист основал на берегах Дуная могущественное владение гетов, которое, впрочем, скоро разделилось и ослабело. Овидий, сосланный в Томы, перечисляет окружные народы – гетов, скифов, сарматов, языгов, бастарнов; он не упоминает о даках, которых имя часто встречается у Горация; но на свидетельствах поэтов трудно основываться: у них одно народное имя идет за другое, древнее – вместо нового. Причины, почему страны к северу от Понта не могли быть с точностию исследованы, приводит Страбон: по Танаису (Дону), говорит он, мало что можно узнать выше устьев по причине холода и бедности страны; туземцы, народы кочевые, питающиеся молоком и мясом, могут сносить неприязненный климат, но иностранцы не в состоянии; притом туземцы необщительны, свирепы и дики, не пускают к себе иностранцев. Вот почему и для римлян эта страна оставалась украйною мира, которую покинули люди и боги.
Но скоро северные варвары начинают нападать на римские провинции: в 70 году по р. х. роксоланы вступают в Мизию, но принуждены уйти оттуда с большими потерями; потом даки перешли Дунай, но были также отброшены назад. Даки были первый варварский народ, которому повелители света должны были платить дань при Домициане; Троян должен был вести кровопролитную войну с предводителем их Децебалом, императору удалось превратить Дакию в римскую провинцию, многие из даков выселились, другие мало-помалу олатинились. Тацит восточными соседями германцев полагает даков и сарматов, сомневаясь, куда причислить певцинов, венедов и финнов – к германцам или сарматам. Вследствие частых столкновений с варварами известия об отдаленных странах и народах умножились, но эти известия приносились воинами, купцами; люди, которые хотели научным образом составить из их рассказов что-нибудь полное, сами не могли поверить чужих известий и потому писали наугад, произвольно, чему доказательством служит сочинение Птолемея.
Изложивши в немногих словах постепенное распространение сведений о странах, лежащих к северу от Понта, скажем несколько подробнее о быте народов, живших в этих странах, сколько о нем знали древние. Мы знаем, что имена господствовавших здесь один за другим народов были скифы и сарматы, отчего и страна называлась Скифиею, преимущественно у греков, и Сарматиею, преимущественно у римлян. Мы не можем позволить себе вдаваться в вопросы о происхождении скифов, сарматов и других соседних им народов, не имея достаточного количества данных в известиях древних писателей; чем ближе народы к первоначальному быту, тем сходнее друг с другом в обычаях, нравах, понятиях – отсюда легкость, с какою можно всякий младенчествующий народ по некоторым чертам нравов, обычаев и верований причислить к какому угодно племени; несколько слов, оставшихся нам от языка этого народа, не могут вести также к твердым выводам: для выражения некоторых предметов у всех племен найдутся общие звуки. Мы войдем в исследования мифов и преданий о скифах и других древних народов только в той мере, в какой они связываются с последующими историческими явлениями, объясняют их и взаимно объясняются ими.
Оставя все многочисленные и противоречивые толкования о положении скифских рек и народов, упоминаемых у Геродота, мы из его рассказа можем вывести следующие, несомненные заключения: по Днепру – на запад до самого Днестра, на восток – очень на короткое расстояние от берега, живет народонаселение земледельческое или по крайней мере переходное, которое хотя еще и не отстало от своих степных обычаев и не привыкло к хлебу, однако сеет его, как предмет выгодной торговли: таким образом, щедрая природа стран приднепровских необходимо приводила кочевника к оседлости или по крайней мере заставляла его работать на оседлого европейского человека; но на довольно близкое расстояние от восточного берега Днепра уже начинались жилища чистых кочевников, простираясь до Дона и далее за эту реку; чистые кочевники господствуют над всею страною до самого Днестра и Дуная на запад, а за ними, далее к востоку, за Доном, живут в голых степях другие кочевники, более свирепые, которые грозят новым нашествием Приднепровью. Таким образом, восточное степное народонаселение господствует беспрепятственно; Европа не высылает ему соперников; ни с севера, ни с юга, ни с запада не обнаруживается никакого движения, грозит движение с одного востока и в тех же самых формах – кочевники сменятся кочевниками. У берегов Понта, при устьях больших рек, греческие города построили свои колонии для выгодной торговли с варварами, быть может, эти мирные убежища гражданственности производили хотя медленно, но заметное в истории влияние на последних? История показывает между скифами людей царского происхождения, обольщенных красотою греческих женщин и прелестями греческой цивилизации: они строят себе великолепные мраморные дворцы в греческих колониях, даже ездят учиться в Грецию, но гибнут от рук единоверцев своих, как отступники отеческого обычая – варварство в полном разгуле на берегах Понта; не греческим купцам вступить с ним в борьбу и победить его: для этого нужна большая материальная сила, для этого нужны другие многочисленные, крепкие народы и целые века медленного, но постоянного движения. Около греческих колоний живут смешанные народы – полуэллины и полускифы, но что это? скифы ли огречившиеся или греческие переселенцы, принявшие скифские обычаи, или, наконец, отрасли родственных с греками фракийских племен? На эти вопросы не дает ответа древность.
