Ричард Пайпс - Россия при старом режиме
Поскольку главным предметом этой книги является политический строй России, здесь довольно будет обрисовать влияние природной среды на характер страны лишь в самых общих чертах. Природа, на первый взгляд, предназначила России быть раздробленной страной, составленной из множества независимых самоуправляющихся общностей. Все здесь восстает против государственности: бедность почвы, отдаленность от великих путей мировой торговли, низкая плотность и высокая подвижность населения. И Россия вполне могла бы оставаться раздробленной страной, содержащей множество разрозненных местных политических центров, не будь геополитических факторов, настоятельно требовавших сильной политической власти. Экстенсивный, крайне расточительный характер русского земледелия и вечная потребность в новых землях вместо полей, истощенных непомерной вспашкой и скудным унавоживанием, бесконечно гнали русских вперед. Пока процесс колонизации ограничивался тайгой, он мог идти стихийно и без военного прикрытия. Однако желанные тучные земли лежали в степях, в руках у кочевых тюркских и монгольских племен, которые не только не терпели земледельческих поселений на своих пастбищах, но и совершали то и дело набеги на лес в поисках невольников и иной добычи. До конца XVIII в., когда, благодаря своей лучшей политической и военной организации, русские наконец взяли верх, мало кто из них был в состоянии внедриться в степную зону; более того, они нередко страдали от нашествий своих степных соседей. В XVI–XVII вв. редко случался год, чтобы русские не вели боев на своих южных и юго-восточных границах. Хотя некоторые русские историки имеют склонность усматривать в этих войнах чисто оборонительный характер, они достаточно часто были результатом напора российской колонизации. В западных областях, где русские соседствовали с поляками, литовцами, шведами и немцами, было несколько спокойнее, но даже здесь в течение этого периода война случалась приблизительно каждый второй гид. Когда западные соседи шли на восток, когда инициатива переходила к русским, искавшим выхода к портам или к тучным землям Речи Посполитой. Таким образом, военная организация делалась просто необходимой, ибо без нее нельзя было проводить столь жизненно важную для народно-хозяйственного благополучия России колонизацию.
В таком случае можно было бы ожидать, что Россия произведет в ранний период своей истории нечто сродни режимам «деспотического» или «азиатского» типа. Логика обстоятельств и в самом деле толкала Россию в этом направлении, однако в силу ряда причин ее политическое развитие пошло по несколько иному пути. Режимы типа «восточной деспотии» появлялись, как правило, не в ответ на насущную военную необходимость, а из потребности в эффективном центральном управлении, могущем организовывать сбор и распределение воды для ирригации. Так возник строй, который Карл Витфогель называет «агродеспотией», характерной для значительной части стран Азии и Центральной Америки [Karl A. Wltfogel. Oriental Despotism (New Haven, Conn. 1957).]. Но в России не было нужды в том, чтобы власть помогала извлекать богатство из земли. Россия традиционно была страной широко разбросанных мелких хозяйств, а не латифундий, и понятия не имела о централизованном управлении экономикой до установления военного коммунизма в 1918 г. Но если бы даже в таком управлении имелась нужда, природные условия страны помешали бы его созданию. Достаточно лишь представить себе сложности транспорта и связи в России до появления железных дорог и телеграфа, чтобы прийти к выводу: о таком контроле и слежке, какие надобны для «восточного деспотизма», здесь не могло быть и речи. Огромные расстояния и климат, отмеченный суровыми зимами и вешними паводками до наступления Нового времени делали создание в России постоянной дорожной сети невозможным. В V в. до н. э. в Персии гонец Дария передвигался по Царской Дороге со скоростью 380 км в сутки; при монголах в Персии XIII в. правительственные курьеры покрывали за то же время 335 км. В России уже после того, как во второй половине XVII в. шведскими и немецкими специалистами было создано регулярное почтовое сообщение, курьеры ползли со средней скоростью 6–7 км в час; поскольку они к тому же ехали только днем, с Божьей помощью и в хорошее время года они могли сделать в сутки километров 80. Депеша шла от Москвы до какого-нибудь из важнейших окраинных городов империи, вроде Архангельска, Пскова или Киева, дней восемь — двенадцать. Таким образом, получение ответа на запрос занимало три недели. [И. П. Козловский. Первые почты и первые почтмейстеры в Московском государстве, 2 т., Варшава, 1913]. С городами и деревнями, лежащими на некотором отдалении от главных дорог, в особенности вдоль восточной границы, связи практически не было. Одно это обстоятельство не позволяло создать в России хорошо организованный бюрократический режим прежде 1860-х гг., когда появились железные дороги и телеграфная связь. В результате этого сложилась довольно противоречивая ситуация: экономические обстоятельства и внешнее положение требовали создания в России высокоэффективной военной и, соответственно, политической организации, и тем не менее экономика страны находилась в противоречии с такой организацией. Существовало коренное несоответствие между возможностями страны и ее потребностями.
Способ, которым было разрешено это затруднение, представляет ключ к пониманию политического развития России. Государство не выросло из общества, не было оно ему и навязано сверху. Оно скорее росло рядом с обществом и заглатывало его по кусочку. Первоначально средоточием власти было личное поместье князя или царя, его oikos, или двор. В пределах этого поместья князь был абсолютным повелителем, отправляя власть в двух ипостасях суверена и собственника. Здесь он распоряжался всем и вся, будучи эквивалентом греческого despotes'a и римского dominus'a, русским государем, то есть господином, хозяином, полным собственником всех людей и вещей. Поначалу население княжеского поместья состояло из рабов и прочих лиц, так или иначе попавших в кабалу к его владельцу. За пределами своих владений, там, где жило вольное и весьма подвижное население, русский правитель пользовался поначалу совсем незначительной властью, сводившейся в основном к сбору дани. Двоевластие такого рода установилось в лесной зоне в XII–XIII вв., в то же самое время, как в Англии, Франции и Испании начало складываться современное западное государство как нечто, отделенное от правителя. Отталкиваясь от крепкой базы своих частных владений, русские князья (не сразу, и лишь поборов сильное сопротивление) распространили свою личную власть и на вольное население за пределами этих владений. Ставшая во главе страны Московско-Владимирская княжеская династия перенесла учреждения и порядки, первоначально выработанные ею в замкнутом мирке своего oikos'a, на все государство в целом, превратив Россию (по крайней мере, в теории) в гигантское княжеское поместье. Однако даже заявивши права на Россию и провозгласивши ее своим частным владением, или вотчиной (XVI–XVII вв.), русское правительство не имело средств, чтобы поставить на своем. У него, таким образом, не было иного выхода, кроме как смириться с продолжением старого двоевластия и отдать большую часть страны на откуп помещикам, духовенству и чиновникам в обмен на определенную сумму налога или службу. Однако принцип, что Россия является собственностью своего суверена, своего dominus'a, установился вполне твердо. Чтобы провести его в жизнь, недоставало лишь денежных и технических средств, но в свое время появятся и они.
Политические мыслители, начиная с Аристотеля, выделяли особую разновидность «деспотических», или «тиранических», способов правления, характеризующихся собственническим отношением к государству, хотя, кажется, никто не удосужился разработать теорию такого строя. В Книге III своей «Политики» Аристотель отвел короткий абзац форме правления, которую он называет «отеческой» (paternal) и при которой царь правит государством таким же образом, как отец управляет своим семейством. Однако Аристотель не развивает этой темы. В конце XVI в. французский философ Жан Бодин (Jean Bodin) говорит — о «сеньориальной» (seigneurial) монархии, при которой правитель является собственником своих подданных и их имущества (см. ниже, стр. #92). Гоббс в «Элементах права» делит формы правления на два основных типа: Содружество (Commonwealth), создаваемое по взаимному согласию для обороны от внешнего неприятеля, и Вотчину (Dominium), или «Вотчинную Монархию» (Patrimonial. Monarchy), создаваемую в результате завоевания и подчинения «нападающему под страхом смерти» [Thomas Hobbes, The Elements of law, Natural and Politic (Cambridge 1928), pp. 81-2, 99-100]. Однако и Гоббс ограничился одной лишь постановкой проблемы. Термин «вотчинный (patrimonial) режим» был вызволен из небытия и пущен в современный научный оборот Максом Вебером. Он выделяет три типа политической власти, отличающиеся друг от друга в основном своим административным характером, и определяет «вотчинный строй» как вариант личной власти, основанный на традиции (другой вариант называется «богопомазанным» [charismatic]). «Там, где власть строится прежде всего на традиции, но на деле претендует быть неограниченной личной властью, она будет называться «вотчинной» [Max Weber. The Theory of Social and Economic Organization (London 1947). n. 318]. В своей крайней форме, «султанизме», она предполагает собственность на всю землю и полное господство над населением. При вотчинном режиме экономический элемент, так сказать, поглощает политический. «Там, где князь организует свою политическую власть — то есть свою недомениальную силу физического принуждения по отношению к своим подданным за пределами своих наследственных, вотчинных земель и людей, иными словами, к своим политическим подданным, — в общих чертах так же, как власть над своим двором, там мы говорим о вотчинной государственной структуре». «В таких случаях политическая структура становится по сути дела тождественной структуре гигантского княжеского поместья» [Max Weber. Wirtschaft und Gezellschaft (Tubingen 1947). II, стр. 684].
