Михаил Александров - Внешнеполитическая доктрина Сталина
У казанная тенденция, однако, не совсем вписывалась в планы Ленина, не отвечала его представлениям о будущем развитии мировой революции. Когда ему стало известно о «грузинском инциденте» он, видимо, понял, что позиция Сталина по вопросу о создании СССР не была случайностью. Ему стало ясно, что он имеет дело с принципиально иной политической линией, отличной от его собственной. В обычных условиях в этом не было бы ничего страшного. Ленину было не впервой бросать вызов политическим оппонентам любых рангов и оттенков. Вся история его политической карьеры была пронизана кипучей борьбой с различными оппозициями и уклонами внутри партии. Причем, победа всегда оставалась за ним. Но в конце 1922 года ситуация была принципиально иной. В середине декабря Ленин перенес второй тяжелый инсульт, и хотя ему удалось довольно быстро прийти в норму, болезнь вывела его из активной политики. Видимо, именно тогда Ленин всерьез почувствовал дыхание смерти. Иначе трудно объяснить, почему, как только он пришел в нормальное состояние, то сразу же начал диктовать свои последние письма и статьи, известные как его «завещание».
Положение усугублялось тем, что в лице Сталина Ленин столкнулся с необычным оппонентом. Ленин был опытным и искусным политическим бойцом, но он привык встречать противников в открытом бою. В равном столкновении мнений, позиций, оценок Ленин не имел себе равных. Он беспощадно громил, обличал и разоблачал своих оппонентов, нанося им нокаутирующие удары, от которых они потом долго не могли оправиться. Но Сталин никогда открыто не выступал против Ленина, никогда не противопоставлял свою позицию позиции вождя. Более того, если он видел, что высказал отличное от Ильича мнение, то сразу же пытался поправиться, переходил на ленинские позиции и голосовал вместе с Лениным. Однако в том, что касается практической работы Сталин проводил свою собственную линию, действовал в соответствии со своими собственными представлениями, при необходимости интерпретируя и переиначивая ленинскую позицию (даже путем выборочного использования ленинских цитат). Чем боль ш ими становились административные полномочия Сталина, тем более широкие возможности открывались перед ним на этом пути. Избрание на пост генерального секретаря в апреле 1921 года делало эти возможности почти что безграничными.
Борьба со Сталиным оказалась для Ленина не легкой задачей. Он не мог устранить Сталина за оппозиционность, за отход от «линии партии». Сталин никогда не участвовал ни в каких оппозициях, всегда был с большинством и, по крайней мере, на словах проводил линию партии. Сталина нельзя было убрать за нерадивость, за неспособность выполнять свои обязанности. поскольку он показал себя способным и умелым организатором. Больной Ильич вступил в поединок с противником, которого, как оказалось, недооценил ни он сам, ни очень многие после него. Ленину нужен был предлог, и он нашел его в «грузинском инциденте». Обвинив Сталина в «нарушении интересов пролетарской классовой солидарности», он настаивал, что «политически ответственными за всю эту поистине великорусско–националистическую кампанию следует сделать, конечно, Сталина и Дзержинского». Стремясь подвести теоретическую базу под свои требования, Ленин сформулировал весьма сомнительный вывод о том, что «интернационализм со стороны угнетающей или так называемой «великой» нации должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически».
Малоубедительность этого положения очевидна хотя бы потому, что размер нации сам по себе никак нельзя отождествлять с понятием угнетающей нации. Тут нет и не может быть прямой зависимости. Как раз наоборот, из истории можно привести гораздо боль е примеров того, что именно боль ие по размеру и населению нации были угнетаемы 1 меньшими нациями. В Римской империи, например, римляне контролировали огромные пространства, на которых проживало во много раз больше людей, чем на собственно римской территории. Еще более впечатляющим мог бы 1 послужить пример Британской империи, где несколько миллионов англичан установили господство над сотнями миллионов народов колоний. Поэтому тот факт, что русские составляли большинство населения России вовсе не означало, что они являются «угнетателями». Да и кто среди русских мог быть угнетателем на практике? Русские рабочие и крестьяне, которые веками жили бок о бок с другими национальностями быв ей Российской империи, трудились вровень с ними и не могли, поэтому пользоваться какими–то социально–экономическими преимуществами от эксплуатации окраин? Такие преимущества могли иметь только представители русских господствующих классов, но они в результате революции перестали существовать. Если же, говоря об «угнетателях», Ленин имел в виду не русскую нацию в целом, не русских рабочих и крестьян (что выглядело бы просто абсурдно), то он мог подразумевать только одно — российский аппарат управления. Теоретически это могло соответствовать действительности, если бы не одно обстоятельство: на практике в аппарате управления, по крайней мере в его высших эшелонах, русские не только не составляли большинства, но напротив, находились в меньшинстве. При этих условиях было бы логичней не вести борьбу с «великорусским шовинизмом», а добиваться более справедливого представительства русских в партийно–государственном аппарате. Поэтому начатую Лениным кампанию против «великорусского шовинизма» можно объяснить двумя вещами: либо он впал в серьезное политическое заблуждение, либо, что более вероятно, он преследовал практические политические цели, главной из которых было нанести удар по позициям и влиянию Сталина.
Это последнее обстоятельство подтверждается другим документом — «Письмом к съезду», где Ленин выдвинул против генерального секретаря обвинение в грубости:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека…».
Дело, понятно, было не в «грубости». Чуть выше по тексту Ленин прямо указывал, что Сталин, «сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью»38. Одним словом, вождь не хотел, чтобы во главе партии стоял человек, имевший свое собственное, отличное от его, Ленина, представление о будущем пути развития России.
В конце января 1923 года Ленин потребовал через своего секретаря Фотиеву, чтобы ему передали все материалы 1 по «грузинскому инциденту». Он, явно, всерьез готовился к бою. Первоначально, Сталин, ссылаясь на решение Политбюро, в этой просьбе отказал. Но затем на одном из заседаний Политбюро было все–таки решено познакомить Ильича с запрашиваемыми материалами. Ленин, между тем, развернул не свойственную для больного активность, делая один закулисный ход за другим. Он, в частности, попытался привлечь к осуществлению своих планов Троцкого. В письме от 5 марта он просил Троцкого «взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии» —. К письму была приложена копия ленинских заметок по национальному вопросу. Обращение Ленина к Троцкому не было случайностью. Троцкий был в глазах Ленина единственной политической фигурой сопоставимой по весу со Сталиным. К тому же, он был наиболее рьяным сторонником мировой революции и в борьбе с национал- государственником Сталиным мог оказаться ценным союзником. Троцкий, однако, по ряду причин не на ел возможным выполнить просьбу Ленина и, сослав ись на болезнь, отказал. Но на всякий случай он снял копию с ленинского письма и оставил ее у себя. Помимо Троцкого, Ленин напрямую обратился к грузинским националистам, обещая им всяческую поддержку. 6 марта он направил ЦК компартии Грузии телеграмму следующего содержания:
«т. т. Мдивани, Махарадзе и др.
Копия — т. т. Троцкому и Каменеву.
Уважаемые товарищи! Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь.
С уважением Ленин …»40.
Замыслам Ленина не суждено было сбыться. 9 марта он перенес еще один тяжелый инсульт, третий по счету, после которого ему уже не суждено будет оправиться. Потеряв возможность не только двигаться, но и говорить, он окончательно выбыл из политической игры. Эту последнюю и, может быть, самую важную битву своей жизни Ильич проиграл. Сталин, возможно, не знал о всех маневрах Ленина, но чувствовал, что последний что–то затевает. Поэтому Сталин загодя стал выстраивать систему обороны. 21 февраля он предложил пленуму ЦК рассмотреть проект тезисов по национальному вопросу. Замысел Сталина был прост: если пленум утвердит тезисы, то они будут преподнесены на предстоящем съезде как общая позиция ЦК и Ленину будет весьма сложно взвалить вину на одного Сталина. Если же нет, что было маловероятно, но не исключено, то Сталин мог перекинуть этот вопрос на кого–нибудь другого и уйти в тень, выведя тем самым себя из под удара. В результате обсуждения пленум создал комиссию во главе со Сталиным для окончательного редактирования тезисов. Сталин, естественно, воспользовался своим положением главы комиссии, чтобы провести нужные для себя формулировки. Главным было то, что ему удалось добиться, чтобы вместе с «великорусским шовинизмом» был осужден и «социал- национализм». Это выдавало Сталину индульгенцию за его предыдущие действия. 22 марта тезисы были, наконец, одобрены Политбюро и опубликованы.
