Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
На заседании Политбюро ЦК КПСС в ноябре 1966 г. А.Н. Шелепин заявил о необходимости «поднять серьезно требовательность к министрам и председателям комитетов и всем ответственным за идеологическую работу людям» по поводу «вредных» проявлений в публичной сфере. Характерно, что необходимость ужесточения цензуры оправдывалась ссылкой на В.И. Ленина — на том же заседании Л.И. Брежнев отметил: «Когда мы говорим о том, что печатать и что не печатать в прессе, и как к этому относиться, мне вспоминается случай из истории нашей партии, когда Ленин, узнав об ошибочных взглядах Горького — этого гиганта в нашей литературе, запретил печатать его, и Горький об этом сам вспоминает с благодарностью к Ленину» [1414].
Характерно, что имелся и социальный запрос на усиление цензуры со стороны людей, ратовавших за сохранение «коммунистических идеалов». Доцент П.Л. Червинский в письме, направленном М.А. Суслову в апреле 1966 г., требовал «прекратить выпускать разочаровывающие молодежь обличающие фильмы и книги типа «Чистое небо», «Тишина», «Один день Ивана Денисовича» [1415]. Он считал, что «такие произведения принесли огромный вред делу воспитания молодежи. Незачем гиперболически утрировать, смаковать и забрасывать в душу юношей зерно сомнения. Широкую пропаганду драматических страниц нашей истории следует расценивать как неоценимую услугу американской пропаганде антикоммунизма». Червинский высказал претензии и к советским газетам, считая, что «Известия» и «Комсомольская правда» часто печатают вредную всячину… «Известия» перепечатывают из американских газет такие заметки, как один американский солдат возбудил судебное дело против министра обороны Макнамара [1416] о незаконной войне во Вьетнаме. Что следует из этой заметки и какую цель преследовала редакция, помещая ее? Или печатает жалобы мамаш о том, что в школе их дочерей лишают права гулять по ночам с мальчиками и многое другое не нужное. А в «Комсомольской правде» печатают иногда вещи, которым диву дивишься, вроде таких статей, как зачем пионерам собирать металлолом, шире дорогу юношам (а кто им стал на пути) и др.» [1417]. Таким образом, он «прошелся» и по литературе, и по кино, и по СМИ. Этот запрос шел в ногу с намерениями властей.
Все, что выносилось в публичную сферу, подвергалось контролю и корректировке со стороны высших партийных органов [1418]. Цензура проходила несколько стадий: сначала автор осуществлял «самоцензуру», затем работал редактор, и только после этого публикация поступала к цензору. Кроме официальных запретов, был введен ряд негласных — в частности, на «пессимизм» и «опасную асссоциативность» (через акростихи, кроссворды и пр.) [1419]. Конкретным примером применения цензуры были последствия публикации в «Комсомольской правде» результатов опроса о выборности на производстве в 1966 г. По словам Б.И. Грушина, в ЦК КПСС она вызвала недовольство «поистине угрожающих размеров». Редакции газеты пришлось виниться сразу перед несколькими отделами ЦК. В результате ни о каких публикациях по этой теме больше не могло быть и речи [1420].
«Плотной» стала цензура в сфере литературы и искусства. Власти подчеркивали «значение и роль литературы в процессе формирования марксистско-ленинского мировоззрения» и, соответственно, пытались максимизировать контроль над ней. На заседании Политбюро ЦК КПСС в ноябре 1966 г. П.Н. Демичев заявил, что журнал «Новый мир» «пропагандирует… неверные взгляды», и вокруг него группируется «определенная группа интеллигенции». Была также выявлена аналогичная «группировка», сложившаяся вокруг журнала «Октябрь». Г.И. Воронов отметил: «В печати у нас много всякой дряни… Надо усилить контроль за тем, что печатается, что издается, контроль за всеми идеологическими участками нашей работы». А.Н. Шелепин поддержал его: «Много у нас разного рода не нужных изданий, а подчас и вредных». Он конкретизировал необходимость в первую очередь «заняться» главным редактором журнала «Новый мир» А.Т. Твардовским, котороего «нужно просто освободить от работы. И это можно сделать не в ЦК, это может сделать Союз писателей» [1421]. Шелепин призвал «вести настоящую партийную борьбу против монополии на идеологическом фронте», и вместо корифеев советской литературы, которые утратили «идеологическое доверие», двигать «талантливую молодежь, которую мы просто не замечаем» [1422](разумеется, только «идеологически выдержанную» молодежь).
На этом же заседании Политбюро были даны программные установки по цензуре в других основных сферах творческой деятельности. П.Н. Демичев заявил, что «очень слабый участок у нас — это кино. Я думаю, что настала пора освободить Романова от этой работы. Он очень умный и подготовленный человек, но большой либерал» [1423]. А.Н. Шелепин вторил генсеку: «Самое неблагополучное положение, на мой взгляд, в кино. Сколько у нас разных чепуховых фильмов создано за последнее время, и они ведь идут, их смотрят люди. И чему, и как мы воспитываем этими фильмами наших людей, никому не ведомо» [1424].
Шелепин также высказался о театре: «Не может нас не тревожить и то, что нет у нас настоящих глубоких, с политическим смыслом пьес. И вот сейчас ставятся в театрах такие ублюдочные пьесы, как «Я снимаюсь в кино» [1425] и другие. Нам необходимо поднять серьезно требовательность к министрам и председателям комитетов и всем ответственным за идеологическую работу людям». Не избежала его внимания и сфера эстрады: «Мне кажется, что в этом деле у нас никакого контроля не существует. С эстрады наших театров часто слышим всякую пошлость, а подчас прямо антисоветчину». (Очевидно, в развитие таких указаний в сентябре 1968 г. на пленуме Бауманского райкома КПСС секретарь парткома Министерства культуры СССР Н.М. Алещенко подверг критике концертную программу Л.И. Утесова, где «конферансье изображает пьяницу, рассуждающего о коммунизме» [1426]).
После апрельского пленума ЦК КПСС по идеологии (1968 г.) «партийная линия» в литературе и искусстве стала более «наступательной» [1427]. Власти еще раз обозначили свою жесткую позицию, заявив, что представители творческих профессий «отходят от классовых критериев при оценке и освещении сложных общественно-политических проблем, фактов и событий, а иногда становятся носителями взглядов, чуждых идеологии социалистического общества. Кое-где имеются попытки односторонне, субъективистски оценивать важные периоды в истории партии и государства, в критике трудностей, неизбежно возникающих на нашем пути, выступать не с позиций партийной и гражданской заинтересованности, а в роли сторонних наблюдателей. Проявляется это по-разному: в одном случае появляется в свет идейно ошибочная книга, в другом — слабая кинокартина, в третьем — репертуар того или иного театра формируется из случайных, бьющих на сенсацию произведений, в четвертом — формалистические, оторванные от жизни поиски художников, гордящихся тем, что творчество их непонятно для окружающих, в пятом — рабское подражание западным образцам архитектуры», а «на эстраде… телевидении и на радио появляются пошлые, безыдейные, незрелые произведения, воспитывающие у зрителя и слушателя низкие вкусы» [1428].
