Инна Соболева - Утраченный Петербург
Дела Потемкина пытались очернить. Его славу искореняли из памяти народа. Но Россия обязана ему не только тем, что присоединил к ней южные земли, которые двести лет после его смерти оставались российскими. Он заселил эти земли, отпустив на волю своих крепостных, русских людей — чтобы трудились свободно на благо державы.
Так что слава осталась.
А еще остались долги. Только казне — больше двух миллионов (тех, настоящих, полноценных, золотых рублей). За долги Екатерина взяла в казну дворец. И распорядилась: присвоить ему на вечные времена имя Таврический. Она не могла забыть. После смерти Потемкина подолгу живала в его дворце. Рядом был Зубов. А кругом все напоминало о ее Гришеньке. Дворец был верен памяти хозяина…
Новый российский император Павел Петрович ненавидел Потемкина еще сильнее, чем наконец-то умершую мать. «Я из вас потемкинский дух вышибу!» — орал он ветеранам Русско-турецкой войны. Но потемкинский дух продолжал жить. И в армии, и во дворце. Этого Павел вынести не мог: сколько лет унижал его, наследника престола, одноглазый гигант?! Всю жизнь! Разве такое простишь? Он выместил свою ненависть на дворце. Он разграбил Таврический. Приказал вывезти все: картины, люстры, скульптуру, фаянсовые печи, даже штофные обои содрать. Павел Петрович не был ни глупцом, ни невеждой. Знал цену красоте. Как же сильна была ненависть! Ему мало было надругаться над могилой Потемкина, он хотел стереть каждый его след на земле. В прекрасном (и оставшемся беззащитным) дворце он устроил казарму, манеж и конюшню лейб-гвардии Конного, а потом сформированного в 1801 году лейб-гвардии Гусарского полка. Пыляев приводит отрывок из воспоминаний Ивана Алексеевича Второва, известного в те времена литератора и мемуариста, побывавшего во дворце до того, как его привели в порядок: «На развалины великолепного Таврического дворца взглянул я со вздохом. Видел обломанные колонны, облупленные пальмы и теперь еще поддерживающие своды, а в огромном зале, с колоннадой, украшенной барельефами и живописью, где прежде царствовали утехи, пышность и блеск, где отзывались звуки «Гром победы, раздавайся!» — что бы, вы думали, теперь? — дымящийся лошадиный навоз!.. Вместо гармонических звуков раздается хлопанье бичей, а вместо танцев бегают лошади на корде; зал превращен в манеж! Романтический сад поныне еще привлекает всех для прогулки в нем. На беседках и храмиках стены и двери исписаны сквернословными стихами и прозой».
Правда, прежде чем устроить в колонном зале конюшню, не лишенный похвальной хозяйственности император велел снять наборные паркеты и настелить их в Михайловском замке — в своей, казавшейся неприступной крепости.
Мог ли представить, что дворец отомстит?
Но когда в ночь на 1 марта 1801 года убийцы крались в спальню императора, паркет (тот самый, украденный из Таврического) не скрипнул под ногами заговорщиков.
Александр Павлович Таврический любил. И Потемкина уважал. Даже был распорядителем на том знаменитом потемкинском празднике. «О приведении Таврического дворца в прежнее состояние и об отпуске на восстановление дворца ста пятидесяти тысяч рублей» — один из первых указов нового государя.
Состояние дворца после того, как из него выселили конюшню, было удручающим. Едва ли не месяц выгребали навоз из дивных старовских залов.
Дворец восстановили. Но жизнь в него не вернулась… То ли не лежали к нему сердца потомков великой Екатерины, то ли мятежный дух дворца не всякого желал принимать. Но случались и исключения. 5 апреля 1795 года в дворцовой церкви венчались дочь Александра Васильевича Суворова Наталья и брат фаворита императрицы Николай Зубов. А 3 декабря во дворец на три месяца поселился сам Суворов. По приказу императрицы «кушанья для Суворова готовили в пяти горшочках. В скоромные дни: вареная говядина под названием духовой, щи из свежей или кислой капусты, иногда калмыцкая похлебка бешбармак, пельмени, каша из разных круп и жаркое из дичи или телятины. В постные дни: белые грибы, различно приготовленные, пироги с грибами, иногда еврейская щука».
А. В. Суворов
Перед обедом Александр Васильевич трижды читал «Отче наш», затем выпивал рюмку тминной сладкой водки и закусывал ее всегда редькой. Спал на сене — как привык. Гостей принимал по выбору. Державина привечал, оставлял обедать. Знатным вельможам в приеме отказывал. В общем, чувствовал себя в роскошном дворце вполне привольно.
Уже после того, как дворец и его неповторимый зимний сад восстановили, Александр I предложил пожить там Николаю Михайловичу Карамзину. К прославленному историографу дворец тоже был благосклонен. Было ему в Таврическом покойно, как редко где бывало. Там он дописывал свою «Историю государства Российского», но там же пришлось ему пережить два тяжких удара: смерть Александра Павловича и восстание декабристов, которое осуждал, но многих участников которого искренне любил. В Таврическом дворце Карамзин и скончался.
В 1905 году случилось событие, которое могло бы изменить судьбу дворца, вернуть ему замышлявшуюся гармонию. Группа «Мир искусств» получила разрешение организовать в Таврическом выставку русского портрета. В первый раз после того, рокового потемкинского праздника, залы дворца открылись для тысяч людей. Выставка была огромна — больше двух тысяч полотен. Это тоже был праздник — праздник гармонии и красоты. Устроители выставки обращались к правительству: «Всю эту коллекцию стоило бы целиком оставить в Таврическом дворце, и это был бы величайший в Европе музей портретной живописи». Не оставили.
В судьбу дворца вмешалась политика. После кровавых событий 9 января Николая II убедили: только уступки народу могут спасти монархию. 17 октября император подписал Манифест о создании первого российского парламента — Государственной Думы. Разместить Думу решили в Таврическом. Перестраивали дворец спешно, как водится у нас, варварски и — непоправимо. Зимний сад уничтожили во второй раз. Навсегда. Сквозной проход из Большой галереи исчез в железобетонной стене, второй ряд колонн был замурован. Это потеря самая горькая, ведь Большая галерея, как писал выдающийся знаток истории зодчества Игорь Эммануилович Грабарь, была «одним из великолепных архитектурных шедевров не только в России, но и в целой Европе».
Те, кто безжалостно уничтожал дивные интерьеры XVIII века, не вспомнили первого разрушителя дворца, императора Павла. И никому не пришло в голову: дворец мстит своим осквернителям.
В марте 1907 года в зале заседаний Думы — его построили, разрушив зимний сад, душу дворца, — рухнул потолок. Дворец предупреждал. Похоже, он и дальше готов был играть свою странную и страшную роль…
Попытка наладить сотрудничество между монархом и народными избранниками, как известно, провалилась. Правда, в преддверии конца Дума будет пытаться — до последнего — спасти и монархию, и монарха. Но — ирония судьбы — в феврале 1917-го власть окажется именно в руках Думы. Вопреки ее желанию.
В Таврическом, похоже, очень многое происходит вопреки. Первый год революции. Двоевластие. Учредительное собрание. Сакраментальное: «Караул устал!» Все это — в Таврическом.
И ратификация Брестского мира тоже произошла в Таврическом. Парадокс: новая власть согласилась отдать Германии русские земли — те самые, что присоединил к России хозяин Таврического дворца, тот, кто когда-то перед боем получил письмо от своей повелительницы: «Я была между жизнью и смертью, не получая от тебя известий. Ради Бога, ради меня самой, береги себя… Милый друг, вы не простой смертный, который живет, как хочет. Вы принадлежите государству и мне!»
После переезда советского правительства в Москву с политикой для Таврического дворца было покончено. Так казалось… Но на третий день после смерти Ленина именно в Таврическом было принято решение о переименовании Петрограда в Ленинград.
Сейчас во дворце обосновалась Межпарламентская ассамблея содружества независимых государств — СНГ.
О дворце заботятся. Но трещины беспощадно разрывают стены. Подземные воды подмывают фундамент.
Может, Старов что-то неправильно рассчитал? Или Потемкин ошибся с выбором места? Или дворец снова, в который раз, сопротивляется новым хозяевам?..
Несмотря на все пережитые беды, Таврический дворец стоит и, на первый взгляд, мало отличается от того, каким был при своем первом, точнее, единственном, настоящем хозяине. О том, что внутри он давно не тот, я уже писала. Но главная утрата — даже не те неповторимые интерьеры, которыми так гордился Потемкин. Главное — утраченное место дворца в городском пространстве. Место уникальное. Ведь первоначально дворец был открыт к Неве. С безупречным вкусом выбранное место давало возможность видеть великолепное здание с воды и если приближаться к нему на шлюпке и если смотреть с противоположной стороны реки.
