Александр Бушков - Россия, которой не было. Гвардейское столетие
Потом был Иван Бучинский (Johan Boetsinsci) с братьями, поистине разумные вельможи (verstandige heeren), которых Димитрий вывез с собой из Польши; и один из них был его главным секретарем, находился во всякое время при нем и всегда советовал ему, чтобы он берег бояр, которых немного уцелело в Московии, и обращался с ними ласково и благосклонно, чем он достигнет большего, нежели убивая их, ибо, если он будет губить их, то люди могут возыметь подозрения (achterdencken crygen) и начнут помышлять, что он не истинный [Димитрий]. Один из этих Бучинских принадлежал к реформатской церкви, и они были по происхождению немцы.
Итак, Василию Ивановичу Шуйскому была дарована жизнь, и его вместе с двумя братьями, Димитрием и Иваном, отправили в ссылку или тюрьму (in ballincscap oft in gevanckenisse) в Вятку, однако незадолго до праздника (kersmisse) по великим просьбам Бучинских [Шуйские] были помилованы и возвращены в Москву, но не переставали пещись об отечестве и противоборствовать всем ересям, которые, как они полагали, должны были распространиться, и с той же настойчивостью втайне составляли заговор, чтобы при удобном случае убить Димитрия, и каждый день то там, то здесь умерщвляли много людей; и Бог воочию предостерегал Димитрия, но он был слеп и не примечал за московитами, полагая, что они не дерзнут сделать то, о чем ему доносили.
Теперь надлежит нам сказать несколько слов о его жизни и домашних делах; прежде всего он послал много денег в Польшу для уплаты долгов всем, кто ему давал в долг; также наехали многие из Польши, которые добывали в Москве деньги, доставляя во дворец с купцами множество прекрасных драгоценных камней и другого узорочья, и он все покупал, и если приносили вещи не диковинные, то он был такой охотник до покупок, что те, кто их приносил, тотчас получали деньги и отъезжали обратно.
Он повелел выстроить над большою кремлевской стеною великолепные палаты (wooninge), откуда мог видеть всю Москву, ибо они были воздвигнуты на высокой горе, под которою протекала река Москва, и повелел выстроить два здания, одно подле другого, под углом (gelyc cenen winckelhaeck), одно для будущей царицы, а другое для него самого; и вот приблизительно верное изображение этих палат, возведенных наверху кремлевской стены в Москве; и так стояли палаты на высоких тройных стенах (ор de hooge mueren die 3 dubbel dick syn).
Внутри этих описанных выше палат он повелел поставить весьма дорогие балдахины, выложенные золотом, а стены увесить дорогою парчею и рытым бархатом, все гвозди, крюки, цепи и дверные петли покрыть толстым слоем позолоты; и повелел внутри искусно выложить печи различными великолепными украшениями, все окна обить отличным кармазиновым сукном; повелел также построить великолепные бани и прекрасные башни; сверх того он повелел построить еще и конюшню, рядом со своими палатами, хотя уже была одна большая конюшня при [большом] дворце (palleyse); он повелел в описанном выше дворце также устроить множество потаенных дверей и ходов, из чего можно видеть, что он в том следовал примеру тиранов, и во всякое время имел заботу [об этом] (altyt wat ор de leeden hadde).
Также повелел он разыскивать по всей стране самых лучших и злых собак, и почти каждое воскресенье он тешился с ними на заднем [дворцовом] дворе, куда привозили в клетках множество медведей, и он выпускал их на собак; также приказывал он некоторым знатнейшим дворянам, которые по большей части были отличными охотниками, выходить на медведей с рогатиною (swynspriet), и некоторые [охотники] проявляли поистине геройскую отвагу, и я сам видел, как многие выходили на большого свирепого медведя с одною рогатиною и так ловко вонзали ее ему в горло или в грудь, что было прямо невероятно, и хотя по большей части их руки бывали изранены, они одерживали победу, но ежели бы кто промахнулся, то мог бы поплатиться жизнью; вокруг стояли охотники с вилами, следившие за медведями, и в случае промаха [борца] тотчас пронзали медведю горло; – поистине отвратительное зрелище (afgryselycke speculatie); он и сам пожелал выйти на злобных медведей, но по неотступным просьбам вельмож отложил свое намерение.
Также часто выезжал он из Москвы охотиться в поле, куда по его повелению выпускали медведей, волков и лисиц, и он преследовал их с великой отвагою; он в один день загонял по нескольку лошадей и часто менял платье. Поистине он был лихой наездник (belt te peerde), как бы ни была дика лошадь, он укрощал ее своими руками, чему все дивились, хотя там все хорошие наездники, ибо они с детства до самой смерти ездят верхом; в Москве каждый купец, даже небогатый, держит лошадей, и из одной улицы в другую переезжает верхом, и лошади, и их прокорм там дешевы, ибо в урожайное время содержание лошади там может стоить четыре ливра в год; он также был искусным правителем, и все установленные им законы в государстве (alle wetten stellende in den regimente) были безупречны и хороши, и он сам нередко наставлял чиновников.
Он также возомнил, что ему не довольно владеть Московиею, но помышлял о завоевании всей Татарии, Швеции и Дании, полагая, что то будет нетрудно привести в исполнение, но прежде всего он устремил взоры на Татарию; он был отважным воином и охотно смотрел на кровопролитие, но не давал этого приметить и держал все в глубокой тайне (maer hiel de dief noch in de mouwe), также обладал неимоверной силой в руках.
Присмотревшись к обычаям московитов, он стал осторожнее и удвоил стражу во дворце, также отобрал из немцев и ливонцев триста самых рослых и храбрых воинов и поставил из них двести алебардщиками и сто трабантами (hartsiers), и во время его выходов они всегда окружали его; велев им роскошно одеваться, он дал им большое жалованье и весьма возвысил их, также велел одеть их в немецкое платье; над трабантами, среди которых было много шведских и ливонских дворян, он поставил капитаном Якова Маржерета (Магgueret), бывшего прежде капитаном немецкого отряда, и они были весьма роскошно одеты в бархат и золотую парчу, носили дорогие плащи и позолоченные протазаны с древками, покрытыми красным бархатом и увитыми серебряною проволокою. И каждая сотня алебардщиков имела своего капитана; один из них был шотландец, по имени Альбрехт Лантон (Albrecht Lanton), и его воины носили кафтаны фиолетового сукна (in peerts laecken) с обшивкой из зеленого бархату, другой капитан был Матвей Кнутсен (Matthys Cnoettsen) из Дании, который при Борисе, после [смерти] герцога Иоанна, поступил на царскую службу, и его воины также носили кафтаны фиолетового сукна с обшивкой из красного бархату; и эти три капитана вместе с лейтенантами были пожалованы деревнями и землями и сверх того ежегодно получали большое жалованье. Также алебардщики и трабанты были щедро одарены и должны были всегда окружать царя, а некоторые из них – поочередно держать ночной караул во дворце; и когда царь выезжал верхом, то трабанты также должны были следовать за ним верхом, ибо у каждого из них была лошадь; а алебардщики провожали царя пешком до ворот, где и ожидали его возвращения, и трабанты имели при себе каждый раз, когда выезжали, заряженные пистолеты.
Это казалось московитам весьма диковинным, ибо они ничего подобного не видали и не знали, что об этом думать, ибо все московские прирожденные цари выезжали верхом в сопровождении одних стрельцов. И последних Димитрий держал постоянно при себе, две или три тысячи человек, вооруженных длинными пищалями; он повелел также отлить много пушек, хотя их было много в Москве. Сверх того он иногда приказывал строить крепостцы, и брать их приступом, и обстреливать из больших пушек, в чем принимал участие сам, как простой воин, и не пренебрегал никакою работою, желая вселить в московитов доброе разумение, как вести войну, и однажды повелел сделать чудище – крепость, двигавшуюся на колесах, с многими маленькими полевыми пушками внутри и разного рода огнестрельными припасами, чтобы употребить [эту крепость] против татар и тем устрашить как их самих, так и их лошадей, и поистине это было измышлено им весьма хитроумно. Зимою эту крепость выставили на реке Москве на лед, и он [Димитрий] повелел отряду польских всадников ее осадить и взять приступом, на что он мог взирать сверху из своих палат и все отлично видеть, и ему мнилось, что эта [крепость] весьма удобна для выполнения его намерения, и она была весьма искусно сделана и вся раскрашена; на дверях были изображены слоны, а окна подобно тому, как изображают врата ада, и они должны были извергать пламя, и внизу были окошки, подобные головам чертей, где были поставлены маленькие пушки. Поистине, когда бы эту крепость употребили против таких врагов, как татары, то тотчас же привели бы их в замешательство и обратили в бегство, ибо это было весьма искусно придумано. Того ради московиты прозвали ее чудищем ада, и после смерти Димитрия, которого они называли чародеем, говорили, что он на время запер там черта, и там его [Димитрия] также сожгли.
Он повелел также отлить много мортир (mortieren), чтобы стрелять ядрами (vierballen), и часто испытывал их; сверх того он часто вместе с дворянами принимал участие в военных забавах (lustich stormende crychswyse) и часто подвергал себя опасности (alte bloot gof), и однажды заговорщики положили убить его во время подобной игры, но страх помешал им; и он также возвысил князя Федора Ивановича Мстиславского и подарил ему весь дом покойного царя Бориса, и когда Мстиславский уверял, что он не достоин такой милости, то он [Димитрий] сказал: «Ты лучше Бориса, который был предателем отечества», и дал ему также жену из рода Нагих, родственников старой царицы, его [Димитрия] мнимой матери, и они [Нагие] снова возвысились, после того как во время Бориса столь долго пробыли в нужде и опале; и он выдал дочерей из этого рода за многих московских бояр, а их дочерей повыдавал в свою очередь за Нагих, и удостаивал своим посещением; также велел устраивать веселые охоты и потехи; все это он делал для того, чтобы показать, что его родственники или свойственники сближаются с боярами, непричастными ни к одной партии (neutralen heeren), и [чтобы] таким образом, с помощью брачных союзов, рассеять все их подозрения.
