Катриона Келли - Товарищ Павлик: Взлет и падение советского мальчика-героя
3
Вне зависимости от того, была ли «партизанкой Танькой» именно Зоя Космодемьянская (в чем в последнее время выражались сомнения), образцовая комсомолка Космодемьянская, безусловно, существовала. Аналогичный случай — Александр Матросов, который, по версии журналиста Рауфа Насырова, получил это имя в детском приемнике (настоящее имя Матросова — Шакирьян Мухамедьянов, и родился он не в Днепропетровске, а в Башкирии). Но так или иначе, Матросов/Мухамедьянов реально существовал.
4
Архивист ФСБ, мой проводник по фондам, рассказал, что в 2003 году доступ к документам получила одна телевизионная группа. Однако, по его мнению, я была первым исследователем, который работал с документами после того, как они были переданы в ЦА ФСБ. Пока дело находилось в Свердловске, отдельные его фрагменты просачивались в печать. См., например, статью Евгения Девикова «Жертва, но не герой: комментарии юриста» (Турунтаев, 1990, с. 244), написанную после беглого знакомства с материалами.
5
Наиболее несуразные обвинения такого рода выдвинул сам Юрий Дружников в письме, вывешенном на нескольких интернет-сайтах и посланном многим моим друзьям и коллегам в России, Британии и США, а также британским издателям книги, моим бывшим и нынешним аспирантам, рецензентам и т.д. Когда один из вариантов письма Дружникова был принят к печати журналом «Вопросы литературы» (что, учитывая непристойный тон письма и слабость аргументации его автора, выглядит довольно странно), я написала подробный ответ (Вопросы литературы. 2006. № 3 или http://magazines.russ.ru/ voplit/2006/dru 12.html). Воспроизводить здесь все свои доводы я не собираюсь. Скажу только: обвинения Дружникова свидетельствуют о том, что он пренебрегает очевидными фактами ради карикатурных штампов (вроде утверждения, будто я была в России один раз в качестве интуриста). Ю. Дружников часто грешит и против элементарной логики. В частности, он заявляет, с одной стороны, что я все списала у него (вплоть до того, что в обеих книгах одинаковое количество страниц), а с другой — что у меня все написано неправильно. Такие аргументы могут убедить лишь тех, кто заранее настроен против иностранцев, как, например, автор одного из «живых журналов», заметивший: «Мрачная картина. Впрочем, многие американские (так! — К.К.) дамы, имеющие отношение к России, склонны приписывать себе чужие достижения и хапать должности и гранты по тендерному признаку» (http://bbb.livejournal.com/1438200.html).
6
Здесь, разумеется, таится подвох, поскольку общедоступного описания архивов ФСБ не существует. Мне помогло то, что Денис Шибаев, штатный сотрудник ЦА ФСБ, опубликовал в 2004 году некоторые документы из дела с указанием его номера (см.: Исторический архив. 2004. № 2).
7
В архиве «Мемориала» в С.-Петербурге я просмотрела материалы двух дел, относящихся к 1932—1933 гг.: дела «Финского Генерального штаба», по которому проходили десятки жителей Ленинградской области, обвиненных в шпионаже в пользу Финляндии (1933), и дела № 211776 «Лубе Самуил Маркович и др.» (23 августа — 9 сентября 1932). Формы обвинительного акта, допросов, постановления об аресте и т.д. схожи с подобными документами морозовского дела, хотя в двух первых случаях большее количество материалов представлено в печатной форме. Но это отличие, очевидно, связано с тем, что первые два дела велись не в провинциальной глубинке, а в северной столице Советской России.
8
Надо сказать, что нарушение прав подозреваемых вызывает возмущение и у представителей российских органов правопорядка, по крайней мере когда речь идет о подозреваемых из «своих». См., например: (Черкесов, 2007): «Почему одному из арестованных сотрудников ФСКН вменяется совершение преступление в должности в период, когда он не только в этой должности не состоял, но и не существовало в природе ведомства, по которому эта должность установлена?»
9
Как утверждается в работе В. Ленина «Марксизм и эмпириокритицизм», независимая от политического и социального контекста объективность представляет собой буржуазную иллюзию. Этот подход характерен для марксизма-ленинизма в целом: ангажированная позиция верна как в силу своей политической ортодоксальности, так и потому, что она свободна от наивного игнорирования точки зрения наблюдателя.
10
17 сентября 1932 г. местная газета «Тавдинский рабочий» опубликовала материал об этом происшествии; 23 сентября в газетах Свердловска, как и в «Пионерской правде», появились первые, куда более близкие к реальности репортажи о суде 2 октября. См. об этом подробнее в главе 4.
11
Во втором репортаже в «Пионерской правде» Павлик предстал уже «светловолосым» (ПП. 15 октября 1932. С. 2), в то время как в публикации непосредственно после убийства его волосы названы «русыми» [10].
12
Первое издание, напечатанное в Лондоне в 1988 году, называлось «The Apotheosis of Pavlik Morozov» («Вознесение Павлика Морозова»).
13
Писатель Юрий Домбровский, сам подвергавшийся допросам во времена Большого террора, сводит суть стратегии следователя к принудительному самооговариванию допрашиваемого (вплоть до переписывания материалов допросов таким образом, чтобы обеспечить факт виновности, даже если этого не требуется для дела), к неопределенным и всеобъемлющим обвинениям во «враждебном отношении к Советской власти», к прихотливости записи допросов, к вынуждению свидетелей давать изобличающие показания, к фальсификации «очных ставок» и выбору таких свидетелей, которые расскажут «правду» (Письмо к А.Г Аристову от 1 января 1956; Домбровский, 2000, с. 573—576). Ирма Кудрова, автор книги о последних годах Марины Цветаевой, основываясь на собственном опыте, пишет о допросах в 1950-х годах: «Я хорошо помнила, как далеки от идентичности реальные диалоги, звучавшие в комнате следователя, и те, которые фиксировались на бумаге; как часто протокол составлялся уже по окончании “собеседования”, вбирая едва десятую часть сказанного — и то в формулировках следователя….В протокол не попадают оскорбительные, а то и издевательские интонации следователя, провокационное его вранье, угрозы, помойные сплетни, выливаемые по адресу твоих друзей и знакомых. И еще — часы и часы, когда допрашиваемого оставляют “подумать хорошенько”, не раз и не два уходя пообедать, перекурить, просто заняться другими делами. И вождение по кабинетам разных начальников, и присоединение к допросу каких-то новых лиц…» (Кудрова, 1995, с. 87—88).
14
Это, без сомнения, случайное совпадение, так как на единственной фотографии Павлика, которую принято считать аутентичной (групповой снимок учеников герасимовской начальной школы, ок. 1931) изображен мальчик с заостренными чертами лица и озабоченным видом (см. главу 8). Вероятно также, что в изображениях, опубликованных в «Пионерской правде» и других местах, «впечатления художника» основывались на образах членов семьи Павлика, в частности, моделями вполне могли послужить старшие братья Ульянии, сыновья заместителя председателя сельсовета.
15
Вспоминает Хава Волович, работавшая юным корреспондентом в маленьком украинском городке Мена в середине 1930-х годов: «Угнетала ложь. Ложь на каждом шагу. Пошлют взять интервью у какого-нибудь старого партизана или ударника полой. Он говорит одно, а писать нужно совсем другое» (Виленский, 1999. С. 246). Советские граждане и сами нередко меняли идеологически «неправильные» факты своей биографии (см. об этом Фицпатрик, 2005). О советском героизме вообще см. Кларк, 1978; Кларк, 1985.
16
На самом деле агиография Павлика включает в себя как загадки (здесь политического свойства — правонарушения отца Павлика), так и философскую (если не метафизическую) беседу с «человеком из райцентра», т.е. сотрудником ОГПУ, о правомерности доносительства на отца.
17
Волков, 1979, с. 208. Ср.: там же, с. 193, где Шостакович говорит, что его не огорчило известие об уничтожении «Бежина луга»: «…потому что я не понимаю, как можно создать художественное произведение о мальчике, донесшем на своего отца».
Независимо от того, насколько точно передана здесь точка зрения композитора, такой комментарий о Павлике выражает распространенное мнение о нем, в особенности в послесталинскую эпоху. Ср.: непосредственные и прямые высказывания по поводу Павлика Морозова Вишневской в ее мемуарах (ср.: ее воспоминания о культе Сталина на с. 35).
18
Есть сомнение в том, что сам Платон видел Евтифрона в таком же негативном свете, как Сократ, разобравший по косточкам аргументы афинянина. В одном из недавних комментариев автору «Евтифрона» приписывается склонность разделять распространенное в Древней Греции положение о том, что «приговор должен учитывать характер правонарушения, а не человека» (Эдварде, 2000, с. 213—224, эта цитата на с. 222).
