Леонид Горизонтов - Парадоксы имперской политики: поляки в России и русские в Польше (XIX — начало XX в.)
Т
20 % штатного состава офицеров, классных и медицинских чиновников во всех местностях, за исключением Таврической и Виленской губерний, где они не допускаются на должности уездных воинских начальников.
Новое
Примечание. Ограничения, установленные для евреев, не касаются караимов, которые по закону пользуются всеми правами, предоставленными коренным русским подданным.
(Правительственный вестник 7 Ноября 1881 г.
Л* 249).
VII.
Иноверцев вообще.
Ст. 94. Во всех войсках, за исключением кавказских туземных частей, в управлениях, заведениях и на всех старших военных должностях, принимая в расчет: католиков, лютеран, протестантов, различного наименования армян, мусульман, караимов» и др. иноверцев, за исключением военно–народных управлений Кавказского военного округа и административно–полицейских управлений Туркестанского края.
Не свыше 30 % общего штатного числа всех офицеров, чиновников, в том числе и медицинских в каждой части или в каждом принимаемом для расчета составе.
В военно–народных управлениях Кавказского военного округа и в административно–полицейских управлениях Туркестанского края по особым распоряжениям.
Новое
Примечание. Разрешение временных отступлений от установленной нормы, вызываемых особыми условиями или обстоятельствами, предоставляется усмотрению и власти военного министра.
Подписал: Начальник Главного Штаба, Генерал–адъютант Обручев.
Скрепил: Начальник Отделения,
Генерал–майор Сапожников.
ГА РФ, ф. 728, on. 1, д.2271, раздел XXXII, л. 136 об‑143
ОПИСАНИЕ АУДИЕНЦИИ У ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА НИКОЛАЯ I го РИМСКО-КАТОЛИЧЕСКОГО МИТРОПОЛИТА И 5-™ ЕПИСКОПОВ /без числа 1849/ /Дело № 23 — 1848 го г./
Описание сей аудиенции было следующего содержания:[3]
Прежде других приглашен был митрополит. После вошли 5»ть епископов. Государь Император изволил спросить двух польских епископов, на каком языке желают они разговаривать? Епископы отвечали: «на немецком». Его Величество обращался к епископу Гольдману: «Вам знакома дорога в Петербург?». — [4]Да, Государь, я уже в третий раз здесь». После епископ Головинский (коадъютор митрополита), Жилинский (виленский) и Боровский (луцко–житомирский) благодарили за высочайшую милость. Государь сказал: «Я должен благодарить вас, что нашел вас достойными, а доверие моё к вам доказывается настоящим вашим назначением». Епископ Головинский: «Понимаем, какой путь открыт перед нами добротою Вашего Императорского Величества и будем стараться путем веры и совести и путем любви и убеждения внушить порядок и надлежащее повиновение и искоренять и усмирять дух мятежа и анархии, и, следуя таким образом по указанному пути, будем исполнителями воли Вашего Величества по совести». Государь при пожатии ему руки сказал: «На вас, епископ Головинский, лежит многообразование таких как вы епископов; через десять лет, кто–либо из этих молодых людей может достигнуть такого же сана. Вы хорошо это видите и понимаете меня». Изволил затем спросить епископа Боровского, «из академии ли он». Тот отвечал: «точно так». Государь: «Я доволен этим заведением. Надеюсь, что из него выйдут поборники истинной религии. Когда я перемещал сюда Академию, в то время были против меня возгласы, что я хочу ввести новую веру; я не хочу новой веры, — знаю старую католическую и желаю утвержденья ея как безопасной для государства. Появилась новая католическая вера, но я не впустил её в мои области, и действительно из этих немецких католиков вышли самые неистовые возжигатели бунта. Вера необходима, без нея ничто не прочно. Смуты на западе доказывают, чем могут быть люди без веры; невозможно вообразить всех сумасбродств, какие там делаются. Помните ли (говорил государь, обращаясь к епископу Головинскому), что я всё это предсказал по возвращении из Рима. Вера на Западе упала повсеместно, в самом Риме я видел её только в наружных формах, но в сущности не было, теперешние поступки с Папою служат явным тому доказательством. В России только держится вера, и я надеюсь (при этих словах перекрестился), что вера сия не ослабнет». Епископ Головинский: «Действительно, при возникших переворотах в Европе я припоминал то, что Ваше Императорское Величество изволили предсказать». Государь: «Я не один раз, но многократно повторял». После к польским епископам: «Понимаете ли вы это?», далее продолжал, обращаясь к ним по–немецки: «Я говорил о недостатке веры и несчаст
ных от того последствиях; старайтесь вводить и оживлять веру; исполняйте свои обязанности, руководствуйтесь совестью». Епископ Гольдман: «Будем исполнять волю Вашего Величества». Государь: «Не мою волю, а ваш долг, по совести. Я стою среди вас, и если вы пренебрежете своими обязанностями, то я выдвинусь вперед и напомню их. Я говорил его Святейшеству Папе Григорию ХУ 1_МУ то, чего он, вероятно, ни от кого не слыхал». (Далее по–русски.) «Теперешний Папа человек честный и благонамеренный, но с самого начала слишком хотел угождать духу времени. Король Неаполитанский достойнейший католик, но его оклеветали перед тем Папою, который теперь нашел у него убежище». Епископ Головинский: «Ваше Императорское Величество, в самом начале его Святейшество вынужден был обстоятельствами и ему невозможно было противостоять насилию». Государь: «Вероятно вы читали прекрасную молитву Папы?». Епископ Головинский: «Читали, Ваше Величество». Государь: «Все эти смуты происходят от недостатка религии. Я не фанатик, но верую твердо. Знаю, что человек умом всего постигнуть не может, что есть такие предметы, которых разбирать невозможно, нужно возложить упование на Промысел и верить; отсюда упадок протестантизма, ибо он основывал всё на разуме человеческом». Епископ Головинский: ♦На разуме, который об одном и том же предмете может рассуждать одинаково правильно, хотя с совершенно противоположных точек зрения». Государь: «на западе две крайности — или фанатизм, или же решительное безбожие (по–немецки к польским епископам), вы находитесь в соседстве с переворотами, и потому это должно быть для вас наукою; старайтесь внушать веру». Епископ Гольдман: «Стараемся». Государь: «Недовольно словом, но собственным примером. Я слыхал, что духовная власть в Царстве Польском на основании прежних постановлений несколько стеснена?». Епископ Гольдман: «Нет, Ваше Величество». Государь: «Власть духовная отделена от светской, не хочу её ограничивать, напротив желаю, чтобы она действовала в полной своей силе. У вас, в Польше частые разводы; будучи в Риме, я говорил об этом с Папою, и он изъявил, с своей стороны, удивление. Я просил его, чтобы он приказал доставлять себе сведения о разводах, именно теперь Рим требовал сведений об одном разводе в вашей (к епископу Фиалков–скому) епархии». Епископ Фиалковский: «Я величайший противник разводов». Государь: «Зачем же позволяете? — не обращайте внимания на то, что говорят паны, эти паны ничто перед законом. У нас (обращаясь к трем епископам империи) нет разводов, и Рим подобного сведения от нас никогда не требовал. Вера и присяга у вас ослабели (к польским епископам), разводы противны уставам Католической церкви. В этом отношении епископы должны руководствоваться собственною совестью и верою, в чём им не препятствую». Епископ Головинский: «Всё это есть последствием времени и неверия, это не так легко искоренить одним разом». Государь: «Да, желаю укрепления веры». «Под покровительством Вашего Величества будем к тому стремиться». — «Я, с своей стороны, всегда готов сделать всё по чистой совести. Если бы встретились препятствия, обращайтесь ко мне. Я усугублю всё мое могущество (при этих словах вытянул правую руку с сжатою дланью) и удержу тот поток неверия и бунта, который расширяется всюду вместе с безбожием. На Западе нет веры и потому, клянусь, еще будет хуже! (К польским епископам): Были ли вы в Академии?» (Польские епископы): «Были». Государь: «Каково?» — Польские епископы: «Всё нашли мы в самом лучшем виде». Государь: «Старайтесь, чтобы и у вас было то же самое. Именно для того, чтобы присмотреться к устройству и способу преподавания предметов был здесь ректор Варшавской Академии, но его оклеветали перед Папою. (К митрополиту): До сего времени мы жили хорошо и, надеюсь, так останемся навсегда». При этих словах Государь поцеловал его руку, а прочим епископам сказал: «Желаю счастливой дороги, весною увидимся в Варшаве» (вышел).
