Александр Немировский - Нить Ариадны
О чем же он заботился? Возможно, при нем город расширил свои границы. Не случайно же произнесено слово, tularu — граница. Может быть, и загадочная страна Thule от этого этрусского слова? Ведь этрусские торговцы побывали в северных странах задолго до греков. Это доказано археологически. А вот уже, как и следовало ожидать, звучат слова hinGia, hintial — образ, изображение, душа, hinGa, hinGu — потусто¬ронний мир. Это уже не о прошлых его заслугах, а о нем как покойнике. Значит, первая часть Черветеримонии завершается.И впрямь, лукумона усадили в кресло, и над ним соседка Александра подняла свой зонт. «Выходит, не такое уже это безумие — статья Аки-мовой и Кефишина о зонте как символе смерти?»
Откуда-то, видимо из-за гробницы, вышел флейтист. Он поднес к губам свой инструмент.
«Музыка! — выдохнул Александр. — Этрусский космос был бы разъят без нее — ведь она связывает три мира сверху донизу. А вдруг меня по-просят напеть эту мелодию, воспроизвести этот дивный мотив, хотя бы в самых общих чертах, или просто сравнить с каким-либо класси¬ческим произведением?!»
А, между тем, мелодия заполнила все пространство некрополя. Ее подхватили голоса. Пели все, кроме рыжеволосых.
«Я такой же варвар, как они, — с досадой думал Александр. — Я тупее любого приготовишки, которого родители загнали в музыкальную школу, потому что это модно. Я буду опозорен».
Вдруг один из кельтов, стоявший рядом с воином, толкнул его, и тот с грохотом упал. Варвар рванул к проходу, отделявшему гробницы. Мелодия оборвалась. Послышались возмущенные крики. Громче всех вопила дама с золотым зубом. Пленник метнулся к виноградному холму. Один из воинов бросился за ним. Этруски наперебой подбадривали его криками.
«Их можно понять, — думал Александр. — Нарушена священная Черветеримония. Почему беглец не пел, как другие? Может быть, и ему слон наступил на ухо, как мне?»
Нет. Воину кельта не догнать. Рыжая голова мелькнула в зелени и скрылась. Но преследователи, кажется, не обескуражены. Они и не пытаются продолжать погоню. Их знаками подзывает жрец, почему-то повернувшийся лицом к Александру. И вот он уже с ужасом видит, что один из них подходит к рыжеволосому, а другой направляется прямо в его сторону. «Как же легкомысленно было принять участие в похоронах знатного человека. Конечно же, эти щиты были не вотивными дарами, а частью боевого вооружения. Почему же ему не вспомнилось, что на могиле лукумона обычно сражаются пленники! А он здесь чужеземец.»
Александр метнулся в сторону, но чьи-то руки легли ему на плечо. Пугающе запела флейта. «Все кончено! — мелькнуло в мозгу. — Моя,почти готовая, книга “Нить Ариадны”!.. И это теперь, когда удалось столько увидеть и узнать, и внести в главу “Этрусский мир”!» И тут он проснулся.
Лавиний
В отличие от Этрурии, не прекращавшей удивлять своими находками, Лаций, область самого Рима, считался археологами некоей пустыней, могущей дать лишь примитивную керамику. Раскопки в Пратика ди Маре, древнем Лавинии (городе латинского племени лаурентов) [45], осуществленными в 70-х гг. XX в. экспедицией Римского университета под руководством Ф. Кастаньоли, покончили с этим ошибочным суждением. В четырех километрах от древнего поселения, в полукилометре от моря, в первый же сезон работ были обнаружены вытянутые в один ряд тринадцать алтарей. Их сразу же сопоставили с двумя алтарями, которые во времена Дионисия Галикарнасского находились в местности, которая называлась Троя. Именно здесь, согласно его рассказу, проголодавшись в пути, пришельцы съели пшеничные лепешки, до этого служившие им столами. И исполнилось данное им пророчество, что новая Троя будет основана на месте, где они съедят столы. Конечно же, ни Дионисий Галикарнасский и никто из его современников не знал о том, что эти алтари появились лишь в VI в. до н.э., а значит, не имели никакого отношения к тому далекому хронологическому рубежу, которым считалось появление на побережье Тирренского моря, в Лации, «прародителя Энея».
Алтари Лавиния
Не менее значительный материал дали и раскопки самого Лавиния. Ими были выявлены оборонительная стена и акрополь. Но особенно интересным оказалось открытие в Лавинии героона. [46] Героонами в древности называли могилы, возле которых устанавливался культ погребенных в них героев. Часто такие герооны бывали кенотафами. Лавинийский героон представлял собой значительных размеров курганное погребение с камерой и площадкой для жертвоприношений. Местонахождение памятника навело ученых на мысль, что это и есть известная из сообщений древних авторов гробница Энея, где в IV в. до н.э, был установлен официальный культ.
Открытие героона позволило по-новому взглянуть на прежние находки. В частности, вспомнили об архаической латинской стеле с посвящением Энею, обнаруженной еще в конце 50-х годов XIX в окрестностях, тогда еще не выявленного исследователями Лавиния. И эта стела, и героон, и резкое увеличение к концу IV в. до н.э. числа алтарей (именно тогда их стало тринадцать), явно связаны с введением в Лавинии официального культа троянского героя.
Было установлено, что культ героя, почитаемого в этом герооне, существовал и до этого времени, хотя и не отличался масштабностью. Это было солнечное божество, известное Плинию Старшиму как Sol Indiges, т.е. местное, коренное солнце. Видимо, именно оно было отождествлено с Энеем.
Все это опровергало привычное мнение о том, что у римлян легенда об Энее была искусственно сконструирована поэтом Гнем Невием и римским анналистом Фабием Пиктором (III в. до н.э.) по греческим моделям. Показав непричастность греков к внедрению традиции об Энее в Италии, открытие в Лавинии, казалось, полностью вписались в теорию этрусского распространения легенды об Энее, поскольку как раз в VI в. до н.э. Рим и частично Лаций были колонизованы этрусками, а сам героон напоминал этрусский погребальный холм (тумулус). Можно думать, что это место еще до появления Остии использовалось этрусками как порт, и поэтому легенда об Энее была привязана именно к нему.
Таким образом, один из тринадцати алтарей был связан с культом Солнца Местного — Энея. Найденная в Лавинии архаическая надпись середины VI в. до н.э. «Castorei Podlouqueique” (т. е. «Кастору и Полуксу») заставляет думать, что они были среди тринадцати почитаемых в Лавинии героев-богов. С этой парой героев-близнецов традиция связывает военные успехи Рима раннереспубликанской эпохи. Известно также, что в Лавинии почитали богов пенатов и богиню очага Весту.
Самостоятельная, религиозная социальная история Лавинии прекращается в середине IV в. до н.э. после распада Союза латинских городов. Связь Лавиния с легендой о родоначальнике римлян Энея не спасла город. В конце III в. до н.э. его храмы были заброшены, часть почитаемых в городе богов была переведена в Рим.
Черный камень
В конце XIX в. римская публика была наслышана об археологах. В газетах писали о каком-то немце-миллионере, отыскавшем в развалинах какого-то древнего города богатейший клад. Поистине деньги идут к деньгам! Удачи выпадали и на долю итальянцев, если они раскапывали этрусские гробницы. Не всегда находилось золото, но этрусские вещи шли на его вес.
Джакомо Бони
Человек, руководивший работами на Форуме, мало чем напоминал археологов в том обычном представлении, которое сложилось у римской публики. Тщательно одетый, с аккуратной бородкой, он, скорее, был похож на доктора, лечащего богатых синьоров. Спускаясь в вырытую рабочими траншею, он тщательнейшем образом осматривал ее края и простукивал их, словно ставил диагноз. Он уже успел удивить римскую публику тем, что поднимался над Форумом на воздушном шаре и рассматривал развалины сверху. Работая, он доставал со дна ямы какую-то дрянь, не боясь испачкать манжеты. Более того, корреспонденту римской газеты он заявил, что ищет могилу Ромула. На следующее утро в газете появилась карикатура. Археолог был изображен выходящим на той стороне земли. Антиподы взирали на него с удивлением. Надпись гласила: «Дорылся!» [47]
В лице Джакомо Бони (1859—1925), как исследователя истории раннего Рима, вступает в действие новое направление археологии, или,как ее тогда называли «активная археология». В отличие от своей предшественницы, которая была помощницей классической филологии, призванной подтвердить или опровергнуть сведения античных авторов, ее задачей было восстановление истории каждой отдельной местности со времени появления на ней человеческой жизни. Бони ввел послойное изучение памятников и ныне считается одним из инициаторов внедрения в археологию, заимствованного у геологов стратиграфического метода. Этот метод давал возможность выделения в раскапываемом поселении слоев (strata), соответстующих фазам и эпохам исторического развития, равно как установлению перемен или катастроф природного и иного характера.
