Саймон Бейкер - Древний Рим. Взлет и падение империи
Новые церкви отличались от языческих храмов не только внешне, они вдобавок играли несколько иную роль. Языческие храмы были просто обителями того или иного божества, а церкви, в отличие от них, не только домами Божьими, но и местами сбора христиан. Там по воскресеньям, которые впоследствии Константин сделал священными днями (321 г.), можно было встретить даже римских легионеров, которым император разрешал оставлять расположение частей, чтобы ходить в церковь. Рабам была также предоставлена удивительная привилегия — когда они находились в стенах храма, к ним должны были относиться как к свободным. Появление величественных соборов произвело в умах людей переворот: они поняли, что власть придает новой религии огромное значение и считает христиан привилегированным классом.
Здесь необходимо упомянуть об одном событии, которое лучше всего демонстрирует, сколь огромное значение Константин придавал христианству, видя в нем средство, цементирующее его государство и новую империю Лициния. В 313 г. до императора дошли известия о том, что Христианскую церковь в Северной Африке терзают сомнения в том, кто более заслуживает места нового епископа провинции — Цецилиан или Донат. Спор начался из-за того, что немало христиан считало Цецилиана недостойным сана епископа. Недовольные указывали на то, что Цецилиан опорочил себя во время диоклетиановых гонений на христиан тем, что отдал римским властям священные книги. В результате в епископы был посвящен соперник Цецилиана — Донат. Предшественники Константина сочли бы подобный спор мелкими дрязгами в далекой провинции, не имеющими решительно никакой важности. Однако новый император смотрел на все это иначе.
«Я полагаю, что если мы станем закрывать глаза на подобные ссоры и распри, то пойдем против Высших Законов. Более того, мы можем разгневать Высшие Силы, и они восстанут не только против людей, но и против меня, того, кому волею Небес было вручена власть над миром».[82]
Намек, содержавшийся в послании, был более чем прозрачен: тогда как в прошлом императоры рассматривали петиции и разрешали споры по представлениям из провинций, авторитет Константина как правителя Римской империи в значительной степени определялся его способностью улаживать внутрицерковные распри. Разлад в рядах христиан угрожал единству империи, чего новая власть никак не могла допустить. Еще в эпоху диоклетиановых гонений Константин ясно осознал, что, если он сделает ставку исключительно на христианского Бога, полностью отвернувшись от других божеств, ему никогда не удастся объединить империю. И если он сейчас сорвет маску и открыто присоединится к христианам, подобный шаг, при наличии раздоров внутри самой христианской общины, не принесет ему никаких политических дивидендов. Распри не утихали всю зиму 315–316 гг., и тогда Константин написал письмо ее виновникам, пригрозив приехать лично. В этом случае спорщикам не поздоровилось бы. Впрочем, к этому моменту у Константина появились куда более важные дела.
Лето 315 г. было отмечено грандиозными празднествами в Риме. Властитель западной империи оставил резиденцию в Трире и в сопровождении семьи, епископов и придворных чиновников вернулся в город, который освободил три года назад. В ознаменование столь радостного события было устроено множество игр. Официально празднества были приурочены к «деценалии» Константина, т.е. к десятилетнему юбилею его пребывания на императорском троне. Окинув взглядом минувшее десятилетие, можно с уверенностью утверждать, что у Константина имелись все основания для торжества. Он провел несколько успешных кампаний против германских племен, и теперь граница империи вдоль Рейна была в безопасности. Он восстановил стабильность и мир в государстве, которое, казалось, вот-вот было готово распасться на части, и теперь оно вновь процветало. Сенат опять вернулся к делам и теперь, как и прежде, принимал живейшее участие в управлении государством. Вне всякого сомнения, Константин учитывал опасения сенаторов о том, что они, а значит и Рим, утратили былое значение, и поэтому увеличил их число. Теперь, чтобы стать сенатором, было необязательно проживать в Риме и присутствовать на слушаниях. Таким образом, Сенат стал включать в себя представителей со всех концов империи.
У представителей новой элиты, христианской, тоже имелся повод для праздника. Они теперь могли похвастаться привилегированным положением и влиянием, которое оказывали на императора, находясь при его дворе. Сам же Константин в разговорах и ученых беседах с Лактанцием и епископом Осием узнавал все новые и новые вещи о явившем ему милость Всевышнем. Это тоже не могло не радовать христиан. В искренности веры императора, по крайней мере внешней, можно было не сомневаться. О степени влияния христиан на Константина свидетельствуют специально отчеканенные памятные медали, увидевшие свет в том же 315 г. Эти медали с изображением Константина и монограммы Иисуса Христа (ХР) были торжественно вручены выдающимся чиновникам и придворным. Однако следует отметить, что священнослужители, верующие и сторонники исконно римских верований отнюдь не чувствовали себя незаслуженно забытыми. Благодаря новой политике религиозной терпимости культы языческих богов также переживали период бурного расцвета. Поэтому можно сказать, что на празднестве чествовались мудрость и осмотрительность императора.
Триумфальная арка Константина и по сей день украшает римский Форум. Этот памятник архитектуры знаменует собой переход от классического стиля к стилю, получившему название «поздняя античность». Скульптурные композиции, украшающие триумфальную арку, рассказывают нам об освобождении Константином Италии: одна из сцен повествует о разгроме Максенция, на другой изображены тонущие солдаты деспота и тирана, а на третьей — торжественный въезд Константина в Рим. Однако на всей арке нет ни одного христианского символа. Наблюдается как раз обратное. Некоторые из скульптур датируются эпохой Адриана. Как установили ученые, данные скульптуры, некогда изображавшие Адриана то на охоте, то приносящего жертвы римским богам, приняли образы Константина и Лициния. На триумфальной арке в последний раз встречается изображение римского императора, совершающего языческий обряд. Несмотря на все привилегии, дарованные христианам, властитель западной части Римской империи все еще не мог целиком и полностью открыто перейти на их сторону.
Константин стремился к объединению империи, и вот теперь он нашел средство, которое позволило бы ему достичь цели. Однако пока он решил умерить пыл, великолепно понимая, что открытая поддержка христианства сделает его уязвимым с политической точки зрения. Он все еще мог подвергнуться нападкам со стороны сторонников языческих культов среди сенаторов, наместников и высшего чиновничества, которые могли его обвинить в гонениях на почитателей исконно римских верований. Константин понимал, что открытая поддержка христианства не только оскорбит приверженцев прежних, языческих культов, — подобная политика может также натолкнуть их на мысль о том, что в новой империи они станут занимать более низкое положение. Это недовольство, учитывая тот факт, что большинство населения Римской империи оставалось языческим, в свою очередь стало бы плодородной почвой для разжигателей бунтов и волнений. Однако больше всего Константин опасался не сенаторов-язычников, а императора.
В тот же самый год, когда в Риме состоялись торжества (июль 315 г.), супруга Лициния Констанция родила сына. Год спустя, 7 августа 316 г., жена Константина, Фауста, также подарила мужу наследника. Рождение детей вполне могло служить поводом для ликования, поскольку теперь у их отцов появились наследники, которым можно было на законных основаниях передать власть. Однако вместе с их рождением Константин и Лициний все чаще и чаще стали задумываться над вопросом, который мучил их уже давно, — кому же на самом деле принадлежит империя. После заключения союза все более напрашивался ответ — Константину.
Сложно сказать, чем руководствовался Константин, когда принял решение о религиозных реформах и покровительстве христианству — может, дело было в искренней вере, а может, в тонком расчете. В любом случае его преобразования не только позволили объединить империю, но и вдохнуть в нее новую жизнь. Главное, они помогли Константину расположить к себе людей во владениях Лициния, где проживало большинство христиан Римской империи. Триумфальная арка с изображениями Константина и Лициния символизирует дружбу императоров. Власть, которую они мирно делили друг с другом, изображение их профилей на монетах того времени — все это предназначалось для того, чтобы не нарушить впечатления о безоблачности их отношений. Однако принципы, которые, по мнению Константина, должны были лечь в основу государства, никак не соответствовали столь прекрасному внешнему фасаду. Наличие одного Бога и одной империи, по логике, подразумевало одного императора.
