Владимир Игнатов - Доносчики в истории России и СССР
Экштейн признается, что по указанию своих шефов ему приходилось совершать провокации против неугодных администрации заключенных. Так по просьбе оперуполномоченного он подбросил анашу отбывающему срок в лагере некоему Пятаку. «Вот тебе пару пачек этаминала, вот анаши возьми, — он дал мне пакет. — Сам особо не кайфуй… С Пятаком вмажешься “этилом”, курнете, а затем, когда в откат пойдете, отдай ему анашу и уходи спать… Как только уйдешь, мы позаботимся об остальном». Пятака захватили с анашой и водворили в ШИЗО, а затем осудили на тюремный режим.
Для поднятия авторитета агента «Назарова» среди заключенных начальником оперативной части была разработана специальная акция. Она была приурочена ко времени, когда заключенных отряда построили на плацу в шеренгу и персонально предлагали им красные повязки для дежурства по зоне. Кто отказывался от повязок, того уводили в ШИЗО, кто надевал повязку, того не трогали, но эти люди теряли всякий авторитет среди товарищей по несчастью. В тот момент, когда к «Назарову» с этим предложением подошел активист из заключенных — председатель секции профилактики правонарушений, агент нанес ему несколько ударов по лицу кулаком. По словам агента, «так как его били “кумовья” и завербованные ими контролеры, то, несмотря на несколько чувствительных ударов во время “экзекуции”, я, естественно, не пострадал. Как совершивший “опасный” и “дерзкий” поступок, я был “брошен” в сухую и проветриваемую одиночку, где, мне на “удивление”, в “нычках” камеры был большой запас чая, сигарет, сахара и теплое байковое одеяло… В этой камере, которую не шмонали, я находился долго и безболезненно, хотя все остальные сидящие в ШИЗО и находящиеся в зоне считали, что я страдаю наиболее сильно… Затем меня вывезли в больницу с несломленными, а после больницы и закончившейся ломательной кампании я нарисовался в зоне, имитируя туберкулезное покашливание, сутулясь особой тюремной сутулостью бродяги, и уже в качестве “авторитета”…»
«Работа» доносчиков в лагерях и тюрьмах оплачивалась. Экштейн в своей исповеди сообщает, что «вскоре мне стали платить за доносы деньги, поощрительные, от 40 до 60 рублей». О «работе» и оплате «труда» стукачей сохранились также воспоминания А. Шифрина, А. Солженицына и других обитателей сталинских тюрем и лагерей. Шифрин, сообщая о многочисленных стукачах, говорит: «Все знали, что среди нас есть «стукачи», предатели. За десять лет в лагерях я убедился, что редко стукачу удавалось продержаться нераскрытым два-три месяца: на чем-то обязательно попадался. И тогда его убивали. А когда за убийство была введена смертная казнь, его “прикладывали”: поднимали за руки и ноги и опускали с силой задом и спиной на землю, на бетон. После этого человек жил… в больницах, дотягивал год, два до смерти»{236}.
Солженицын, знавший быт стукачей не понаслышке, в книге «Архипелаг ГУЛАГ» писал, что в 50-е годы плата лагерным осведомителям составляла 50 рублей в месяц, что было по тем временам не такой уж малой суммой. Выплаты за доносительство производились поквартально. Александр Исаевич утверждал, что стукачей было легко вычислить благодаря простой бюрократической процедуре. Когда бухгалтерия переводила агентам деньги, то из общей суммы вычитали 2% за перевод, и на руки они получали не по 150, а по 147 рублей. Если же деньги присылали родственники заключенных, то приходили круглые суммы, так как отправители сами оплачивали почтовые расходы. Через двадцать лет после Солженицына Андрей Амальрик, сидевший в чекистской тюрьме в Лефортово, вспоминал: «Сокамерник мой говорил, что никого у него на воле нет — и вдруг получает перевод на 29 рублей 40 копеек. Когда меня через месяц переводили в другую камеру, он заплакал, обнял меня и поцеловал». Скорее всего это был Иудин поцелуй, а сокамерник стучал за 30 рублей, по аналогии с 30 сребрениками{237}.
Для оценки уровня современного стукачества в местах лишения свободы приведем выдержку из книги священника Александра Дьяченко «Плачущий ангел». «Сын нашей прихожанки, со слов которой я и пишу, в общей сложности с небольшим перерывом отсидел уже 13 лет и всегда был доволен жизнью и людьми, его окружающими. Но именно сейчас в его словах зазвучали панические настроения. Порок на его глазах стал внезапно разрастаться и принял угрожающие размеры». Из письма заключенного: «И самое главное, мать, я с таким еще не сталкивался. Эти ново-пришедшие, вот смотришь на них, руки тебе готовы целовать, угодничают, шестерят, но как только что за тобой заметят, или услышат, так и бегут тебя закладывать. Раньше, и это ни для кого и не было секретом, в каждом отряде были свои осведомители. Их знали и при них старались ничего лишнего не говорить, да и вообще поменьше с ними общаться. А эти, никого не таятся. Они прямо таки ждут, когда ты в чем-нибудь проколешься, и наперегонки спешат донести. Уж и администрация не знает, что с ними делать. Слух идет, хотят, мол, старосидящих от новопришедших отделить, настолько мы с ними разные! Мать, а мне ведь через несколько лет на волю выходить. И ты знаешь, как подумаю, в кого вы за эти годы успеете превратиться, страшно становится. Как же мне тогда жить среди вас?» Ужасает беспринципность современного человека, его готовность на подлость, отмечает священник и добавляет: и все это на фоне увеличивающегося числа храмов, воскресных школ и т.д.
Во время и после войны оперативно-чекистские отделы исправительно-трудовых лагерей НКВД «обслуживали» также выселенных немцев Поволжья, военнопленных немцев и их союзников, а также «фильтровали» советских граждан, побывавших во вражеском плену.
Основные направления чекистской деятельности при «обслуживании» выселенных немцев Поволжья изложены в директиве оперативного отдела ГУЛАГа НКВД начальникам оперативно-чекистских отделов и отделений от 6 августа 1942 года. В документе сказано: «В последнее время отмечается усиление вражеской работы антисоветских элементов из числа мобилизованных немцев, работающих при исправительно-трудовых лагерях НКВД. В Бакальском, Соликамском, Ивдельском и других лагерях НКВД вскрыты повстанческие и диверсионные группы, которые подготовляли организованные антисоветские выступления работающих в лагерях немцев и вооруженные побеги из лагерей. Одновременно с усилением активной вражеской работы немцев в лагерях, увеличилось дезертирство немцев из лагерей. Немцы, как правило, дезертируют с целью пробраться на сторону германо-фашистских войск и принять участие в борьбе против советской власти…
В связи с этим оперативно-чекистским отделам исправительно-трудовых лагерей НКВД необходимо коренным образом улучшить чекистскую работу среди работающих в лагерях мобилизованных немцев.
1. Немедленно приступить к насаждению среди немцев квалифицированной агентуры и обеспечить все колонны, отряды, бригады массовым осведомлением. Особое внимание уделить агентурному обслуживанию землячеств среди немцев.
2. Агентуру направить, прежде всего, на выявление в немецких рабочих колоннах повстанческих настроений, диверсантов, саботажников, лиц, ведущих подготовку к дезертирству, а также ведущих фашистскую и пораженческую агитацию.
Возникающие по немцам агентурные разработки не затягивать, ликвидируя в корне вскрываемые контрреволюционные формирования, и быстро реализовывать материалы о повстанческих, диверсионных намерениях, попытках к дезертирству, саботаже. Следствие по делам немцев заканчивать в кратчайший срок. О результатах агентурно-оперативной работы среди мобилизованных немцев информировать оперативный отдел ГУЛАГа НКВД СССР.
Начальник оперативного отдела ГУЛАГа НКВД СССР Майор госбезопасности Иорш»{238}.Чекистское «обслуживание» военнопленных началось в сентябре 1939 года, сразу же после «освободительного похода» в Польшу. 19 сентября 1939 приказом Народного комиссара внутренних дел СССР № 0308 было создано Главное управление по делам военнопленных и интернированных (ГУПВИ) при НКВД СССР и организовано 8 лагерей для содержания польских военнопленных: Осташковский, Юхновский, Козельский, Путивльский, Козельщанский, Старобельский, Южский и Оранский.
В советском плену оказалось 250 тыс. польских военнослужащих. Часть из них была вскоре освобождена, и в лагеря НКВД попало 130 242 человека, среди которых были как военнослужащие польской армии, так и другие лица, которых руководство Советского Союза сочло «подозрительными» из-за их стремления к восстановлению независимости Польши.
«Обслуживанием» военнопленных занимались созданные при лагерях особые отделения, перед которыми секретной директивой наркома внутренних дел Л.П. Берии № 4441/Б от 3 октября 1939 г. ставились следующие задачи:
— создание агентурно-осведомительной сети для выявления среди лагерного контингента контрреволюционных формирований и освещения настроений военнопленных;
