Александр Бутаков - Опиумные войны. Обзор войн европейцев против Китая в 1840–1842, 1856–1858, 1859 и 1860 годах
Несмотря на размах движения, оно стало лишь провозвестником будущих бурь. В 1813 г. общество Тяньлицзяо[70] подняло восстание в провинции Чжили и на Шаньдунском полуострове – в самом сердце державы Цин. Сектанты подошли к Пекину и едва не захватили императорский дворец. Правительству удалось подавить и это движение, однако теперь антиманьчжурские восстания вспыхивали ежегодно. Особенно их провоцировали мессианские настроения китайского крестьянства, уверенного в скором завершении земной истории, которая будет ознаменована приходом месии, устанавливающего на земле справедливую власть вечных Небес.
Чрезвычайно частыми антиманьчжурские движения были на юге империи[71], а также в недавно приобретенных землях Синьцзяна. Значительная их часть превращалась в затяжные партизанские войны, так что маньчжурская армия все в большей степени была вынуждена забывать о своем великом прошлом, приобретая навыки полицейской силы и привыкая к малой войне.
Постоянное давление на Китай оказывали и европейские страны. Особенную активность с конца XVIII в. развила Англия, надеявшаяся получить исключительные привилегии в торговле с огромной восточной державой[72]. В 1816 г. она была очень близка к этому. Во всяком случае британский посол лорд Амхерст уже жил в Пекине и вел переговоры о деталях придворной церемонии, во время которой он будет представлен «сыну Неба». Однако английская чопорность сыграла с лордом злую шутку. Отказавшись соблюсти правила этикета и совершить девятикратное преклонение перед императором, он был изгнан из столицы. Этот инцидент побудил маньчжуров принять закон, запрещавший иностранным послам въезжать в Пекин[73].
Несмотря на все эти факторы, цинское правительство полагало, что находящаяся в его руках армия в состоянии обеспечить единство государства и противостоять внешним врагам. Теперь мы знам, наколько жестоко оно ошибалось.
Состояние китайской армии:
К 40-м годам XIX столетия население Китая насчитывало около 400 млн. человек, то есть превосходило население Европы и Северной Америки вместе взятых. Численность этнических маньчжур составляла немногим более 3% от этого числа, однако костяк сухопутной армии составляли именно маньчжурские части.
Это были так называемые «восьмизнаменные войска», сформированные еще во время завоевания Китая династией Цин. Цветами знамен являлись желтый, белый, красный и голубой, а также желтый, белый и голубой с красной каймой и красный с голубой[74]. Во время войн с династией Мин в цинские армии были включены также монгольские отряды и значительное число китайцев-диссидентов. Из них составили части, имевших то же знамя, что и маньчжурские войска. Иными словами, знаменные части подразделялись на восемь корпусов, каждый из которых состоял из маньчжурских, монгольских и китайских подразделений. Эти корпуса, впрочем, имели лишь административное значение, не играя никакой роли в организации армии на поле боя.
В знаменных войсках, рассредоточенных по важнейшим городам Китая, служили потомки завоевателей Срединной Империи, и только они. Именно с ними столкнулись англичане во время своего наступления на Нанкин.
Особое значение имели знаменные части, расквартированные в Пекине (цзинь-лу). Из них составлялась императорская гвардия, они служили также общим стратегическим резервом полевых войск. В связи с этим цзинь-лу подразделялись на полки, которые выступали и тактическими, и оперативными единицами (подобно «полкам» русской армии XVI столетия), причем в них могло включаться и 5–7, и очень большое количество рот.
Знаменные части, разбросанные по остальному Китаю (чу-фанг), подразделялись только на роты.
В Пекине располагалась примерно половина «восьмизнаменных» войск, общая численность которых составляла к 1840 г. более 200 000 человек.
Второй составляющей армии Цин являлись так называемые «подразделения зеленого знамени» (лу-ин). Они набирались среди китайцев и некоторых меньшинств национальных окраин государства Цин. Это были в массе своей пехотные части, осуществлявшие охранную и гарнизонную службу. Они располагались как в городах, так и в особых лагерях, занимавших наиболее важные в тактическом отношении пункты. Данные части находились под непосредственным руководством губернаторов провинций[75]; в некоторых районах Китая они участвовали в военных действиях против повстанцев и имели определенный боевой опыт. Списочный их состав превышал 400 000 человек, однако, по свидетельству европейских путешественников, он не соответствовал действительности. Многие офицеры и губернаторы вносили в списки «мертвые души», чтобы положить причитающиеся на жалованье и довольствие солдат суммы себе в карман.
Именно эти войска в большинстве случаев противостояли англичанам во время войны 1840–42 гг. Их обмундирование было похоже на обычную крестьянскую одежду, отличаясь о последней только синей курткой (у конницы – оранжевой), да значком, указывающим на роту, к которой принадлежал этот солдат.
В отличие от войск «зеленого знамени», «восьмизнаменные» части имели пестрое обмундирование, по сути являвшееся национальной одеждой маньчжур, монголов и подражавших им потомков китайцев-»диссидентов».
Вооружение китайских войск было крайне архаическим. В первую очередь это касалось огнестрельного оружия. Несмотря на довольно большое количество артиллерии, ее составляли пушки, отлитые многие годы назад, за которыми не велся должный уход и которые уступали как по точности, так и по дальности стрельбы английским орудиям. Естественно, ни о каких опытах с нарезным оружием не шло и речи. Артиллерия использовалась и при защите укреплений, и во время полевых операций, хотя с точки зрения европейцев полевая артиллерия китайцев была крайне малоподвижной.
Что касается ручного огнестрельного оружия, то здесь отставание цинской армии оказалось еще бульшим. Удобным в обращении и относительно скорострельным мушкетам англичан противостояли допотопные фитильные ружья и тяжелые фальконеты, устанавливавшиеся на треножники. Такое ручное оружие только сковывало действия китайских полевых частей, не нанося настоящего урона подвижному противнику. По этой причине значительно бульшую роль оно сыграло во время защиты укреплений.
Основным видом вооружения маньчжурско-китайской пехоты и конницы оставалось холодное оружие: стрелы, сабли, пики. Пехотные части обычно строились таким образом, что в первых рядах стояли люди, вооруженные пиками, за ними находились стрелки из ружей и фальконетов, далее следовали воины, вооруженные мечами и луками, а завершал строй ряд солдат с копьями, на которых крепились знамена данной части – необходимый атрибут китайского военного дела.
Все это построение напоминало эксперименты с сочетанием в едином порядке пикинеров, мечников и первых аркебузьеров в европейских армиях середины XVI столетия.
Маньчжурская и монгольская конница являлась одним из видов конных стрелков. Маньчжурские всадники атаковали противника лавой, но, не доезжая до него, пускали стрелы, чтобы перейти к рукопашной только тогда, когда строй противника будет нарушен.
Обучение войск велось на старинный манер и исходя из традиционных для Китая представлений о военном деле. В частности, необходимым считалась тренировка солдат в духе ныне популярных восточных единоборств, когда владение холодным оружием приобретало почти акробатический характер, однако, при всей внешней эффектности движений, заимствованных из практик, напоминающих ушу, было совершенно неэффективным не только в условиях использования огнестрельного оружия, но и в борьбе с отрядом английских солдат, вооруженных ружьями и знающих всего пять-шесть приемов штыкового боя.
Донесения русских офицеров, побывавших в Китае в XIX столетии (уже после «опиумных войн»), пестрят следующими наблюдениями:
«В то время в западном Китае не было редкостью встретить войска, вооруженные луками и стрелами и занимающиеся упражнениями, походившими на представления клоунов или на пляску малайцев…
Кроме построений, ни с чем не сообразных, при таком строе войска убивали много времени на фехтование на саблях, пиках и алебардах, заучивая несколько приемов и производя их с акробатической ловкостью»[76].
«Все передвижения и все маневры этих войск {вооруженных уже по-европейски. – Р. С.} более всего походили на представление в цирке. Солдаты толком не умели обращаться с ружьями.
После некоторого отдыха солдаты вернулись с местным вооружением (с луками, стрелами, длинными саблями, пиками и гингальсами). Видно было, что теперь они себя чувствовали несравненно лучше: ловко действовали своим первобытным оружием, кувыркались с обнаженными саблями и т. д. Стрельба стрелами производилась успешно, и все предпочитали ее стрельбе из ружей. В конце смотра каждый из присутствующих мог подумать, что побывал в театре…»[77]
