Борис Григорьев - Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке
Соловьёв приводит один показательный эпизод, в котором Альфонс XIII для спасения жизни русского подданного использовал свои родственные связи с венским двором. Нашего православного священника Рыжкова, сидевшего в плену в Праге, договорились обменять на львовского униата Шепетицкого, интернированного русскими властями за то, что тот вознёс молитву в храме в присутствии русского генерал-губернатора в честь австрийского императора Франца Иосифа. Шепетицкого отпустили, и он уже находился в Швеции, в то время как Рыжкова австрийцы решили предать смертной казни. Вмешался король Испании, он обратился к австрийскому императору Карлу, и Рыжков был помилован и отпущен в Россию. Иногда помощь короля выражалась в довольно своеобразной форме: узнав о том, что военнопленные его подшефного русского полка пользуются в Австрии некоторыми привилегиями по сравнению с остальными пленными, он обратился в русское посольство с просьбой предоставить аналогичные условия пленным из его подшефных германского и австрийского полков.
…В июне 1916 года приехал новый посол князь Кудашев и вручил королю свои верительные грамоты. Кудашев оказался куда гибче остзейца Будберга: если барон не пожелал первым нанести визиты испанским грандам и остался без контактов с местным аристократическим обществом, то русский князь поступил ровно наоборот и перезнакомился со многими испанцами. К тому же он сделал это в некотором смысле как частное лицо, до вручения верительных грамот королю, без умаления своего посольского достоинства — русский ум оказался гибче остзейского.
После признания Кудашева полноправным послом Соловьёв уехал в очередной отпуск. И вернулся он в Мадрид в конце июля 1916 года, по телеграфному вызову Кудашева. Оказывается, князю надо было срочно выехать в Виши на лечение — за два месяца пребывания в Мадриде он успел подорвать своё здоровье. Дипкорпус пребывал уже в Сан-Себастьяне, где гастролировал балет Дягилева. Осенью в Мадрид к Соловьёву приехали жена и дети — видно, положение в России было уже настолько нестабильным и угрожающим, что дипломат вызвал семью в Испанию.
А в феврале 1917 года в Мадрид пришли вести о революции.
Часть III. Грани профессии
Изучайте людей, старайтесь пользоваться ими, не вверяясь им без разбора.
Екатерина IIГлава первая. Консулы
И в мире нет людей бесслёзней,
Надменнее и проще нас.
А. А. АхматоваКонсульская служба никогда не была популярной у дипломатов.
Причины этому очевидны: если чисто дипломатическая служба была довольно простой, весьма интересной, не предполагала специальных знаний и проходила в основном в приятном общении с интересными людьми, то консульская служба требовала глубоких и специальных знаний, была связана с «крючкотворной» бумажной работой, а если консульским чиновникам и приходилось иметь дело с людьми, то общение с ними, как правило, большого удовольствия им вряд ли приносило.
Посудите сами: в консульские обязанности входят «кляузные» вопросы принятия в подданство и оформление выхода из оного, выдача и продление паспортов своим гражданам, выдача виз иностранцам, загсовские вопросы (регистрация рождений, браков и смертей), нотариат и легализация документов[108], наследственные дела, оказание содействия торговле и судоходству, что означало постоянную работу с судами и их экипажами, учёт российских граждан на территории консульского округа, приведение их к присяге новому государю и наследнику трона, контроль за выполнением ими воинской обязанности, контакты с местными властями и полицией, присутствие в судах и посещение тюрем, в которых сидели россияне, и т. д., и т. п. Помимо этого, многим консульствам, в частности генеральным, был вменён в обязанность сбор политической информации.
Консулу, оказавшемуся на «бойком» месте, из-за огромного объёма работы иногда невозможно было отлучиться в отпуск. Когда надворный советник и вице-консул в Мешхеде Мусников в октябре 1896 года ушёл в отпуск, то вместо него посланник в Тегеране Е. Бюцов был вынужден срочно посылать стажёра миссии Константина Иванова. Но вот беда, докладывал посланник в Центр: «Страдая упорной болезнью глаз, Г. Иванов обратился ко мне с просьбой разрешить ему уклониться на 10 дней от пути следования своего в Мешхед через Баку», чтобы проконсультироваться там у окулиста. Естественно, отпуск Мусникову пришлось на неопределённое время отложить.
Опытный консульский работник, оставивший после себя фундаментальный труд по консульскому праву и практике, барон А. А. Гейкинг считал: «Доступность консула должна, между прочим, выражаться также подходящим адресом… Квартира консула должна помещаться не дальше, чем на расстоянии пяти вёрст от его канцелярии. Произвольное частое отсутствие консула также недопустимо. Всё равно — бывает ли он в официальном отпуску или гуляет по собственному почину на каком-нибудь пляже, или в горах, или в Париже, — служба его от этого неизбежно страдает…»[109]
Ко всему прочему, оклады у консульских работников были намного ниже, чем у дипломатов, карьерный рост ограниченный (не выше генконсула, что соответствовало рангу советника), а ответственности куда больше. Уделом какого-нибудь вице-консула было просидеть с десяток лет в каком-нибудь портовом городишке типа Малаги или Вальпараисо и уйти на пенсию в ранге чиновника не выше IV–V класса. Не удивительно, что дипломаты всячески избегали назначения на консульские должности, и это приводило к появлению в системе Министерства иностранных дел обособленной от «белокостных дипломатов» обиженной консульской касты.
Показательным примером бытующего уже в начале XIX века мнения о престиже консульской службы является попытка Н. И. Тургенева стать генеральным консулом России в Лондоне. Ему надоела душная обстановка Министерства финансов, и он хотел уехать на какое-то время из России. В качестве предлога для этого он использовал только что освободившееся в Лондоне место генконсула. Ходатайство его рассматривалось на самом высоком уровне, и что же? Александр I отказал Тургеневу в его ходатайстве, мотивировав своё решение тем, что должность генконсула была для Николая Ивановича малопрестижна и плохо оплачиваема.
Приведём пример того, как в идеале фукционировала консульская служба в начале XIX века. В ноябре 1824 года в норвежский портовый городок Арендаль зашёл шлюп «Смирный», направлявшийся в русскую колонию в Калифорнии. Заход был вынужденный, судно изрядно потрепал жестокий шторм в Северном море, и прежде чем продолжить дальнейшее плавание, требовалось произвести на нём кое-какие ремонтные работы. Командир шлюпа капитан-лейтенант Павел Афанасьевич Дохтуров немедленно доложил о прибытии почётному российскому генеральному консулу в Кристиансанде надворному советнику Кристьяну Стивену, а тот составил свой подробный доклад и отправил его с курьером в Петербург на имя самого К В. Нессельроде. Дело было государственной важности — недаром накануне Коллегия иностранных дел России проинструктировала всех своих консульских работников о том, чтобы они оказывали «Смирному» всяческое содействие. На деньги консульства (и, по всей видимости, на средства самого генконсула, богатого человека, державшего торговлю) был закуплен необходимый провиант, и начаты необходимые ремонтные работы на шлюпе. Через месяц пришёл ответ, подписанный Карлом Васильевичем, в котором говорилось о том, что КИД уведомила о происшествии военно-морской штаб. Так, в общем-то, при отсутствии современных средств связи, оперативно решались тогда вопросы взаимодействия между консульскими и морскими властями России.
Но за этими скупыми словами стояла огромная работа. Капитан-лейтенанту П. А. Дохтурову нужно было связаться с консулом и внятно и подробно изложить суть происшедшего. Господину К. Стивену надлежало лично осмотреть потрёпанный бурей шлюп, во всём подробно разобраться и составить объективный отчёт, а также оказать экипажу судна финансовую помощь — пока из собственных средств. Чиновникам Коллегии иностранных дел, к которым поступил доклад Стивена, тоже было необходимо оценить сообщение почётного консула, разобраться в происшествии и только потом уже составить соответствующий документ Нессельроде. В этой цепочке событий мог произойти любой сбой, и тогда дело «Смирного» затянулось бы на месяцы, а то и годы.
Деятельность консульских учреждений регулировалась Консульским уставом, разработанным и введённым в действие, как мы уже упоминали, в 1820 году. Потом Устав дополнялся и видоизменялся в 1858 и 1893 годах. Консульства по своему статусу и рангу — в зависимости от важности того города, в котором они учреждались — делились (и делятся поныне) на четыре класса: генеральные консульства, просто консульства, вице-консульства и консульские агентства. Например, Антверпен или Марсель удостаивались обычно учреждения генерального консульства, а тихий персидский городок Пешавар должен был довольствоваться вице-консульством. Соответственно во главе консульских учреждений стояли генеральные консулы, консулы, вице-консулы и консульские агенты или секретари. В штатном расписании генерального консульства могли быть консулы, вице-консулы и консульские секретари, а в составе консульств — вице-консулы и секретари[110]. Кроме того, в структуре посольств и миссий существовали консульские отделы, выполнявшие консульские функции, но их сотрудники чувствовали себя всё-таки посольскими служащими.
