Анатолий Абрашкин - Русский Дьявол
В советское время борьба Бога и Дьявола на русских просторах приобрела новый характер и, как водится, не обошла и сердца вождей.
Глава 15
«Лишний человек» Владимир Ленин
В июле 1917 года Леонид Андреев в статье «Veni, Creator» («Гряди, победитель») писал: «Ты почти Бог, Ленин. Что тебе все земное и человеческое? Жалкие людишки трепещут над своею жалкой жизнью, их слабое, непрочное сердце полно терзаний и страха, а ты неподвижен и прям, как гранитная скала. Они плачут, — твои глаза сухи. Они молят и проклинают, но ты их не слышишь. Что тебе земное? Ты выше слез, выше проклятий, выше презрения, — ты сам есть великое презрение, ставшее над землею». Наверное, не все согласятся с этим мрачным впечатлением писателя от титанической деятельности Ильича. Но мы уже убедились в его необыкновенном даре предчувствовать мировые катаклизмы и выделять их режиссеров. Еще три месяца до Октябрьской революции, но Андреев уже знает, что Ленин победит. Он ведет себя настолько уверенно, что Андреев называет его «почти Богом». Андрееву страшно лицезреть эту нечеловеческую мощь, этот надвигающийся смерч. «Густится мрак, клубятся свирепые тучи, разъяряемые вихрем, и в их дымных завитках я вижу новый и страшный образ: царской короны на царской огромной голове. Кто этот страшный царь? Он худ и злобен — не Царь-Голод ли это? Он весь в огне и крови — не царь ли это Вильгельм? Он с веревочной петлей поверх короны — не царь ли Николай это? Сгущается тьма. Мне страшно!»
Страшно и нам после прочтения этих строк. Уже в июле 17-го Андреев знает, что царь приговорен, что большевики «доят» немцев и сполна расплатятся с ними и что грядет страшный голод. Он видит в Ленине будущего диктатора и абсолютно уверен в его грядущем триумфе. И это не галлюцинация или писательские бредни. «Вон улица и красные флаги. Вон милиция. Вон министры. И все вообще ждут Ленина». Россиян, чье историческое сознание взросло на почве исторического материализма, такого рода пассажи не могут не удивить. А как же «сотни» агентов охранки, выслеживавших вождя? Как это могли министры Временного правительства и милиция содействовать приходу к власти большевиков? Да еще вопрос, который Андреев вроде бы не к месту напрямую задает Ильичу: «Гряди, победитель! Еще недавно ты был никто, — ныне ты почти Бог, Ленин… ты знаешь это?» Богами не становятся, богами рождаются, поэтому андреевский вопрос можно перефразировать так: «Верите ли вы в свою избранность, господин Ленин, или вас мчит рок событий?» Действительно, что думал и чем жил Ильич в критические моменты своего восхождения к власти? Что творилось в тот момент в его душе?
Мы попробуем подобраться к этой теме с несколько необычной точки зрения, обратившись к истории выбора им своего политического имени — ставшим знаменитым псевдонима «Ленин».
Для начала немного истории. В 1940 году, отвечая на вопросы, поставленные Институтом Маркса — Энгельса — Ленина, Д. И. Ульянов писал: «… о происхождении псевдонима Ленин должен сказать, что с Владимиром Ильичем лично об этом никогда не говорил, но имею основание предполагать, что этот псевдоним происходит от названия реки Лена». Какая идея питала такое предположение, Дмитрий Ильич не открыл, но его объяснение стало хрестоматийным. Правда, оно подверглось сомнению, когда историк М. Штейн указал, что в данном случае Владимир Ильич ничего не выдумывал. Попросту в 1901 году он стал обладателем паспорта на имя потомственного дворянина Николая Егоровича Ленина. К Ильичу этот документ попал через Надежду Константиновну, по просьбе которой дочь Николая Ленина стащила из дома паспорт умиравшего отца.
Не будем обсуждать моральную подоплеку этой кражи, согласимся только, что она действительно имела место. Принимая эту историю, казалось бы, следует заключить, что причиной появления псевдонима послужило не пристрастие к сибирской реке, не женское имя Лена (версия Валентинова), а незаконное деяние, связанное с хищением паспорта. Однако так и остается неясным, почему же все-таки Ильич «прикипел» к имени Ленин?
Майкл Коллинз в своем детективе «Страх» написал: «Псевдоним — интересная вещь. Любой специалист скажет, что псевдоним всегда выдаст человека, который его придумал, — нужно только знать побольше о том, что этот человек собой представляет. У каждого из нас, говорят специалисты, нет в голове ничего такого, что не имело бы места где-то в прожитой жизни. Псевдоним стрелкой укажет на какой-то отрезок жизни, если достаточно знаешь об этой жизни. Конечно, иногда многое зависит от того, насколько человек хитер или встревожен в данное время. Большинство мелких преступников берут псевдонимы настолько простые, что их кто угодно может вычислить — обычно это вариация настоящего имени или имя с такими же инициалами. Но и в сложных ситуациях человек не способен придумать ничего такого, что не было бы связано с его жизнью». Ильичу не пришлось выдумывать свой знаменитый псевдоним, но чем-то он оказался ему дорог и близок. Чем же? Что в его жизни могло быть связано с этим именем?..
В этой ситуации имеет смысл возвратиться к мнению Дмитрия Ульянова. Скорее всего, оно зиждется на некоторой интуитивной догадке. Припомним фамилии, происходящие от названий рек, какие нам не раз встречались. Самые известные из них — Онегин и Печорин из русской классики. В произведениях русских писателей обнаруживаются и другие интересующие нас фамилии — Бельтов (фамилия образована от названия пролива Бельт, расположенного на севере Европы), Ильменев, Волгин, Волохов (от Волхова), Висленев (от Вислы), Керженцев. Литературные персонажи с этими именами весьма непохожи друг на друга. Но у них есть одна общая черта — все они герои своего времени. Не выведет ли эта идея нас к тайне псевдонима вождя?
«Исторически и биографически имена знаменательны… Имя определяет личность и намечает идеальные границы ее жизни… Не только сказочному герою, но и действительному человеку его имя не то предвещает, не то приносит его характер, его душевные и телесные черты в его судьбу…» (Флоренский П. Имена). Посмотрим с этой точки зрения на нашу вереницу фамилий. Выделим вначале внутреннюю, объединяющую названные художественные образы символику. Река — живое начало. Не довольствуясь привычным руслом, она ищет новые пути, но вместе с тем размывает почву, подтачивает берега, а вырвавшись из их объятий, подчас творит разрушение. Эта двойственность присуща всем образам «героев нашего времени». «Что такое Печорин? Существо совершенно двойственное, человек, смотрящийся в зеркало перед дуэлью с Грушницким и рыдающий, почти грызущий землю, как зверенок Мцыри, после тщетной погони за Верою» (Григорьев А. Взгляд на русскую литературу после Пушкина).
Теперь о внешней или личностной символике «речных» имен. Она определяется географией, масштабом и характером реки. Так, герценовский Бельтов симпатизирует европейскому мироустроению, полон впечатлений, но бездействует, гончаровский Марк Волохов мелок и недалек, а лесковский Висленев «погорел» на польском вопросе. Имена наших персонажей отражают также их относительную общественную значимость. В размере (протяженности) реки, озера, пролива, связанных с именем героя, можно углядеть меру его влияния на современников. В этом отношении писатель и публицист Волгин из романа Чернышевского «Пролог» — тот, в ком отчетливо проступают черты самого пламенного революционера-демократа, — не знает себе равных.
Но вернемся к Владимиру Ильичу. Он был большой охотник до псевдонимов и имел их в общей сложности более сотни. Он прекрасно ориентировался в отечественной классике и часто извлекал из нее прозвища для окружающих. Ко всему прочему, он был осведомлен о слабости Чернышевского и Плеханова к «геройским» псевдонимам: первый из них написал автобиографический роман, в котором назвался Волгиным, а другой, используя герценовскую идею, выступал в печати как Бельтов. Так что глубинный смысл речных фамилий навряд ли остался загадкой для Ильича. Стоит подчеркнуть также, что самые разные литераторы, обращаясь к этой традиции русской литературы, пытались выдерживать сложившуюся иерархию общественной значимости персонажа, где «пальма первенства» отдавалась революционно настроенным личностям. В частности, яркий консерватор Василий Васильевич Розанов использовал для себя достаточно скромный по сложившимся меркам псевдоним — Ветлугин.
Река Лена по протяженности превосходит все русские реки, и Волгу в том числе, поэтому в начале века псевдоним Ленин сулил своему обладателю взлет, не снившийся Волгину-Чернышевскому. Тот же «закон сравнения» предсказывал Ленину восхождение куда более крутое, нежели Бельтову-Плеханову. Предсказания псевдонима завораживали. Превзойти Плеханова — значит стать первым теоретиком партии, безусловным лидером российской социал-демократии. Затмить же Чернышевского можно было, только осуществив главную мечту его жизни — мечту о социалистической революции. Таким образом, имя «Ленин» прочно соединялось с идеей грядущей революции.
