Александр Костин - Слово о полку Игореве – подделка тысячелетия
Объясняя читателям, почему роман «Езда на остров любви» он перевел не «словенским языком», «но почти самым простым русским словом, то есть каковым мы меж собой говорим», Тредиаковский обосновал свою языковую позицию: «Язык словенский у нас церковный, а сия книга мирская». Тем самым он сформулировал впервые одно из основных требований классицизма – единство содержания и формы, понятого как соответствие темы произведения жанру и стилю. Плодотворной была и мысль писателя об опоре литературного языка на разговорную речь. С этого момента Тредиаковский смело вступил на путь «обмирщения» русского литературного языка, о чем он пишет в предисловии к роману, четко формулируя принципы «обмирщения», помимо вышеуказанного: «…язык словенский в нынешнем веке у нас очюнь темен; и многие его наши читая неразумеют; А сия книга есть сладкия любви, того ради всем должна быть вразумительна. Третия: <…> язык словенской ныне жесток моим ушам слышится, хотя прежде сего не только я им писывал, но и разговаривал со всеми…»[412].
Трудно переоценить роль Тредиаковского в становлении классицизма – нового и наиболее значительного явления литературной жизни России в первой половине XVIII века. Выступая пионером этого направления в русской литературе, он способствовал становлению творческих принципов классицизма, достигаемого ценой широкого использования античного наследия, рационалистических тенденций в художественном мироощущении, утверждения душевного равновесия путем разумного самоограничения.
В соответствии с этими установками основное место в поэтическом творчестве Тредиаковского занимает политическая лирика. Ее основная тема – прославление исторических свершений русской государственности. Лирике Тредиаковского присуща ораторская окраска. Его оды – своеобразные витийственные речи в стихах, посвященные монархам и знаменательным событиям в общественной жизни страны. То или иное событие Тредиаковский-поэт рассматривает лишь как исходный момент. Оно интересует его не как материал для повествования, а как предмет для размышлений. Сила и художественная специфика од Тредиаковского заключается в стремлении к обобщению и передаче тех общих чувств и мыслей, которые вызывают у него осмысление судеб страны и ее истории. В одах Тредиаковский воспевал величие духа и патриотизм монархов, считая, что их гражданственные убеждения должны служить образцом соотечественникам-россиянам, подданным государства. Как бы риторичны и интеллектуально сгущены ни были политические стихи Тредиаковского (к числу лучших из них принадлежит «Ода на день коронования Елисаветы Петровны. 1742», «Ода о сдаче города Гданска», «Похвала Ижерской земле и городу Санктпетербургу», «Ода благодарственная» и др.), они отнюдь не лишены эмоциональности. Основная их тональность – приподнятая торжественность, в некоторых произведениях она приобретает помпезно-барочный оттенок. В одах Тредиаковского находят выражение и отзвуки затаенного трагизма, вызванного противоречиями жизни страны, тревогой за ее будущее, а также собственной неустроенной жизни.
Следует отметить, что личная жизнь Тредиаковского была трудна и унизительна, поскольку зависела от прихотей и власти вельмож. Он испытывал на себе пренебрежительное отношение сановников, писал стихотворения на случай для поздравления, переводил бессмысленные комедии для придворных спектаклей и военные уставы. Эти никчемные занятия создавали ощутимые помехи его писательской и научной деятельности. Тем не менее Тредиаковскому удалось все же совершить целый ряд открытий.
Наибольший вклад в развитие русской поэзии внес Тредиаковский начатой им реформой силлабического стиха.
В 1734 году он написал необычным размером поздравительное стихотворение, а в 1735-м опубликовал «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определением до сего надлежащих знаний». В своем трактате Тредиаковский произвел коренную реформу русского стихосложения, введя в него тоническую систему. Истории русской поэзии до выхода этой работы неизвестно ни одного сонета, рондо, мадригала, эпиграммы или эпистолы на русском языке. Да и с элегиями русского читателя впервые познакомил именно Тредиаковский. Он не только вводил эти формы в русское художественное сознание, но и впервые на русском языке рассказывает содержательную сущность этих форм.
Вместо господствовавшей в середине XVII века силлабической системы, в которой стихи должны были содержать одинаковое количество слогов (одиннадцать или тринадцать), Тредиаковский предложил новое стихосложение, в котором главное значение приобрело обязательное ударение на предпоследний слог в стихе – так называемое женское окончание стиха (оно обычно встречалось и у силлабиков) – и обязательное ударение на последний слог перед паузой-цезурой внутри строки – мужское окончание полустишия. Впервые по отношению к русскому стиху был предложен термин «стопа» – сочетание двух слогов, – заимствованный из французского стихотворения. Тредиаковский не настаивал на жестоком распределении всех ударений в стихе, но рекомендовал писать стихи хореическими стопами – двусложиями из ударного и безударного слогов.
Внимательным читателем сочинения Тредиаковского был Ломоносов, испещривший поля его печатного издания многочисленными латинскими и русскими пометами – порой крайне едкими и недоброжелательными. Какой-то безымянный читатель XVIII века, познакомившийся с ломоносовским экземпляром, сделал в книге запись: «Уж так он зол, как пес был адский»[413]. В 1739 году Ломоносов присылает из Германии собственное руководство по стихосложению вместе со своей «Одой на взятие Хотина». Он ориентировался на немецкое стихосложение. Позиция Ломоносова была намного радикальнее и одновременно жестче, чем у предшественника. Силлабическое стихосложение безоговорочно отвергалось, в стихах следовало строго соблюдать последовательность ударных и безударных стихов, по возможности избегая отступлений от метрической схемы. В отличие от Тредиаковского Ломоносов отдал абсолютное предпочтение не хорею, а ямбу, хотя перечислил в своем сочинении и другие виды стоп, в том числе трехсложных. Бо́льшую гибкость, чем Тредиаковский, он проявил только по отношению к рифме, допустив чередование мужских (с ударением на последний слог) и женских (сударением на слог предпоследний) рифм.
«Письмо о правилах российского стихотворства» Ломоносова было опубликовано только через несколько лет после написания, но получило известность намного раньше. Спустя тринадцать лет после ломоносовского выступления обиженный Тредиаковский решил напомнить о своем приоритете и одновременно скорректировать собственные суждения 1735 года. В 1752 году он написал трактат «Способ к сложению российских стихов, против выданного в 1735 году, исправленный и дополненный». В нем содержался детальный анализ четырнадцати стихотворных размеров (двух– и трехстопных и их сочетаний друг с другом) и различных видов рифмовки и строфики. Трактат был новаторским, Тредиаковский опередил время, предварив позднейшие эксперименты в ритмике и метрике. Идея свободного сочетания разнородных стоп была близка эстетическим представлениям уходящей литературы барокко, которая культивировала контрасты всякого рода – ритмические, стилистические и смысловые. Но эта идея противоречила классицистическому принципу «регулярности», правильности, утвердившемуся в русской литературе. «Эти метрические опыты Тредиаковского были для современников уже смешны: эпоха барокко кончалась, начиналась эпоха классицизма, искавшая не изобилия и разнообразия, а экономной рациональности поэтических форм. Но «Способ к сложению российских стихов» 1752 года остался основополагающей книгой по русскому стиховедению для многих поколений: все, что писалось о стихе в учебниках словесности XVIII—XIX веков, восходило, обычно из вторых рук, к Тредиаковскому <…>»[414].
Различие позиций Тредиаковского и Ломоносова, выраженных в их сочинениях по стихосложению, проявляется и в том, что автор «Оды на взятие Хотина» решительно начинает историю русского стиха с «чистого листа», в то время как Тредиаковский – особенно в трактате 1752 года – ориентируется на античную традицию и на русский фольклор и не разрывает связей с силлабическим стихотворством. «Когда Тредиаковский связывает новый стих с силлабикой, это не рецидив старых привычек, а осознанное, хотя еще и предварительное и не вполне последовательное выражение нового отношения к стиху»[415]. Автор двух «Способов…» стремится сохранить преемственность по отношению к национальным традициям в словесности.
Реформа стиха Тредиаковского и Ломоносова определила судьбу русской поэзии по крайней мере на полтора-два века вперед: силлабическое стихотворство кануло в прошлое, ему на смену пришла система стиха, получившая название силлабо-тонической (Тредиаковский называл ее просто тонической). Только к исходу XIX и в XX веке силлабо-тонику несколько потеснили другие виды стиха. Но четырехстопный ямб, которым была написана в 1739 году ломоносовская ода на взятие русскими войсками турецкой крепости Хотин, и поныне остается основным размером русской поэзии.
