Виктор Бердинских - История одного лагеря (Вятлаг)
Другим кровососом, "сподвижником" Виктора (Болтунова) на Комендантском лагпункте был "Вилка" – сержант, у которого не было 3-х средних пальцев. Кузьмин, кажется, его фамилия. Рассказывают, что рука "воров" достала-таки его где-то в Карелии…
А однофамильцы Гилевы, измывавшиеся над недужными заключенными на 16-ом больничном лагпункте?!.
Жив еще пока и знаменитый проводник собак, принесший из "розыска" 64 пары ушей беглецов: уши ценятся – пенсия у него высокая, хотя он все-таки жалуется, что мало, дескать, платят…"
А сколько вольнонаемных сотрудников просто сгинуло, пропало, погибло в тяжкой, тлетворной лагерной круговерти, постепенно опускаясь, спиваясь, теряя должности, звания, семью, да и жизнь?..
Очень типична в этом смысле судьба лейтенанта внутренней службы Василия Никифоровича Надеева, 1915 года рождения, выходца из крестьян деревни Табачная Свечинского района Кировской области, образование низшее, бывшего сотрудником Вятского ИТЛ в 1939-1951 и в 1953-1957 годах.
Вятлаг, где Надеев служил почти с самого его основания – командиром отделения, взвода, дивизиона ВОХР (1939-1947 годы), заместителем начальника, а затем и начальником 3-го ОЛПа (1947-1950 годы), – полностью сформировал этого человека и подмял его под себя.
Ничем особенным на службе, даже будучи начальником ОЛПа, Надеев себя не проявлял: "хозяин" как "хозяин" – в "меру" неграмотный, исполнительный и безалаберный одновременно. Не дурак выпить (за пьянки неоднократно "обсуждался" на партбюро), любитель "побаловаться" с заключенными женского пола, а иногда – и кулаками помахать… Впрочем, все это – в пределах "допустимой" для лагерного начальства "нормы"…
И все же в марте 1950 года Надеев на чем-то (говоря языком "зоны") "прокололся". Видимо, кто-то "настучал" на "конкурента-соперника" или "обидевшего хозяина", и (по официальной версии – за "должностной проступок") Надеева понизили в чине – сослали начальствовать на глубинный лагпункт при 18-ом ОЛПе (март 1950-февраль 1951 годов).
Главных, действительных причин этой "опалы" мы не знаем – они на бумагах в личном деле не фиксировались, шли по "оперативным каналам". Но несомненно, что Василий был уже "на крючке" у "кумовьев", хотя образа жизни своей (пьянки-гулянки и прочее) не менял, что и кончилось для него очень печально: Надеев вновь снят с должности и в мае 1951 года осужден военным трибуналом по пункту "а" статьи 193-17 и части 2 статьи 74 тогдашнего УК РСФСР (за злоупотребление властью, хулиганство, склонение к сожительству заключенных-женщин, рукоприкладство к осужденным, недостойное поведение в общественных местах) к 6 годам лишения свободы.
Отбывал срок наказания бывший "чекист" в одном из уральских лагерей (п/я N 35, станция Асбест), освободился по амнистии в 1953 году.
Как истинный "питомец" Вятлага, Надеев после освобождения вернулся в "родной" лагерь, работал здесь (в качестве вольнонаемного) начальником глубинного лагпункта (май 1953-апрель 1954 годов), директором лесозавода N 3 (апрель 1954-январь 1956 годов), заведующим производством на том же лесозаводе (июль 1956-апрель 1957 годов).
"Потихоньку" спивался. Жена бросила. Остался один. И финал – 19 апреля 1957 года в 13 часов бывший лейтенант Надеев повесился на бельевом шнуре в сарае возле барака, где обретался "горьким бобылем"…
Можно назвать это рядовым случаем.
Но признаем право на существование и для другой точки зрения: в этом локальном эпизоде вятлаговской истории отразилась трагедия судеб целого поколения малограмотных лагерных начальников первичного звена – "выдвиженцев из народа", опьяненных своей незаслуженной, нежданно обретенной властью, развращенных ею, использованных в качестве безотказных исполнителей и раздавленных гулаговской системой.
К этому остается лишь добавить, что жизнь в лагере и возле него не скучна и не бедна событиями, но она безрадостна и тяжка.
Вырваться подавляющему большинству людей из этого воистину дьявольского круга – дело непосильное.
Лагерь – намертво, навсегда – "отформовал" их по своим нечеловеческим, запредельным меркам…
ГЛАВА V. "ГРАЖДАНЕ-НАЧАЛЬНИКИ"
Тюрьма есть ремесло окаянное, и для скорбного дела сего зело ист ребны люди твердые, добрые, весе лые.
Петр I.Где теперь крикуны и начальники?
Отшумели и сгинули смолоду…
А молчальники вышли в начальники,
Потому что молчание – золото.
Александр Галич,
"Старательский вальсок".
У каждого были причины свои:
Одни – ради семьи.
Другие – ради корыстных причин:
Звание, должность, чин…
И Бог – усталый древний старик,
Прячущийся в облаках,
Был заменен одним из своих
В хромовых сапогах.
Б.Слуцкий.Пожалуй, только в лагере, в этом изолированном микрокосме, можно наиболее глубоко постичь суть и смысл советско-сталинской политической системы, проникнуть мыслью в самую ее сердцевину. Нам и сейчас не до конца понятны механизм этой системы, технология управления бесправными человеческими массами. Как могла сравнительно небольшая группа администраторов-номенклатурщиков в лагерях заставить беспрекословно починяться себе многие тысячи людей? Видимо, все дело в продуманной и отлаженной управленческой структуре, идеально выстроенной властной пирамиде, наверху которой есть место только для одного – начальника, "хозяина". Вне зависимости от своих личных качеств, начальник ИТЛ приобретает (в глазах безраздельно зависящего от него лагнаселения) харизматический ореол, черты мифической личности. Его скромные добродетели и способности (так же, как и отрицательные черты характера) гипертрофируются, приобретая чуть ли не вселенский масштаб.
Вместе с тем, по образному замечанию одной бывшей политзаключенной с огромным "гулаговским стажем", лагерь – это хитроумное изощренное приспособление, чтобы ставить людям ловушки, используя все их слабости и достоинства. Это – ловушка на "живца", на человека, причем любого человека – как заключенного, так и "вольного". С учетом этого обстоятельства, начальник лагеря еще более несвободен в своих действиях, чем заключенный-бригадир с дальней "зоны"-подкомандировки. В этой "ловушке" человек выворачивается наизнанку, ставится в такое безвыходное положение, когда он неминуемо должен совершить какую-то подлость, "преступить" запретную нравственную черту. А "преступив", он оказывается на "крючке", неважно у кого – вышестоящего начальства, подчиненных, женщин, своей больной совести… "Все против всех" – таков основополагающий неписанный закон лагерного бытия. Трясина лжи, лицемерия, предательства постепенно засасывает человека: сделав один шаг, неизбежно приходится делать второй, и здесь в силу вступают простые правила жестокой игры, любое отступление от которых чревато смертью – моральной, а то и физической…
Любой начальник ИТЛ головой своей отвечает за порядок в лагере и выполнение им производственного плана. Но чаще всего сил и способностей хватает только на одну из этих задач. К тому же двойственная (по сути) роль советских лагерей (как институтов "наказания и перевоспитания" и как производственных структур одновременно) делает эти задачи заведомо невыполнимыми, порождает ситуацию "сшибки": ведь первая функция по определению вступает в непримиримо острый конфликт со второй. Тем самым существенно подрывается формальное всевластие начальника лагеря. Не будет далеким от истины утверждение, что в реальности этот внешне всесильный лагерный бонза в большей степени зависит от "духом и телом" принадлежащего ему среднестатистического "исполнителя программы", чем последний от своего "хозяина".
Рычаги влияния заключенных на лагадминистрацию, как правило, недооцениваются, а они очень весомы и ощутимы. В обыденной практике лагерное начальство любого уровня (в том числе самого высшего) вынуждено вступать в негласные договорные отношения с подвластным "контингентом", особенно – с его уголовной "элитой". А поскольку система внеэкономического принуждения к труду порочна, ненадежна, нестабильна изначально, она предопределяет непрочность, постоянную зыбкость положения казалось бы всемогущего начальника Управления лагеря: можно, например, успешно выполнять "производственную программу" пять лет подряд, но на шестой год внезапно "проштрафиться" – и "загреметь" с должностным понижением в какой-нибудь еще более отдаленный, маленький или просто "агонизирующий" ИТЛ…
И все же (пусть крайне редко) некоторые "самородки" умело овладевали искусством карьеры в НКВД-МВД, нащупывали реальные рычаги воздействия на гулаговское начальство, в меру своего разумения находили для себя формулу удачного практического применения законов лагерной "политики и экономики". Попытаемся на конкретных судьбах таких "удачников" – начальников Вятлага 1930-х – 1950-х годов – рассмотреть все особенности, предпосылки и повороты их служебной карьеры. Здесь имеют значение любой (даже самый мелкий) биографический факт, незначительная пометка в послужных документах. В определенном смысле, большинству из этих людей просто повезло, ибо множеству их коллег (не менее опытных и более профессионально подготовленных) судьба уготовила другую участь – быть перемолотыми безжалостной машиной НКВД в лагерную пыль…
